– Но я хочу есть, – сказала Лоретта. – Я сегодня целый день ничего не ела. И денег у меня нет.
Ей никто не ответил: дверь за четой захлопнулась. Правда, на миг показались было три любопытные светловолосые головки, но по резкому шлепку матери исчезли и они. Лоретта осталась посреди улицы одна – если не считать постепенно расходящихся зрителей.
К Лоретте приблизился долговязый молодой человек с лисьими глазами. Одет он был в яркий, пестрый костюм, чей узор состоял из красных и оранжевых ромбиков. У молодого человека была манера становиться, картинно отставив ножку и романтично встряхивая рыжеватыми кудрями до плеч. На поясе у молодого человека висело маленькое зеркальце, а на плече сидела сова, что как бы намекает нам. Он пригласил Лоретту к себе в гости, и поскольку выбора у Лоретты особо не было, она согласилась.
По дороге молодой человек рассказал Лоретте, что зовут его Тильман, но она может звать его Тиль, что он даст ей приют на сколько потребуется и что сам он борец со вселенским злом.
– И как же вы с ним боретесь? – с уважением спросила Лоретта.
Тиль немного засмущался, отвечая, что почем зря балагурит и показывает баронам и герцогам голый зад.
– И как, помогает? – спросила Лоретта.
Тильман не успел ответить ничего определенного, потому что к этому мгновению они уже достигли пункта назначения – бедной, убогой, покосившейся хижины с мертвым очагом и корзиной яблок в углу. «Угощайся!» – щедрым жестом повел рукой в ее сторону Тиль и пригласил Лоретту присаживаться, чтобы повести с ней задушевную беседу.
– И что, госпожа Роза и впрямь твоя мать?
– Еще какая! – с хрустом вгрызаясь в яблоко, подтвердила Лоретта. – Но она меня знать не хочет.
– Это очень нехорошо, – с воодушевлением сказал Тильман. – Ее необходимо наказать! Она не должна поступать так с тобой только потому, что ты была зачата вне брака и можешь разрушить ее нынешний брак.
– Вот и я так думаю, – согласилась Лоретта. Маниакальный блеск глаз Тильмана немного пугал ее, но она относила его на счет слишком горячего сочувствия Тильмана человечеству. – А как мы будем ее наказывать?
– Ты останешься здесь, – заявил Тильман, – и ежечасно появляясь перед ее глазами, будешь напоминать ей о ее позоре. Мы будем всем рассказывать о том, что случилось, и добьемся того, что она признает тебя. А теперь пора в постель, – без всяких прелюдий перешел к сути дела Тильман. Он указал Лоретте на соломенный тюфяк в углу, сам же улегся прямо на пол, укрывшись дерюжкой. Сколько Лоретта ни просила, сколь не уговаривала Тиля присоединиться к ней, уверяя, что эдак им будет куда теплее – Тиль отказывался наотрез. Лоретта немного послушала, как он колотится от холода под своей дерюжкой, и незаметно уснула – ее грела ее собственная горячая кровь. Только лишь занялась заря, а Лоретта и Тильман поднялись, умылись, разбив ледок, из кадушки и позавтракали снова-таки яблоками. После трапезы Тиль предложил Лоретте прогуляться по улицам его родного Шмельхена и осмотреть достопримечательности.
– А эти досто-что-то-там симпатичные? – спросила Лоретта.
– Достопримечательности, – наставительно повторил Тильман. Очевидно, он считал себя очень умным и любил учить других. – Это самые красивые места города. Каждому туристу обязательно их надо посетить.
– А кто такие туристы?
Тильман почесал в затылке. На красные и оранжевые ромбики посыпалась перхоть.
– Ну, это люди, которые путешествуют ради удовольствия узнавать новые места.
Лоретта задумалась, туристка ли она, а пока решила спросить Тильмана, есть ли у него невеста. Невеста, как выяснилось, есть, и скоро Лоретта пожелала, чтоб она пропала эта невеста, потому что Тильман как завелся говорить о ней, так и не мог замолчать на протяжении всей прогулки, так что Лоретта ровнешенько ничего не узнала о достопримечательностях Шмельхена, зато узнала все об этой достопримечательной девице, носившей сложносочиненное имя Адельгейда. С горящими вдохновением глазами Тильман поведал Лоретте, что Адельгейда – самая умная и прекрасная девушка на земле. Что добрее нее нет существа на всем белом свете: как поняла Лоретта из обгоняющих друг друга в порыве восторга слов Тильмана, Адельгейда целыми днями только тем и занимается, что помогает несчастным и обделенным судьбой, хотя у самой Адельгейды ветер свистит в тщательно залатанных карманах поношенных, но безупречно чистеньких платьев. Что Адельгейда и Тильман любят друг друга, уж так любят, так любят, но сыграть свадьбу пока не могут: Тильман никак не накопит им на колечки. Вот уже много лет Адельгейда терпеливо ждет, пока у Тильмана появятся средства, чтобы им пожениться, и уж розы начали вянуть на ее щеках (этого Тильман не сказал, но Лоретта и без него догадалась), но она не говорит Тильману ни слова упрека и поддерживает его во всех его благородных [не очень-то прибыльных] начинаниях. Она понимает, сколь нелегко и в то же время почетно быть подругой борца с мировым злом, и тихо гордится профессией Тильмана.
Беседуя таким образом, Лоретта и Тильман ознакомились с кафедральным собором, ратушей, гробницей древних королей, также Тильман показал Лоретте колодец – магнит для городских сплетен, позорный столб, здание гильдии портных и городскую тюрьму. Улица, ведущая от тюрьмы к северу, вынесла Тильмана и Лоретту прямиком на рыночную площадь, где между прилавками толкалась и пихалась куча народу, продавая и покупая сыры, колбасы, мясо, требуху, овощи и прочее всяко-разно. Продираясь сквозь толпу вслед за Лореттой, Тильман вещал ей о колбасах, которыми испокон веку славился Шмельхен, чрезвычайно развитом сапожном ремесле, знаменитой росписи по деревянным дудочкам, и так далее и тому подобное. Выросшая на свежем воздухе и сроду не знавшая, что такое толпа, Лоретта оказалась не в состоянии воспринимать одновременно шквал обрушившихся на нее запахов, препирательства продавцов и покупателей да еще лекции на тему истории города, поэтому, вылетев с другого конца торгового ряда, Лоретта повернулась к Тильману, чтобы наконец заткнуть его, поскользнулась на гнилом капустном листе, схватилась за Тильмана, чтобы не упасть, и все-таки шлепнулась, увлекая его за собой. Таким образом, Тильман оказался лежащим на Лоретте, и мы не можем не покривив душой сказать, что ему это не нравилось. И знаете что? Это заметили не только мы.
– Тильман, – раздался над головами Тиля и Лоретты голос, который явно держали в леднике.
– Адельгейда! – отпихнув Лоретту, Тильман поспешно вскочил и принялся юлить вокруг подошедшей девушки. Одета она была (ну точь-в-точь как и предполагала Лоретта) в простое и поношенное, но блиставшее чистотой платье, в руках же держала корзинку с едой – очевидно, для бедных. Как по Лоретте, осанка, манера и повадки Адельгейды были характерными для девицы из простонародья, которой очень, очень, очень хотелось бы стать благородной госпожой, а вот не вышло.
Поджав тонкие губы и ни на мгновенье не потеплев лицом, Адельгейда пронаблюдала, как Лоретта поднимается с земли и стряхивает с себя грязь и овощные ошметки.
– Кто эта потаскуха? – спросила Адельгейда.
– Эй, я бы попросила! Я выросла в лоне святой кроменической церкви и получила воспитание в монастыре!
– Тем хуже для кроменической церкви, – высокомерно заметила невеста Тильмана и смерила Лоретту взором, который, вероятно, призван был уничтожить ее. – Тильман. Что она здесь делает?
Тильман, по-прежнему юля и извиваясь, принялся излагать Лореттину историю, что вот мол она прибыла в Шмельхен, дабы отыскать мать, и он помогает ей добиться справедливости.
– А, – уронила Адельгейда. – Незаконнорожденная.
Лоретта испытала хороший удар задним местом о твердое; это было ее падение в глазах Адельгейды. Правда, удар был не особо сильным – ниже падать было уже особо некуда.
– Ну что ж, Тильман, – произнесла Адельгейда. – Уверена, что ты уже понял, какую совершил ошибку, и я больше не увижу тебя рядом с этим существом, – и она повернулась, давая понять о своем намерении уйти, а также о том, что Тильман должен последовать за нею.