Когда он снова проснулся, воспоминания, которые он старался подавить, всплыли на поверхность его сознания, словно живые существа, жаждущие воздуха. Они уже не казались такими непереносимо ужасными, но заполнили его печалью и вселили в него чувство пустоты.

Он позволил воспоминаниям говорить с ним. А когда они заговорили, он осветил их силой своей мысли, и тогда они открыли ему истину.

Мир перевернулся вверх дном. Меч Шаннары лежал на кровати рядом с Паром. Он не знал, находился ли меч рядом с ним все это время, или Дамсон положила его, только когда он пришел в себя. Но он знал, что меч этот бесполезен. Он должен быть смертельным орудием против порождений Тьмы, но оказался бессилен против Риммера Дэлла. Пар поставил на карту все, чтобы заполучить меч, а оказалось, что риск был бессмыслен.

Во всей этой истории ложь густо перемешалась с правдой, и он не в состоянии отделить одно от другого. Риммер Дэлл лгал ему — он чувствовал это кожей. Но в его словах была и доля правды.

Алланон говорил ему правду, но в чем-то лгал и он. Ни тот ни другой не был до конца тем, кем хотел ему казаться. Никто не соответствовал полностью своему образу. Даже сам Пар оказался не совсем таким, каким он себе представлялся, а магия обернулась обоюдоострым мечом, о чем его и предупреждал Уолкер Бо.

Но самым жестоким и печальным из всех воспоминаний было воспоминание о бедном погибшем Колле. Защищая его, брат превратился в порождение Тьмы, стал одним из созданий Преисподней, и Пар убил его. Он не хотел этого делать, определенно не хотел, но магия вырвалась из-под контроля и уничтожила Колла. Наверное, он все равно не мог бы предотвратить гибель брата, но такие рассуждения не могли его утешить и оправдать в собственных глазах. Смерть Колла была на его совести. Из-за него брат отправился в это путешествие. Из-за него спустился в Преисподнюю. Все, что он делал, он делал ради Пара. Потому что Колл любил его.

Пар вдруг подумал об их встрече с призраком Алланона, когда друид доверил так много всем Омсвордам, кроме Колла. Знал ли тогда Алланон, что Колл должен умереть? Может быть, именно поэтому он ни разу не упомянул о брате и ничего ему не поручил?

Мысль о возможности этого привела Пара в ярость.

Перед ним встало лицо Колла, меняющееся в зависимости от настроения, Пар помнил его так хорошо. Он слышал грубоватый голос брата со всеми его оттенками…

В его сознании снова пронеслись яркие картины их детства, вспомнились случаи, когда они шли против воли родителей, места, где они побывали, люди, которых они встречали и с которыми разговаривали. Он заново проследил все события последних нескольких недель, начиная с их бегства из Варфлита. За большинство событий он чувствовал свою вину. Но приходили и воспоминания, свободные от всего, кроме желания вспомнить еще и еще, каким был Колл.

Колл, который сейчас мертв.

Он лежал и думал об этом часами, пытаясь все осознать, убедить себя в реальности случившегося. Но это еще не стало для него реальностью, пока еще нет. Это слишком страшно, чтобы быть правдой, а боль и отчаяние слишком сильны, чтобы от них можно было избавиться. Какая-то частица его сознания отказывалась принять, что Колла больше нет. Умом он знал правду, но не мог полностью отрешиться от иллюзорной надежды. В конце концов он перестал делать и это.

Его мир сузился. Он ел и спал. Иногда немного разговаривал с Дамсон. Он лежал в подземном убежище Крота, отторгнутом от мира, отрекшись от самого себя, не намного более живой, чем игрушечные звери, присматривающие за ним.

Но все это время его мозг работал. Пар пообещал себе, что непременно восстановит свои силы. И тогда кто-то ответит за то, что случилось с Коллом.

Узник проснулся, освободившись от дурмана какого-то зелья, парализовавшего его с того момента, как его схватили. Он лежал на матрасе в темной комнате. Веревок, связывавших его по рукам и ногам, уже не было. Тряпки, которыми ему заткнули рот и завязали глаза, тоже куда-то делись. Но двигался он с трудом.

Он медленно сел, пытаясь справиться с приступом головокружения. Его глаза привыкли к темноте, и ему удалось определить форму и размеры своей тюрьмы — большая квадратная комната, каждая стена — больше двадцати футов в длину. Здесь были матрас, деревянная скамья, маленький стол и два стула, придвинутые к нему. Еще он увидел окно, закрытое металлическими ставнями, и железную дверь. И то и другое заперто.

Он исследовал стену на ощупь. Она сложена из каменных блоков, скрепленных известкой. Чтобы продолбить ее, потребуется много времени и сил.

Головокружение наконец прошло, и он встал на ноги. На столе стоял поднос с хлебом и водой. Он уселся за стол и съел хлеб, запив его водой. Нет причин отказываться от еды: если бы они хотели, чтобы он умер, он уже давно был бы мертв. Он припомнил свои смутные впечатления от путешествия, в результате которого попал сюда, — скрип колес повозки, ржание лошадей, низкие голоса людей, грубая хватка рук, державших его, пока его кормили и укладывали снова, жжение и боль во всем теле. Он чувствовал все это, когда приходил в себя на время, достаточное, чтобы что-нибудь почувствовать.

Он все еще ощущал горький вкус зелья, которое вливали ему в глотку, — отвар измельченных трав, смешанных с какими-то порошками, прожигавший насквозь и погружавший в бессознательное состояние, уносивший в мир снов, не имеющих никакого сходства в реальным миром.

Он поел и снова встал на ноги. Интересно, куда они его бросили?

Преодолевая слабость, он подошел к закрытому ставнями окну. Ставни прилегали друг к другу неплотно, между ними была щель. Он осторожно взглянул в нее. Пленник находился высоко над землей. Яркий летний солнечный свет освещал равнину, покрытую лесами и лугами, начинавшуюся от берегов большого озера. Вода блестела, как жидкое серебро. Над озером летали птицы, они то плавно парили над водой, то резко ныряли в озеро, их крики звенели в неподвижном воздухе. Высоко над головой от берега до берега протянулась еле заметная радуга.

У пленника перехватило дух. Это Радужное озеро! Он торопливо перевел взгляд, стараясь рассмотреть стены своей тюрьмы с внешней стороны. Но увидел их только краем глаза — в щель между ставнями можно смотреть лишь прямо перед собой.

Стены сложены из глыб черного гранита.

Открытие ошеломило его. Он находится внутри башни, внутри Южного Стража.

Но кто его тюремщики — порождения Тьмы или кто-то другой? Почему его отвезли сюда? И если уж на то пошло, почему он все еще жив?

Им овладело чувство подавленности, он опустил голову на подоконник и закрыл глаза. Опять вопросы и вопросы. Кажется, они так никогда и не кончатся. Что стало с Паром? Колл Омсворд выпрямился и широко открыл глаза. Он снова приник к щели между ставнями и стал всматриваться в даль, гадая, какую участь уготовили ему те, кто его схватил.

В эту ночь Коглину снились сны. Он лежал под пологом деревьев, росших вокруг пустынных холмов, на которых когда-то стоял древний Паранор, и ворочался под тонким покровом своих одежд, холодея от видений, леденивших его сильнее самого сильного ночного ветра. Он дернулся, проснулся и резко сел. Его трясло от страха.

Ему приснилось, что все потомки Шаннары мертвы.

Какое-то мгновение он не сомневался, что это правда. Потом страх сменился недоверием и гневом. Он понял, что его сновидение — это скорее предчувствие того, что может случиться, но не то, что уже произошло.

Немного успокоившись, он развел небольшой костер, посидел возле него, согреваясь, потом достал из кожаного кисета, висевшего на поясе, пригоршню серебристого порошка и бросил его в костер. Повалил дым, и в воздухе, радужно мерцая и переливаясь, появились образы. Старик пристально вглядывался в них, в их движение, в череду картин, возникающих перед ним, пока они не растаяли. Тогда он удовлетворенно хмыкнул, затоптал костер, завернулся в свои одежды и улегся спать. Он увидел мало, но узнал все, что ему было нужно. Страшные сны оказались только снами, и не более того. Дети Шаннары живы. Конечно, всем им грозили опасности, но ведь так было всегда. Старик увидел в этих видениях и их врагов — страшных, могучих призраков, наводящих ужас.