– А я продолжаю утверждать, что поведение Кая Алларда дает повод для разговора об очень серьезных вещах. Полковник Вульф ставит вопрос об объединении наших вооруженных сил перед лицом общей угрозы, не так ли? Так вот, поступок лейтенанта Алларда показывает, что не всем офицерам в штабе единого командования можно доверять. Не все из них обладают достаточным боевым опытом и понятием о чести. Как, скажите мне, я могу передать свои войска под общее командование, если не доверяю его представителям? Где гарантия, что мои солдаты не попадут под начало офицера, который бросит их на произвол судьбы, для которого нет разницы между своими и чужими – он готов угробить и тех и других! Ради чего, спросите вы? Сами знаете, ради чего.

Она прищурилась, хитро улыбнулась и глянула на Дэвиона.

– Всем известно, с каким вожделением Дэвионы-Штайнер поглядывают на мое государство. Где гарантии, что, послав войска против кланов, я не окажусь беззащитной перед агрессией с их стороны? Как я могу доверить безопасность своего государства такому человеку, как Аллард? – Она повернулась к Каю. – Твоим действиям, лейтенант, нет оправдания!

Кай едва сдержал гнев, с трудом, отчаянным усилием воли ему удалось удержаться от возражений, яростных выкриков, ответных обвинений. Сначала он решил, что нельзя давать повод Романо вступить в перебранку – она только и ждет, чтобы он сорвался и здесь, в зале, разгорелся скандал. Она была мастерица замутить воду, а потом вылавливать в ней рыбку. Эта мысль была безусловно верна, но что-то еще таилось в сердце, на самом донышке. Вот это «что-то» и подкосило его.

«Она права! Сам знаешь, что она права, – решил он. – И не в кланах дело – с ними-то мне нечего цацкаться, а вот погибшие с нашей стороны... Я ведь даже в тот момент не вспомнил о них. Не подумал. И пусть это бесполезно, пусть я не мог предупредить их – кланы бы сразу раскусили мой замысел, – все равно я не подумал о них. Выходит, не солдат ты, Кай, а мясник».

Он заставил себя посмотреть прямо в глаза Романо.

– Вы совершенно правы, госпожа канцлер. Моим действиям нет оправдания. Если начать их искать, то дело упрется в личные мотивы. Но вспоминать о них после смерти соратников недостойно. Не о враге речь... Да, я виновен в гибели своих товарищей. Их жизни важнее всего. К тому же я не могу заверить вас, что под мое начало никогда не попадут ваши солдаты, – я человек военный! Не могу поклясться и в том, что никогда больше не пошлю людей на верную смерть. Пошлю, если будет приказ или сложится безвыходная ситуация...

– Ага! – не скрывая радости, воскликнула Романо. Она даже вперед подалась... Кай словно не услышал ее.

– Но я вправе и готов поклясться в том, что в случае подобных обстоятельств сам поведу доверенных мне людей. Буду в первых рядах!

Романо так и застыла с открытым ртом.

В зале возникла напряженная тишина – все ждали, чем Кай закончит. Этот вопрос уже касался не его одного. За всеми этими обидами, взаимными обвинениями, оправданиями, надеждами вдруг возникло что-то объединяющее всех. Этот единый порыв, вдруг оформившись, требовал слов, выхода... И не Кай в ту минуту давал клятву, а все они, желая того или не желая, повторяли про себя или нет, присоединялись к ней или нет. Словно этот милый, но простоватый лейтенант задел ту струнку, которая подспудно жила в душе каждого из этих людей. Их сердца жаждали единения. И теперь, приняв признание Кая, встрепенулись. Все, затаив дыхание, смотрели на лейтенанта: договори он до конца, и делу объединения уже не будет преград. Будет сломан вековой психологический барьер, сняты бессознательные преграды, отделившие одних людей, живущих во Внутренней Сфере, от других. Ошибись он, сморозь глупость, выпяти свое "я", промямли что-нибудь невразумительное – и тогда, как уже много лет подряд, каждый замкнется в самом себе, будет думать свою думку и подозрительно поглядывать на соседа. Кай наконец вымолвил:

– Я долго жил с этим кошмаром. Случившееся на Туаткроссе без конца преследовало меня. Больше всего на свете я желаю, чтобы мне больше никогда не пришлось отдавать приказы другим, посылать их на смерть, если я сам не способен встать в их ряды. Я понимаю, желание детское, может, глупое. Во время войны невыполнимое. Но в любом случае я постараюсь быть с теми, кого послал на смерть. Нет, не постараюсь – буду! Этот груз лежит на совести каждого командира. Я обязан его поднять. Может, этого мало, чтобы называться достойным, честным человеком, но для меня и этой крупицы хватит.

С разрешения Вульфа с высоко поднятой головой Кай Аллард Ляо покинул зал. Шел, печатая шаг, и только когда створка входной двери закрылась за ним, он сгорбился, прислонился к стене.

Как только Кай вышел, Джеймс Вульф пригласил к свидетельскому креслу Дейру Лир. Так требовал закон – Кай был уверен, что иначе нельзя. Ситуация, случившаяся тогда на Туаткроссе, должна быть разобрана до конца. По минутам... Иначе Романо не успокоится, будет придираться к каждому слову, искать любой повод, чтобы вывести из себя Кандэйс.

«Боже, – взмолился Кай, – благодарю тебя, что ты не допустил, чтобы мое сердце переполнилось злобой. Сохрани меня от жажды мщения!.. Стать такой, как Романо? Бр-р-р!..»

– А-а, это ты, Аллард?

Из-за угла вышел Хосиро Курита. Руки у него были сжаты в кулаки.

Кай выпрямился, вздохнул.

– Я, шо-са.

Видно было, что Хосиро едва сдерживает гнев.

– Я ищу Виктора Дэвиона. Ты случайно не видал его?

– Нет. – Кай пожал плечами. – Мне сейчас не до него.

Выражение лица Кая несколько утихомирило Хосиро. Он поколебался, потом нарочито грубовато заявил:

– А мне как раз до него. Неужели он опять прогуливается с моей сестрой?

Кай не выдержал и улыбнулся:

– А тебе-то что за дело?

– Что значит, что за дело? – У Хосиро брови полезли вверх. – Он с моей сестрой, и я не знаю, где они. Это недопустимо для Драконов. Так у нас не поступают.

– Но ведь мы же не на территории Синдиката.

– Традиции царствующей семьи, нормы поведения предводителя Драконов и его домочадцев не могут зависеть от места и времени. Это считается бесчестным, если молодая девушка находится в компании мужчины, который не является ее родственником.