Сей случай заставил Аббата уединиться к кабинете, энергично потереть ладони друг о друга, окунуть перо в чернильницу и приступить к сочинению послания.

Весна 1512 года

Уважаемая Мать-Настоятельница!

Как Вы поживаете? Я поживаю хорошо.

Хотя нет. Несмотря на то, что правила любезности обязывают меня высказываться таким образом, хорошо я не поживаю. Я охвачен тревогой. Мне незамедлительно требуется ваш мудрый совет. Причем совет, ни просьба о котором, ни ответ на эту просьбу не могут содержаться в письме. Умоляю о встрече.

Благослови Вас Единый.

С надеждой на положительный ответ,

Аббат.

Уважаемый Аббат!

Спасибо, я поживаю хорошо.

Встревожена вашими речами.

Что случилось?

С уважением,

Мать-Настоятельница.

Уважаемая Мать-Настоятельница!

Повторяю, дело чрезвычайной важности, срочности и секретности. Умоляю о встрече.

Аббат.

Уважаемый Аббат.

Вообще-то я довольно занята.

(Уж не пытаетесь ли вы таким образом назначить мне свидание, хи-хи).

Б.Е.

М-Н.

Уважаемая М.-Н.!

Ей-Богу, мне не до свиданий! Да и что вы такое себе придумали? Я обеты давал. Да и вы, кстати, тоже. Если вы не назначите место, я сам к вам приду!

Аббат

Еще чего не хватало, смущать моих монахинь! Ополоумели вы что ли?

М.Н.

Может и ополоумел. Я в отчаянии. Мне нужен ваш совет!!!!

А.

Уважаемый Аббат!

Ну ладно. Когда и где?

М.-Н.

Уважаемая Мать-Настоятельница!

Завтра на рассвете на опушке нашего леса, что смотрит на ваше поле. Приходите одна! Клянусь Единым, я Вам ничего не сделаю.

Я буду в серой рясе с веткой ивы в руке.

Уважаемый Аббат.

Ха и еще раз ха. До того, как поступить в монастырь, я заканчивала курсы самообороны. Я легко сделаю троих таких, как вы.

Шучу. Я вам верю. До встречи.

М.-Н.

Долина Эвры долго будет помнить эту сцену.

Взволнованный Аббат стоял на часах у опушки. Он наблюдал за тем, как по росистому полю, озаренному лучами восходящего солнца, в нежном тумане, стелющемся по земле, плыла к нему стройная фигурка в коричневом одеянии ордена карамелек. Возрастная дальнозоркость позволила Аббату еще издали со своего наблюдательного пункта разглядеть ее лицо. Миг – и ветка ивы, брошенная взволнованной рукой, полетела на землю; ноги Аббата оторвались от земли и будто сами собой полетели, понесли его навстречу монахине. Над утренним гомоном птиц, над травою, над полем и лесом разнесся слившийся крик:

– Юбиляр!… Голониза!…

Случилась одна из самых романтичных встреч всех времен – по крайней мере, одна из самых романтичных встреч эпохи Пробуждения.

Мужчина и женщина бежали друг к другу по залитому солнцем полю, чтобы при встрече стиснуть друг друга в горячих объятиях, беспрестанно восклицая: «Юбиляр!», «Голониза!», «Сколько лет, сколько зим!», «Как ты?!», «А как ты?!», «Единый, сколько лет!..», «А я и не знал!…», «А я и не знала!…» – и так далее, и тому подобное. Пока обретшие друг друга люди, взявшись за руки, сидят на поваленном дереве и пытаются наговориться за долгие годы разлуки, вкратце объясним, в чем тут дело.

Когда-то, давным-давно – а именно, лет примерно за сорок до нынешнего утра – Юбиляр, тогда еще молодой перспективный монах, состоял преподавателем у юной рыженькой Голонизы. Учитель был пылок, ученица проявляла незаурядную живость ума – и, как это нередко случается в подобных ситуациях, связь их становилась все теснее, пока не увенчалась грехом. Молодые люди не одну неделю втайне предавались плотским утехам и даже называли свои отношения любовью, но со временем потеряли бдительность, и тайна была раскрыта. Гнев настолько ослепил отца Голонизы, что будущий Аббат едва не расстался с признаками своей мужественности, однако дело удалось замять, и Юбиляр отправился в монастырь, девица же – к дальним родственникам, где вскоре успешно вышла замуж. После вынужденного расставания молодые люди потеряли друг с другом связь. Юбиляр продвигался по карьерной лестнице, Голониза родила и вырастила четверых детей. И лишь когда муж Голонизы покинул этот мир, а дети встали на ноги, Голониза решила, что пора пожить и для себя и устроилась в монастырь карамелек Матерью-Настоятельницей, в каковом звании и пребывала вот уже более пятнадцати лет.

Для выражения восторгов и обмена основными впечатлениями о минувших годах Юбиляру и Голонизе потребовалось немногим более часа. Мать-Настоятельница опомнилась первой.

– Все это просто потрясающе! – сказала она. – Но для чего ты меня звал, Юбилярчик?

– Ах, да! – спохватился Аббат. – Слушай же. Как я рад, что это оказалась именно ты, Голониза! Никто не может мне помочь, кроме тебя!

И Аббат выложил своей приятельнице все, что касалось Лоретты.

– Что же мне делать? – в качестве итога спросил он.

– Я тебе скажу, чего тебе и всем вам нельзя было делать ни в коем случае! Вам нельзя, нельзя было брать этого ребенка к себе! Девочка в мужском монастыре! О чем вы только думали! Ты понимаешь, что ты натворил? Это надо исправить немедленно! Идем, я забираю ее сейчас же!

Голониза решительно вскочила, дабы сию минуту осуществить свое намеренье, но Аббат мялся и медлил.

– Но Голониза… пожалуйста, подожди. Мы все так полюбили малышку Лоретту! И ей у нас хорошо! Уверяю тебя! О ней заботятся, она счастлива и всем довольна!

– В этом я ничуть не сомневаюсь, Юбиляр, – смягчившись, ответила Голониза. – Но подумай: какое будущее ждет у вас эту девочку? Ей еще нет и двенадцати, а тебе уже приходится за нее беспокоиться! Что же будет потом?

– Я понимаю… – промямлил Аббат. – Но братья… Мы пока не готовы расстаться с ней, Голониза. Она ведь совсем еще ребенок. Никто и не думал, что она останется с нами навсегда. Но может быть, еще хотя бы парочку лет?.. Если она прямо сейчас уйдет, я просто не знаю, что со всеми нами будет! Еще один или два года, Голониза! А после – обещаю: мы отправим ее к тебе!

– И мы сделаем из нее превосходную карамельку! Лучшего будущего для ребенка в ее положении и пожелать нельзя! Что ж, решено. Но тем не менее я уже сейчас должна поговорить с нею. Ведь как я полагаю, никто не говорил с ней о том… ну, обо всем об этом.

– В том-то и дело. Я просто не знал, кому это поручить. Брат Веригий однажды беседовал с ней, но похоже, толку от этого было мало. А теперь боюсь, не стало ли слишком поздно.

– Думаю, совсем еще не поздно, – утешила его Голониза. – Уверена, с ней все будет в порядке. Ансельм ваш больно шустер, но мне не кажется, что у него дурные намерения. Пойдем, отведи меня к Лоретте. Я объясню ей все, что нужно знать. А ты дай мне слово, что будешь писать мне о ней каждую неделю. И если у нас появятся хоть малейшие опасения, я тут же забираю ее к себе! Хотя бы прошло и не два года, как мы с тобой условились, а меньше. Уговор?

Повеселевший Аббат кивнул и пожал руку своей подруге.

– Уговор! Я так рад, что мы встретились, Голониза!

– И я, дорогой.

Заметим в скобках, что переписка Юбиляра и Голонизы признана классикой любовной лирики, и ею до сих пор мучают школяров в учебных заведениях Медорана.

Когда Лоретта была маленькой, она однажды задремала в корзинке с соломой, которая стояла на кухне. Забралась под шумок и уснула. Позже эта корзинка стала ее законной, Лореттиной корзинкой (как для собачки или кошечки). Конечно, в келье у нее, как и у всех братьев, стояла печурка, но маленькая дочь полка любила спать на кухне. Там почти всегда кто-то находился, в любое время суток было тепло и пахло всякими вкусными вещами. Особенно отрадно там было зимой. Можно долго прогревать холодную келью, а можно прибежать на кухню, свернуться уютным клубочком и сладко отрубиться под негромкий гул разговоров, ароматы готовящейся еды, потрескивание остывающей печки.