Однако, во-первых, распространение иранских племен в этих областях юга Средней Азии и востока Иранского нагорья и их переход от «степного» к более развитому земледельческому типу экономики могут быть отнесены примерно к концу II – началу I тысячелетия до н.э., так что тогда часть иранских племен, позднее прочно обосновавшихся в упомянутых земледельческих районах, еще могла вести преимущественно скотоводческое или пастушеское хозяйство. Во-вторых, другие ираноязычные племена продолжали обитать в северных степных районах, включая области на севере Средней Азии, также охватываемые географическим горизонтом Младшей Авесты, и жили там вплоть до скифской эпохи (и позже); именно с этими северными районами, и иногда непосредственно со «скифским миром», связывает племя Заратуштры часть исследователей, относящих время его жизни к первым векам I тысячелетия до н.э. или даже следующих «традиционной дате Зороастра». В-третьих, следует напомнить, что между концом II – серединой I тысячелетия до н.э. ранее в целом однородные по хозяйственно-культурному типу иранские племена постепенно разделились на перешедших к более развитому земледельческому хозяйству с постоянным оседлым бытом и тех, которые продолжали вести преимущественно скотоводческое хозяйство и частично стали кочевниками; причем эти процессы проходили в различных частях ираноязычного мира, в том числе на Иранском нагорье, включая Западный Иран. Итак, по данному критерию деятельность Заратуштры тоже может быть отнесена ко времени между концом II – серединой I тысячелетия до н.э. (и, если исходить из типа хозяйства, к различным частям ираноязычного мира того времени).
Не является доказательным и еще один аргумент в пользу ранней датировки Гат, состоящий в том, что по архаичности своего языка и его близости к языку Ригведы они могут относиться примерно к тому же периоду, что и последняя. При этом М. Бойс датирует Ригведу временем от 1700 г. до н.э. (с. 26). Но далее (с. 51) говорится, что около 1500 г. предки индийцев двинулись (из северных степей) к югу через Среднюю Азию; однако гимны Ригведы составлялись, безусловно, после того, как индоарии проникли в Индию и какое-то время уже обитали там. Данные о языке переднеазиатских ариев середины – третьей четверти II тысячелетия до н.э. указывают на языковое состояние более ранее, чем в Ригведе. По различным соображениям часть индологов датирует Ригведу XII – Х вв. до н.э. (причем не исключены и несколько более поздние даты). Поэтому архаичные черты языка Ригведы и его священного поэтического стиля, могущие восходить к арийской эпохе, должны были сохраняться в течение ряда веков после распада индоиранского единства.
То же следует предполагать и для Гат (время которых к тому же определенно было отделено от арийской эпохи общеиранским периодом, а затем еще «восточноиранской» эпохой или ее началом). В связи с этим вовсе не обязателен и вывод о примерной синхронности Ригведы и Гат, которые могут быть и значительно моложе Ригведы. Долго удерживавшиеся, особенно в священных памятниках, те или иные архаичные черты языка в определенных конкретных условиях могли сохраняться различное время. Как известно, еще язык древнеперсидских надписей VI – V вв. до н.э. сохраняет ряд особенностей архаического «высокого» стиля и древнеиранский языковой тип в целом, хотя уже в VIII – V вв. до н.э. многие иноязычные передачи западноиранских имен указывают на различные отступления от обычных древнеиранских языковых норм. Так что и упомянутые данные не противоречат датировке жизни Заратуштры в пределах конца II – первой половины I тысячелетия до н.э. (что можно предполагать по иным историческим основаниям в сопоставлении с авестийскими данными).
Одна из основных проблем истории зороастризма и древнеиранских религий в целом сводится к вопросу о соотношении учения Заратуштры и ранней Авесты с западноиранской «религией Ахеменидов». М. Бойс считает последнюю зороастрийской. Но выдержанная в этом плане трактовка данных о религии западных иранцев при Ахеменидах, особенно в раннеахеменидский период (или, частично, и в непосредственно предшествующее время), может выглядеть убедительной лишь в свете взглядов тех исследователей, которые уверены, что Ахемениды были зороастрийцами с начала существования их державы или стали ими вскоре после ее создания. Хотя такая точка зрения весьма распространена в настоящее время, она отнюдь не является общепризнанной.
По другому, не раз высказывавшемуся мнению, религия Ахеменидов, в том числе отраженная в надписях Дария I и Ксеркса, независима от собственно зороастризма. В этом случае те же данные о западноиранской религии, которые при упомянутом выше подходе рассматриваются как свидетельство зороастризма, обычно легко находят иное объяснение как отражающие сходные черты, унаследованные обеими религиями из общего источника (а некоторые особенности, известные для зороастризма по более поздним данным, могли быть восприняты из религиозной, изобразительной традиции Западного Ирана уже после его распространения там). Вместе с тем неоднократно указывалось на принципиальные различия между религиозными верованиями западных иранцев до середины I тысячелетия до н.э., с одной стороны, и положениями Гат и Младшей Авесты или ее более ранних разделов – с другой.
Соответственно характерные сходства и различия между этими формами маздеизма (по имени верховного бога Ахура-Мазды) могут объясняться тем, что он возник ранее зороастризма, являвшегося первоначально лишь одной из его разновидностей, а в религии западных иранцев культ Ахура-Мазды существовал независимо от зоро-астрийского влияния при первых Ахеменидах и уже ранее (следует подчеркнуть, что для Западного Ирана культ Мазды засвидетельствован с VIII в. до н.э. ономастическими данными ассирийских текстов). По иному мнению, всякая религия с пантеоном, возглавляемым Ахура-Маздой, восходит к учению Заратуштры, н тогда к зороастризму, естественно, относятся религия Ахеменидов, а также западноиранский маздеизм предшествующей эпохи. На этих посылках основана упоминавшаяся теория, по которой Заратуштра жил в конце II – начале I тысячелетия до н. э., а мидяне и персы при своем появлении на западе Ирана уже были зороастрийцами (см. в работах Эд. Мейера, Г. Ньоли и др.). Даже если допустить, что культ Мазды восходит к учению Заратуштры, как и другие черты западноиранских верований, имеющие аналогии в зороастризме, то ряд других важных особенностей ранней религии персов и мидян не соответствуют положениям Авесты и ее терминологии и не могут быть возведены к ним. Поэтому усвоение в Западном Иране многих положений «истинного» зороастризма, а также соответствующей терминологии все равно пришлось бы относить к более позднему времени (например, на протяжении ахеменидской эпохи или позже). Однако предположение о двух этапах распространения зороастризма на западе Ирана сталкивается с большими, или, вернее, непреодолимыми трудностями, тем более если допустить, что эти два этапа отделены друг от друга многими веками (рубеж II – I тысячелетий и начало второй половины I тысячелетия до н. э.).
М. Бойс, как уже говорилось, не принимает положения о раннем зороастризме мидян и персов. По ее мнению, они продвинулись на запад Ирана (как предполагается, между 1200 – 1000 гг. до н.э.), еще не будучи затронуты влиянием зороастризма, которое достигло их много позднее того, как он стал преобладать на востоке Иранского нагорья, до этого у них бытовали верования, представляющие разновидность раннеиранской «ахуровской» религии, еще не реформированной пророком. Его идеи, согласно М. Бойс, постепенно проникали на запад в эпоху Мидийского царства или к концу его существования, сначала в восточную часть Мидии, в область Рага (район Рея – Тегерана), упоминаемую и в Авесте; распространение зороастрийского учения осуществлялось через торговцев и миссионеров с востока, добиравшихся до Раги или далее к западу, а позже и через восточных князей, живших при индийском дворе, и принцесс, попадавших в Мидию в результате политических браков[100]. Можно заметить, что эти заключения о времени, путях ч способах, которыми распространялся на запал зороастризм, предположительны и не подкреплены конкретными фактами, в том числе данными об указанных случаях из политической истории Мидии. Источники не содержат и сообщений о том, что Ахемениды стали зороастрийцами в позднеахеменидскую эпоху, хотя – по тем же положениям М. Бойс – еще последний мидийский царь оставался верен древнеиранской вере своих предков, а Кир в борьбе с ним выступил как сторонник зороастризма, что принесло ему поддержку сторонников этой религии среди мидян и персов[101].
