— Сергей Семенович… — произнес невидимый Коля убитым тоном гофмаршала, у которого посреди большого королевского приема вдруг упали шитые золотом панталоны, открыв ситцевые трусы в дырках и заткнутую за резинку оных украденную золотую ложку с алмазным вензелем сурового монарха…
— Что?
— Вы уж сами посмотрите…
Старший встал, исчез в темноте. Вспыхнул узкий луч фонарика, послышалась энергичная матерщина. Тут же вернувшись, старший склонился над распластанным Кирьяновым:
— Это что, четвертая плоскость?
Ободренный впервые зазвучавшими в этом голосе нотками неуверенности, Кирьянов злорадно ответил:
— Представления не имею, четвертая или пятая с половиной. Одно знаю: вас, клоунов, здесь быть не должно, вы куда-то не туда забурились, идиоты! Не знаю, как там у вас, не бывал, а у нас Троцкий лет шестьдесят как помер!
— Приятно слышать… — сказал старший, отчаянно пытаясь обрести прежний напор. — Ну, полежите пока…
По комнате метались уже три луча сильных фонариков. Кто-то вышел в кабинет и вскоре вернулся, протянул испуганно и тоскливо:
— Сергей Семенович, бля буду, это не та плоскость…
— Вы бы хоть компас завели, Колумбы! — воскликнул приободренный Кирьянов.
— Тихо, тихо, — посоветовал старший не особенно и помягчевшим голосом. — Не выступайте, не на трибуне… Ну что, товарищи дорогие? Не опять, так снова? Быстренько определите меж собой, кому из вас раком становиться — потому что кому-то непременно придется…
— Сергей Семенович… Расчетчик сбился, показал в правом окошечке не пятерку после запятой, а…
— Расчетчик — машина тонкая и где-то даже умная, — сказал старший. — Но вот в блудливых рученьках она… Ладно. Извините, товарищ Кирьянов, простите великодушно, обшибочка вышла, никто не гарантирован и не застрахован… Случается из-за таких вот разгильдяев, чего уж там… Виновные, как говорится, понесут…
Правда, особого раскаяния в его голосе не чувствовалось, скорее уж легкая досада.
— Сергей Семенович…
— А?
— Это, точно, четвертая… Плоскость “Зет”. Хозяйство Зорича.
— Ну и?
Голос предложил с нешуточным азартом:
— Сергей Семеныч, а давайте этого грохнем! Не подписку ж с него брать? Сохранение тайны и вообще… Не люблю я эту белогвардейскую рожу, с души воротит… Кто узнает? Острую сердечную недостаточность ему по счету “раз”…
— Это самодеятельность, Вадичка, — сказал старший небрежно. — Весьма даже непозволительная. Мне этот недобитый гад тоже не по душе, но нет у нас полномочий пакостить в сопряженной плоскости, тут свое начальство и свои органы…
— Так сил же нет смотреть! Развели тут…
— Я с тобой потом поговорю, — пообещал старший. — Вдумчиво и подробно. Чтобы не декаденствовал и не подменял собою инстанции… — Он наклонился к Кирьянову, стягивая черную перчатку-В общем, извините, товарищ обер-поручик, оргвыводы последуют, гарантирую, с занесением и распубликованием, как положено, инстанции исправят отдельные нетипичные ошибки и головотяпство… Мы уж пойдем, ладно? Так что еще раз звиняйте…
И в следующий миг короткий умелый удар чиркнул Кирьянову по горлу, на несколько секунд совершенно лишив дыхания, цепкие лапы разжались, и старший прикрикнул:
— Ноги в руки! Навести прежний порядок, ничего не брать… Коля, тебя касается!
— А тут и нечего поправлять… Несколько пар ног энергично затопотали к выходу, пока Кирьянов корчился от боли — в глотку словно колышек загнали. Когда чуть-чуть отпустило, он вскочил, не теряя времени, кинулся следом, злой как черт от боли, унижения и обиды, как был, в трусах, вдогонку освещенным странным неярким сиянием силуэтам.
Входной двери словно бы и не было, на ее месте зиял квадратный проем, обрамленный множеством слабо мигающих огоньков, там, внутри маячили какие-то зеркальные поверхности, трубчатые конструкции, выгнувшиеся аркой, и под эту арку торопливо ныряли один за другим ночные гости.
Настигнув последнего, Кирьянов от всей изобиженной души припечатал ему кулаком по загривку и, вот везение, успел — человек в туго подпоясанной широким ремнем старомодной гимнастерке охнул и с матерным рявканьем полетел головой вперед прямо под арку.
И тут же все растаяло в беззвучной вспышке, обдавшей волной сухого жара. Кирьянов, потеряв опору под ногами, полетел на пол в коридоре, ушиб локти и колени, обрушился с таким грохотом, словно шкаф уронили.
Неуклюже поднялся, вне себя от ярости. Коридор был пуст, мягким приглушенным светом сияли лампы. Потом приоткрылась дверь, высунулся майор Стрекалов, всклокоченный, тоже в одних трусах, но вовсе не казавшийся вырванным из сна.
— Белая горячка или тревога? — поинтересовался он живо. — Вроде бы стадо слонов протопало…
Кирьянов оглянулся — дверь его квартиры вновь возникла из ниоткуда, аккуратно затворенная.
— Что за фокусы?
— Не поверите, — зло сказал Кирьянов. — Козлы, мать их…
— Кто опять? — Он присмотрелся. — Заходите-ка, определенно что-то стряслось. У меня лекарства навалом…
— А удобно?
— А чего ж неудобного?
Поколебавшись, Кирьянов вошел. Майор проворно достал из шкафчика бутылку микстуры известной фармацевтической фирмы “Хеннесси” и два стаканчика из черненого серебра. Наполнил опытной рукой.
Кирьянов прислушался. В спальне определенно скрипнули пружины, кто-то ворохнулся на постели. Интересно, кто? Девочка-связистка или воплощенная кнопкой мечта?
— А…
— А подождет, — сказал майор, перехватив его взгляд. — Никуда не денется. Ну, за кибернетику…
Кирьянов осушил свою “микстуру” единым духом, помотал головой:
— М-мать, вот о таком меня точно не предупреждали…
— Кратенько, в нескольких словах, — без всякого удивления сказал Стрекалов.
Выслушав краткое объяснение, он преспокойно пожал плечами:
— Ну, бывает. Дело житейское. Кто квартирой ошибется, кто плоскостью. Аппаратура-то наверняка примитивная, первых выпусков, детство человечества…
— Они говорили, что из НКВД…
— Ну и что? — с тем же видом величайшего спокойствия сказал майор. — Не разобрались еще, где очутились? — Он черкнул пальцем по воздуху. Прямо перед ним повисла призрачная клавиатура, словно нарисованная розовым светом. Стрекалов небрежно коснулся пары значков, присмотрелся к зеленым кривым и сине-желтым знакам, возникшим повыше клавишей, вновь пожал плечами: