Большие храмы обслуживало много священнослужителей. Священные огни нуждались в постоянном уходе, и верховный жрец в храме огня, именовавшийся, судя по позднейшим свидетельствам, *магупати («господин жрецов»), имел в своем подчинении служащих-священнослужителей. Они жили и на доходы с пожертвованных имений, и на приношения верующих. Так возник новый род церковной иерархии, меньше, чем семейные жрецы, связанный с мирянами в их повседневной жизни, но, тем не менее, частично зависящий от них и тем самым налагавший на общество новые заботы. Должны были существовать и учебные заведения для священнослужителей – либо независимые, либо принадлежавшие крупным религиозным организациям. Одна из форм благочестивых пожертвований (очевидно, более древняя, чем основание храмов), засвидетельствованная в эпоху Ахеменидов, – богослужения и приношения душам выдающихся усопших людей. Эти богослужения и приношения совершались как можно дольше, до бесконечности. Примером такого обычая служат жертвоприношения, назначенные Камбизом у гробницы его отца. Они совершались одной и той же семьей жрецов, живших возле гробницы, в течение более двухсот лет. Такие священнослужители, назначенные для совершения заупокойных служб, составляли еще одну группу служителей зороастрийской церкви.

На протяжении правления династии Ахеменидов можно, таким образом, проследить рост зороастризма как великой имперской религии, ставшей обладательницей храмов, гробниц и обширных имений, религии, в услужении которой находилось все увеличивавшееся число жрецов. Однако ничего не известно об организации в ту эпоху религиозной общины – то ли жрецы востока и запада, атаурван и магу, составляли одно целое с общей иерархией, то ли священнослужители на местах пользовались некоторой автономией под общим руководством персов. Последнее кажется более вероятным, так как отражало бы и нецерковные отношения в Ахеменидской империи, в которой каждая провинция или сатрапия сохраняли свои обычаи и язык, а также некоторую степень независимости. Даже иранские сатрапии, которые в целом соответствовали старым племенным делениям, имели собственные языки – парфянский, согдийский и т. п., а не перенимали персидский. Происходило это, очевидно, по большей части от того, что языком письменности по всей империи продолжал оставаться арамейский, а потому персидский, хотя и был языком правящего иранского народа, не имел широкого распространения.

В начале правления Ахеменидов арамейский язык и иностранное искусство письма на нем применялись иноземными писцами, но задолго до конца ахеменидской эпохи представители образованного класса иранцев, а именно жрецы, должны были усвоить и арамейский язык, и арамейское письмо, так как именно из среды священнослужителей (как и в средневековой Европе) происходили судьи, различные должностные и чиновные лица, необходимые во всяком развитом обществе. Эти люди, вероятно, получали начальное образование в соответствии с наследственным призванием примерно до пятнадцати лет, а затем специально учились писать и приобретали практическое знание арамейской письменности. Писцы именовались полуиностранным словом *дипивара, по-среднеперсидски дибир, от старого аккадского дипи – «письмо, запись»[31]. Писцы получали образование в школах, которые назывались по-среднеперсидски дибирестан («помещение писцов»). В каждой провинции Иранской империи были свои собственные школы. Существовала естественная тенденция к тому, что-бы профессия писца становилась наследственной, так что во времена Сасанидов они уже признавались в обществе за особый класс.

От ахеменидской эпохи дошло несколько изображений жрецов. На них они предстают одетыми в доходящие до колен туники с длинными рукавами. На них широкие штаны и мантии. Головным убором им служит напоминающая шлем шапка с кусками материи по бокам, которыми прикрывали рот. Согласно традиции, можно предполагать, что шапка и одеяние были целиком белого цвета, как у священнослужителей. На этих изображениях, цвет которых не сохранился, жрецов не всегда возможно отличить от других представителей знати, потому что такая манера одеваться была обычной для многих иранцев. Она возникла, видимо, достаточно давно, когда иранские воины оставили боевые колесницы и пересели на коней. Даже знатные персы на поле боя носили такие одеяния, а на досуге – платья, ниспадающие свободными складками. На первый взгляд может показаться странным, что жрецы избрали себе в качестве одежды костюмы всадников, но этот наряд был удобным и для них. Плотно облегающие одежды подходили для торжественных ритуалов больше, чем свободные платья, так как они позволяли избежать опасности соприкосновения складок материи со священными предметами. Что касается шлемовидной шапки с боковинами для прикрытия рта, то, хотя ее первоначальная цель – защитить от холода, жары и пыли, этот головной убор оказался прекрасно приспособлен к тому, чтобы прикрыть волосы и бороду (это необходимо в целях ритуальной чистоты) я сделать так, чтобы дыхание не могло коснуться чего-нибудь освященного. Зороастрийские священнослужители продолжали носить такую одежду на протяжении многих столетий, по крайней мере, в качестве своего профессионального одеяния.

В наиболее важных вопросах ясное и исчерпывающее учение Зороастра представляло мало возможностей для возникновения ереси или раскола. И, тем не менее, оно давало западным матам много новых материалов для размышлений. Самое поразительное в учении пророка – это его оригинальная идея о том, что история имеет конец. Она воплотилась в учении о трех эпохах – Творении, Смешении и Разделении – и привела последователей Зороастра к мысли, что все события происходят в определенных хронологических рамках.

Очевидно, маги также были знакомы с представлениями вавилонян, согласно которым история делятся во времени на большие циклы и внутри каждого из них все события периодически повторяются. Сравнивая эти теории с учением Зороастра, маги стали задумываться о времени и о его происхождении. В результате и возникла зурванитская ересь, развившаяся, по-видимому, в эпоху последних Ахеменидов, но имевшая долгую историю и оказавшая большое влияние на дальнейшее развитие зороастризма.

Авестийское слово зурван значит «время», и в нескольких случаях в Младшей Авесте (например, Ясна 72, 10; Видевдат 19, 13) встречается как обозначение второстепенного божества, олицетворяющего время. Это словоупотребление кажется незначительной уступкой сторонникам зурванизма, которые уверовали в то, что Зурван не только как бы обрамляет все события, но и управляет ими, то есть является мыслящим существом. Зурваниты нашли подтверждение своим представлениям в зороастрийском священном писании, а именно в следующем стихе Гат: «Действительно, есть два первичных духа, близнецы, известные тем, что они враждуют…» (Ясна 30, 3). Размышляя над этим стихом, они, со схоластической изобретательностью, пришли к выводу, что у близнецов должен быть и отец, а раз это так, то единственным возможным отцом для Ахурамазды и Ангра-Маинйу, заявили они, может быть Зурван. Сначала, видимо, это было лишь умозрительным заключением, но впоследствии предположение развилось в откровенную ересь.

Зурвана наделили властью, о нем создавались мифы. Большая часть свидетельств по зурванитской мифологии относится к сасанидскому и послесасанадскому времени, а для собственно ахеменидской эпохи можно предполагать лишь о самом существовании ереси. Согласно одному из этих относительно поздних источников, Зурван один «был всегда и будет всегда… Но, несмотря на все окружавшее его величие, никто не называл его творцом, потому что он еще не произвел творение» (Zaehner, 1955, с. 410). И вот, как рассказывается далее, он решил породить Ахурамазду и Ангра-Маинйу, хотя считают, что было множество других толкований того, почему Зурвану понадобилось произвести на свет последнего.