Тупорылом? – подумал я и взглянул на своего Нарцисса. Жеребец, от которого когда-то шарахались хурогские конюхи, умиротворенно, спокойно и уверенно двигался вперед и действительно выглядел несколько смешно – с губ у него свисала трава. Не знаю, когда он успел пощипать ее. Ничто в нем не напоминало о грозном Стигийце.

– Его зовут Нарцисс, – обиженно ответил я. – Сначала узнала бы его имя, а потом обзывалась бы.

Сиарра, которая ехала по другую сторону от меня, захихикала.

– У тебя ужасный брат! – заявила ей Тайсала.

Сиарра многозначительно изогнула брови.

– Я? – спросила, обращаясь к ней, Тайсала. – Я вовсе не такая!.. Хотя многие считают меня грубой и беспардонной.

Сиарра заулыбалась во весь рот.

– Вполне согласен! – буркнул я. – Тот, кто осмелился назвать моего Нарцисса тупорылым, еще хуже, чем просто беспардонный грубиян!

– Ой, ой! Мы обиделись! – Тайсала ухмыльнулась. – Интересно, как долго тебе приходилось прикидываться дураком? – спросила она.

Сиарра подняла вверх руку, показывая пять пальцев, потом опустила ее и подняла еще раз, загнув три пальца.

Тайсала покачала головой.

– Целых семь лет! У меня на подобное не хватило бы сил!

– Не сомневаюсь! – ухмыльнулся я.

– Он всегда такой скверный, Сиарра? – спросила Тайсала.

Сиарра покачала головой и посмотрела в небо.

– Неужели? По-моему, хуже просто некуда! – ответила на жесты Сиарры Тайсала.

Общаться с Сиаррой умели немногие. Лучше всех – я и Пенрод. Старый конюх привык понимать своих подопечных по повадкам и жестам, наверное, поэтому и с Сиаррой давно научился разговаривать. Тостен понимал сестру хуже. А Бастилла вообще чувствовала себя неловко оттого, что та была немой. И часто просто избегала ее.

От мыслей о Бастилле мне стало не по себе. Я вновь и вновь вспоминал ночь, когда она предложила вступить с ней в близость. И лишь больше убеждался, что, отказав ей, поступил единственно верно.

Я влюбился впервые в возрасте пятнадцати лет в двадцатилетнюю дочь одного из конюхов Пенрода. Она была веселой и ласковой и вызывала во мне настоящий восторг. Когда мне исполнилось шестнадцать, моя возлюбленная вышла замуж за торговца из Тирфаннинга. Я понимал ее, но очень тяжело переживал наш разрыв. Впоследствии я спал еще с несколькими женщинами и пришел к единственному выводу: соитие без чувства взаимной любви отвратительно.

К Бастилле я ничего не испытывал. Наверное, мне именно это и следовало сказать ей в ту ночь, чтобы она не рассчитывала на меня в будущем.

– Надеюсь, вы простите меня, если я ненадолго вас покину? – спросил я, посмотрев сначала на Сиарру, потом на Тайсалу.

Сиарра показала мне язык.

Дорога, по которой мы ехали, была очень широкой, поэтому я, твердо решив объясниться с Бастиллой, без труда вернулся на некоторое расстояние назад. Бастилла разговаривала с Орегом.

– Орег, не оставишь ли ты нас ненадолго? – спросил я. – Можешь поразвлекать пока Сиарру и Тайсалу. Меня они просто замучили своими издевками. Надеюсь, твои ресницы не покажутся дочери Хавернесса коровьими.

Орег усмехнулся.

– Я тоже на это надеюсь! Поеду проверю.

Когда он уехал вперед, я заговорил с Бастиллой на эйвенхельском. Его я знал хуже других языков, но так нас никто не мог подслушать.

– Я хочу объяснить тебе кое-что.

В восхитительных глазах Бастиллы запылал странный огонь. Она улыбнулась.

– Что объяснить?

– Причину, по которой я отказал тебе в ту ночь, – пробормотал я.

Улыбка мгновенно исчезла с ее красивых губ.

– Что же это за причина?

– Если бы тогда мы не стояли с тобой на посту, все произошло бы… Но это было бы ошибкой.

– Понимаю, – неестественно спокойно ответила она. Я заметил, как побелели костяшки ее руки, которой она держала поводья. – Я для тебя чересчур стара. Правильно? Молодая Тайсала подходит тебе больше.

Я покачал головой.

– Возраст тут абсолютно ни при чем, Бастилла. Просто мы по-разному смотрим на жизнь. Для тебя вступить в связь с мужчиной – не столь значительное событие. Ты воспринимаешь это как игру. А я не могу подходить к этому так же.

– У меня такое впечатление, что я разговариваю с девственницей, идущей под венец, – печально улыбаясь, сказала Бастилла.

Я чувствовал, что доставил ей боль.

– Только пойми меня правильно, Бастилла. Ваши взгляды на близость с Аксиэлем или с Пенродом примерно совпадают. После того, что между вами происходит, никто не страдает. Любой мужчина, похожий в этом плане на них, гораздо более опытен. Я же не могу быть таким. Уже вторая моя любовница прекрасно дала мне ощутить, что совокупление без любви не представляет для меня большого интереса.

– Значит, я не вызываю в тебе ни капли любви?

– А я в тебе? – спросил я.

Если бы мне не был известен ответ, я, естественно, не задавал бы этого вопроса.

Бастилла не ответила. Лишь гордо подняла голову.

– Наверное, мне следовало поговорить с тобой об этом еще в ту ночь, – пробормотал я. – Между нами нет любви. Есть физическое влечение, дружба и взаимное уважение. Для близких отношений этого недостаточно. По крайней мере я так считаю.

– Ты об этом пожалеешь, – прошептала Бастилла, напряженно улыбаясь.

– Мое тело уже сожалеет, – ответил я печально. – Но я понимаю, что поступаю правильно. Играть в подобные игры не входит в мои привычки.

Бастилла вновь промолчала. Я решил, что должен дать ей возможность побыть в одиночестве. Когда я пришпорил Нарцисса и поехал вперед, Пенрод и Аксиэль одновременно повернули коней назад и пристроились к ней с обеих сторон.

Священник смотрел на нас с упрямством молодого осла.

– Мы приехали в вашу деревню, чтобы спасти вас и эти священные предметы от врага, – сказал Орег.

Храм, в котором, помимо святого отца, находились мы с Аксиэлем, Орегом, Бастиллой и Пенродом, представлял собой маленькую деревянную постройку, вдвое меньшую, чем хижины местных жителей. Никто другой здесь просто не поместился бы. Перед нами разговаривать со священником пыталась Тайсала, но у нее ничего не получилось. Она выскочила из храма, размахивая руками и крутя головой.

– Все эти предметы утратили свою волшебную ценность, – сообщил Орег, рассматривая вместе с Бастиллой разложенные на алтаре вещицы. – Наибольшей силой обладал когда-то этот браслет, но сейчас и он практически потерял ее. Я это чувствую.

По недовольному выражению лица священника было видно, что его раздражает наше присутствие в святилище Мероны.

– В любом случае эти штуковины не стоят того, чтобы лишаться из-за них жизни, – спокойно сказал Аксиэль.

Я попросил пойти с нами именно сына короля гномов, потому что он меньше всех походил на северянина.

Священник несколько смягчился.

– Знаю, сын мой. Но вне этого храма и своего родного поселения я никто. Будет лучше, если я погибну вместе с ними.

– Поймите, если вы не послушаете нас, то не только подвергнете свою жизнь страшной опасности, а еще и поможете врагам сеять на земле зло, – сказал Орег. – Их цель состоит в том, чтобы овладеть как можно большим количеством подобных волшебных вещей, извлечь из них магию и применять ее в ходе осуществления своих дальнейших жутких планов. Мерона будет вам лишь благодарна, если вы убережете ее сокровища.

– Вы намекаете на то, что она беспрепятственно впустит негодяев в свой храм? – спросил священник.

– Уверен в этом, – ответил Орег. – Если боги, перед которыми преклоняются оранстонцы, станут так открыто вмешиваться в дела оранстонского народа, это неминуемо приведет их к войне с ворсагскими богами.

– Кто вам сказал, что ворсагцы почитают других богов? – продолжал упрямиться священник.

Я вспомнил одну мудрую фразу, которую слышал когда-то от Стейлы: если намереваешься убедить человека в чем-либо, узнай, кто он такой и чего хочет.

Я попытался взглянуть на нас глазами священника. Какими он нас видел? Чужаками, не понимающими его жизни.