Она запнулась, голос ее дрогнул.

– Что – кроме того?

– Я боюсь серьезно увлечься, если останусь.

– Понимаю, но ты же влюблена в него, не правда ли?

– Да, – почти прошептала Эмма. Фрэнк взял ее за руку.

– Он знает, что ты уезжаешь?

– Нет еще. Я оставила ему записку в „Ритце”. Он получит ее, когда сегодня вечером заедет за мной в отель.

– Не очень красивую шутку ты сыграла с этим бедным парнем.

– Это то, что я должна была сделать. Теперь, дорогой, заткнись, пожалуйста, по поводу Пола Макгилла и поторопи водителя. Я не хочу опаздывать на свой поезд.

При всей своей рассудительности, Эмма могла быть весьма импульсивной, особенно когда что-нибудь затрагивало её глубинные чувства, и она действовала импульсивно в тот день, когда столь неожиданно вернулась в Йоркшир. Понимая, что не в состоянии сопротивляться очарованию Пола Макгилла, охваченная страхом, она в панике упорхнула.

Уже давно Эмма заключила – она несчастна в любви с мужчинами, которые ей нравятся. Либо они разбивают ей сердце, либо она им. Ее отношения с ними никогда не были равными с обеих сторон. Она сомневалась, что сумеет нанести душевную рану самоуверенному Полу Макгиллу, но была уверена, что ее с ним не ждет ничего хорошего. Удовлетворенность своим бытием, в котором она сейчас пребывала, была поставлена под угрозу. Она не должна рисковать своим благополучием ради эмоциональной встряски. Только бизнес мог быть полем для риска.

Но теперь, два дня спустя, Пол не подавал никаких признаков жизни, и это начинало смущать ее. „Разве это слегка не разочаровывает тебя?” – предательская мысль ворочалась где-то в дальнем углу ее мозга, когда она сидела, устало улыбаясь и не отрывая глаз от молчавшего телефона. „Возможно, но зато я чувствую облегчение”, – уговаривала она себя и взглянула на лежавший перед нею последний отчет о деятельности „Эмеремм Компании”. Но ее вникание тут же отвлеклось, и она вернулась мыслями к Полу.

На протяжении двух недель он старался предугадывать любое ее желание. Он был очарователен, обходителен, галантен и вел себя более или менее по-джентльменски. Да, он обнимал ее, и его поцелуи были чувственными, а его прикосновения – полными страсти. Она понимала, что Пол знал об ответном желании, поднимавшемся в ней, но никогда не терял контроль над собой. Он ни разу не сделал ей ни одного нескромного предложения, не пытался совратить ее, и эта его сдержанность даже несколько разочаровала Эмму, несмотря на то, что она была глубоко признательна ему за такие проявления рыцарства.

Она вздрогнула, вспомнив его пылкие объятия, и воспоминания о Поле мгновенно нахлынули на нее. Совершенно очевидно, что он сразу забыл про нее. Или, может быть, он вне себя от удара, который она нанесла его гордости. При его дьявольском высокомерии это должно было сильно потрясти его. Она оказалась намного более стойкой, чем остальные женщины, встречавшиеся ему на пути. „Слишком стойкой для майора Макгилла, – подумала Эмма, – но он опасен и коварен”. Однако, разочарование вновь охватило ее, и она покачала головой, размышляя о собственной непоследовательности. Потом Эмма заставила себя взглянуть на бумаги, разложенные на столе. Дела требовали от нее внимания и полной сосредоточенности.

В дверь постучала и торопливо вошла Глэдис, порозовевшая от смущения.

– К вам посетитель, миссис Харт, – сказала она, останавливаясь перед письменным столом Эммы.

– У меня не назначено никаких встреч на это утро, – нахмурилась Эмма. – В чем дело, Глэдис? Вы кажетесь очень смущенной…

Эмма замолчала, и ее сердце замерло. Она уже догадывалась, что ответит Глэдис: она знала лишь единственного человека на свете, который способен вызвать такое особое выражение в женских глазах.

– Там майор Макгилл, миссис Харт. Он сказал, что вы не ждете его, но обязательно захотите его принять.

Эмма с непроницаемым лицом кивнула.

– Да, конечно, я приму его, Глэдис.

Пол шагнул в кабинет и, плотно закрыв за собой дверь, застыл перед Эммой. Он был одет в шинель поверх формы, фуражка лихо заломлена набок. В руке он держал корзинку для пикника, но палка, на которую он обычно опирался, отсутствовала.

Пол выразительно посмотрел на нее.

– Трусиха, – сказал он.

– Что вы делаете в Йоркшире? – спросила Эмма, стараясь казаться спокойной, но ее сердце рвалось из груди, а ноги превратились в вату.

– Я приехал позавтракать с вами. – Он протянул руку и погрозил ей пальцем. – Вы всегда завтракаете у себя в офисе, я знаю, не отпирайтесь. Я это предвидел и захватил завтрак с собой, так что предлога отказаться у вас нет. – Он кивнул на корзинку. – Я не могу отвечать за еду из „Метрополя”, но шампанское – „Дом Периньон”, это я гарантирую.

– Вы весьма предусмотрительны, – тихо сказала Эмма, собирая остатки самообладания.

– Конечно, еще бы!

Пол поставил корзинку на стул, бросил в нее фуражку и, шагнув к ее столу, вытянулся, опираясь руками на крышку стола и не сводя глаз с ее побледневшего лица.

– Вы струсили и сбежали, – заявил он. Эмма не могла отрицать этого и промолчала.

– Кого вы испугались? Меня? Или самой себя? – потребовал он ответа неожиданно резким голосом.

– Я не знаю, – ответила Эмма, упершись глазами в стол. – Наверное, вас.

– Вы – маленькая глупышка! Неужели вы не поняли, что я люблю вас?

Он обошел вокруг стола и схватил ее в свои объятия, его твердые и требовательные губы сомкнулись у нее на устах, руки сильно и неумолимо сжимали ее плечи. Эмма была не в силах сопротивляться. Она обвила его руками, отвечая на его поцелуи. Волнение, которое он всегда возбуждал в ней, огнем сжигало ее тело. У Эммы потемнело в глазах, слабость постепенно разливалась по телу, начинаясь где-то у бедер. Неожиданно, так, как он часто делал раньше, Пол отстранился и пристально посмотрел на нее сверху вниз, сжимая ее лицо в своих ладонях. Его сине-фиолетовые глаза стали почти одного цвета с черными бровями и смотрели на нее со всей серьезностью. Пол покачал головой.

– Неужели вы думали, что какие-то несколько сотен миль испугают меня? – Он рассмеялся. – Я же – австралиец, и расстояния для меня – ничто. Или вы ничего не слышали обо мне, Эмма? О том, какой я настырный?

Обняв Эмму, он крепко прижал ее к себе и рассмеялся снова.

– Что мне делать с вами, моя Эмма? Моя упрямая, самовольная, но обожаемая мною Эмма? Приручить вас? Но я не знаю, какой уздой можно вас удержать.

Эмма вцепилась руками в его шинель. Она потеряла дар речи, мысли хаотично метались в голове. Что он сказал? Что он любит ее? Сердце ее трепетало, ноги дрожали, она не осмеливалась открыть рот потому, что в этом случае она непременно скажет, что тоже любит его.

Казалось, что Пола совершенно не смутило ее молчание.

– Прежде всего мы с вами позавтракаем. Потом вы, кажется, собирались показать мне свой универмаг, а затем мне хотелось бы осмотреть ткацкую фабрику Лейтона. – Он улыбнулся своей притягательной, слегка кривоватой улыбкой. – Позднее я хочу познакомиться с вашими детьми и надеюсь, что вы пригласите меня пообедать. Вы же не захотите бросить одинокого солдата вечером на произвол судьбы в этом забытом Богом городе?

– Да, Пол, – прошептала Эмма.

Пол Макгилл провел в Йоркшире три дня, и за это время он открылся Эмме совсем с другой стороны. Еще в Лондоне она чувствовала его искренность, и хотя он производил впечатление легкомысленного человека, которому трудно сохранять серьезность на мало-мальски продолжительное время, Эмма догадывалась, что это далеко не так, и она не ошиблась. Теперь его серьезность стала ей очевидна. Он оказался очень добрым и воспитанным человеком, что особенно ярко проявилось в его отношениях с ее детьми. Пол внимательно слушал Эдвину, добродушно отвечая на ее бесконечные вопросы об Австралии, и на равных общался с Китом. Тот ловил каждое слово Пола и был в полном восторге, когда Пол катался с ним на салазках или играл с ним в его игрушечную железную дорогу в детской.