Эмме казалось, что Полу удается пробуждать самые лучшие стороны в ее детях, и даже Эдвина, обычно столь замкнутая, стала понемножку высвобождаться под воздействием его неодолимой жизнерадостности и обаяния из своей раковины, в которой она, будто улитка, прятала свою душу. Эмма пристально следила за Полом, радуясь тому неподдельному интересу, который он проявил к ее семье. Но она также часто замечала странную тоску в его фиолетовых глазах, появлявшуюся в моменты, когда, как ему казалось, никто не смотрит в его сторону. Она недоумевала по поводу причины этой тоски, и этот необыкновенный мужчина, такой неотразимый и неординарный, все больше занимал ее.

В день своего отъезда Пол сказал Эмме:

– У меня остается очень мало времени, Эмма. Мне скоро надо возвращаться во Францию. Не могли бы вы приехать ко мне в Лондон в ближайшее время?

Эмма не заставила себя просить дважды.

– Да, – ответила, она улыбнувшись ему. Он легонько коснулся ее щеки: „Когда?”

– Завтра утром у меня назначена деловая встреча. Но я могу приехать на следующий день, в пятницу.

– А не могли бы вы выехать прямо завтра, во второй половине дня? Время подгоняет нас.

– Хорошо.

Он приблизил свое лицо к ее.

– Вы уверены, что хотите приехать, Эмма?

– Да, я уверена.

Сказав это, Эмма поняла, что тем самым она взяла на себя определенные обязательства перед ним.

Стоял пронизывающий холод, моросил дождь, когда февральским вечером Эмма вышла из вагона поезда на вокзале Кинг-Кросс. Она заметила Пола первой. Он стоял у барьера, где проверяют билеты, в шинели с поднятым воротником и, как обычно, в заломленной набок фуражке. Сердце затрепетало в ее груди, и она бегом бросилась к нему, не останавливаясь до тех пор, пока не оказалась в его объятиях, запыхавшаяся и смеющаяся, с сияющим от радости лицом.

Пол крепко прижал ее к груди, шепнув, что она превосходно выглядит, и, кликнув носильщика с ее багажом, увлек ее в автомобиль своего отца, командуя в своей обычной манере. Пока они ехали по вечерним лондонским улицам, Эмма обнаружила перемену в Поле. Хотя он непринужденно болтал о пустяках, держа ее за руку, его голос звучал выше обычного, и Эмма ощущала тщательно скрываемое им волнение. Он хорошо владел собой, но его внутреннее напряжение было очевидным.

Не доехав до отеля „Ритц”, где Эмма обычно останавливалась, Пол остановил „даймлер” и сказал:

– Здесь я выйду и остаток пути пройдусь пешком.

– Зачем? – удивленно взглянула на него Эмма. Пол усмехнулся.

– Я знаю, насколько вы осторожны, и не хочу смущать вас сразу после прибытия. Соберитесь с мыслями, а я зайду через часок выпить с вами. Так или иначе, вам надо побыть одной, переодеться, принять ванну.

– Отлично. Тогда встретимся через час.

Он кивнул, выскочил из автомобиля и захлопнул за собой дверцу. Эмма осталась сидеть на месте, тронутая его внимательностью. Внезапно она ощутила такое острое чувство потери, почувствовала себя такой одинокой, что непроизвольно вздрогнула. „Какая же я глупая, ведь мы увидимся так скоро”, – подумала Эмма.

Гостиная в ее номере выходила окнами в Грин-Парк. В камине полыхал огонь, все лампы были включены и заливали ярким светом комнату, заставленную цветами. Букеты были всюду и все – от Пола, что Эмма немедленно обнаружила, читая воткнутые в каждый букет маленькие смешные записочки. Она улыбнулась от удовольствия, но долго радоваться такому вниманию с его стороны у нее не было времени. Эмма торопливо распаковала чемоданы, развесила платья и искупалась в огромной мраморной ванне.

Ванна согрела ее промерзшее до костей тело и оживила ее. Эмма накинула белый шелковый халат и присела, напевая под нос, к туалетному столику, чувствуя себя счастливой, как никогда. Она долго расчесывала свои длинные волосы, пока те не засияли в свете ламп, и принялась медленно закалывать их на затылке. Эмма готовилась воткнуть последнюю шпильку, когда, почувствовав, что она не одна в комнате, замерла и напряглась всем телом. Она медленно повернула голову и чуть не упала с кресла. В спальне неожиданно возник Пол. Он стоял, скрестив ноги, с бокалом в руке и внимательно разглядывал ее.

– Прошу прощения, я не хотел испугать вас. Мне бы следовало постучать, – сказал он. – От вас невозможно оторвать глаз, моя радость.

– Как вы проникли сюда? – прошептала Эмма.

– Естественно, через дверь.

Он шагнул к туалетному столику и положил перед ней маленький футляр для драгоценностей.

– Это вам. Наденьте.

Эмма бросила на него короткий удивленный взгляд и открыла футляр. Изумрудные серьги зеленым огнем горели на черном бархате. У Эммы перехватило дух.

– Пол! Они великолепны! – Она нахмурилась. – Но я не могу принять их. Они слишком дорогие.

– Наденьте их, – приказал он.

Эмма дрожащими пальцами вдела изумруды себе в уши и через зеркало взглянула на Пола.

– Они несравненны! Откуда вы узнали, что изумруды – мои любимые камни?

Он улыбнулся в ответ.

– Ниоткуда. Но с такими глазами, как у вас, вы должны носить только изумруды, они – отражение ваших глаз.

Пол поставил свой бокал на столик и, слегка взяв Эмму за подбородок, закинул назад ее голову и поцеловал ее в лоб.

– Если вы не примете их, то глубоко меня оскорбите своим отказом. Возможно, я навсегда перестану разговаривать с вами.

– В таком случае, я чувствую, что обязана принять их. Но это слишком экстравагантно с вашей стороны. Благодарю вас, Пол.

Он отошел от нее.

– Давайте перейдем в другую комнату и немного выпьем, – произнес он, останавливаясь в дверях.

– Сию минуту, я только надену платье.

– Не стоит беспокоиться. Я хочу поговорить с вами. Вы и так прекрасно одеты.

Эмма запахнула белый шелковый халат и последовала за ним, чувствуя себя слегка смущенной, но, заинтригованная его тоном, не стала возражать. Голос Пола показался ей грустным, и сердце ее упало. Может быть, ему надо уезжать во Францию раньше, чем он ожидал? И в этом причина его напряженности? Когда они вышли в гостиную, Эмма сразу увидела, каким образом он сумел проникнуть так незаметно в ее номер. В дальнем конце гостиной была распахнута дверь, и через нее виднелся другой номер, совершенно идентичный ее собственному. Эмма, не подготовленная к столь интимному устройству их апартаментов и смущенная столь явным намеком на то, что из этого следовало, запнулась на пороге.

– Так вот, как вы сюда попали, – с легким раздражением в голосе заметила она.

Пол игнорировал это ее замечание.

– Я думаю выпить виски, но вы, как известно, предпочитаете вино. Я налью вам бокал шампанского.

Эмма следила глазами за расхаживающим по гостиной Полом, и возмущение нарастало в ней с новой силой. „Пол слишком самонадеян! Он воображает, что нашел во мне пылкого и заинтересованного партнера в этой маленькой… забаве”. Эмма сжала губы. Она опять непоследовательна. Неужели она не поняла раньше, в тот самый момент, когда она вошла в вагон, что обратной дороги не будет? Тогда почему разыгравшаяся перед ней сцена так шокирует ее? Это как раз то, к чему он стремился с самого начала, что само собой предполагалось, когда она согласилась приехать в Лондон. И, вероятно, она сама дала ему повод думать именно так.

Пол подошел к Эмме, вручил ей бокал шампанского, сел напротив и, будто прочитав ее мысли, сказал:

– Я не удивляюсь, что вы рассердились, Эмма. Я понимаю, что вы выведены из равновесия и смущены, не так ли?

Она ничего не ответила и, чтобы скрыть волнение, не поднимая глаз от бокала, быстро отпила глоток шампанского.

– Я – чудовищный идиот. С моей стороны это было ужасной самонадеянностью, и я прошу прощения за свое нахальство. Я догадываюсь, что вы подумали о моих намерениях, увидев эту открытую дверь в соседний номер: соблазнение, конечно, тщательно продуманное, к которому я готовился все эти недели. – Его губы скривились в легкой, ироничной по отношению к нему самому улыбке. – Я не слишком искусен, не правда ли? Вы думаете, что еще в машине я решил поставить вас в положение, из которого вам будет совсем не просто выпутаться? Итак, я помогу вам. Сейчас я собираюсь допить этот стакан, после чего я выйду через эту дверь, а вы заприте ее за мной. Когда вы оденетесь, я зайду за вами, и мы отправимся обедать. Никаких обязательств с вашей стороны, ни сейчас, ни потом. Хорошо?