На фоне польской жизни XVIII века «большой план генерального оброка» был, конечно, необычайным явлением. Так что не следует удивляться экзальтации князя Станислава, когда он назовет свое деяние «прекраснейшей, устойчивейшей и выгоднейшей из всех систем, существующих в человеческом обществе».

Реализация большого плана, начатая в 1777 году в трех деревнях Корсуньского «княжества», будет проводиться последовательно до Четырехлетнего сейма.[13] В 1778 году князь Станислав решает провести этот план и в своих польских имениях. Уже в сентябре этого года состоялся «показательный» перевод на оброк четырех деревень его Новодворского имения. А так как Новый Двор отделяют от Варшавы всего несколько километров, то в столичной печати сохранился об этом событии ряд сообщений.

Вот что писал корреспондент тогдашней «Варшавской газеты»: «Сентября 20-го дня его светлость генерал-лейтенант князь Станислав Понятовский в своей деревне, прозываемой Ольшевница, устроил бал особливого рода, где в пренебрежении пребывали роскошь и великолепие, тогда как мало ведомым доселе примером было почтено человеколюбие. На бал тот собрались обитатели Ольшевницы – крубинские, яновские, Новодворские селяне, коим господин их, его сиятельство князь огласил волю свою, а именно что, ища видеть их более хозяйственными и нравственными, решил он их от барщины и всяких иных дотоле сущих работ барщинных освободить, а даровать им личную свободу, владение скарбом и право распоряжения оным. После сих слов его сиятельства каждая деревня выстроилась в порядок на назначенном для того месте. При этой церемонии присутствовала ее светлость мать князя, которая с умилением взирала на столь человечное и гражданское деяние своего сына. Присутствовали и другие лица, бывшие свидетелями выражения довольства и благодарности мужиков, с коими те к ногам своего господина, ее светлости княгини и прочих кидались, а когда ради вечной памяти оного торжества его светлость повелел устроить для них празднество, то веселились с превеликой радостью до самого утра. Любопытства достойно, смогут ли оные мазурские мужички, повсеместно заслужившие столь дурную славу, пребывать в этом новом состоянии, смогут ли, познав свое блаженство, не токмо не разочаровать своего благодетеля, но и всей Польше собою пример явить, колико весь край в земледельчестве и населении, а владелец – в увеличении дохода через освобождение своих подданных обрести сумеют?»

Как видно из этого описания, все торжество приходило под эгидой матери князя Станислава, этой уже дважды упомянутой перемышльской кастелянки, которая поощряла реформаторские устремления сына, являясь первым их инспиратором. Князя экс-подкомория в Ольшевнице не было. Может быть, он опасался, что и его начнут побуждать к освобождению мужиков, а может быть, просто задержало «На Шульце» другое, более интересное торжество. Зато был среди гостей известный поэт Станислав Трембецкий, который увековечил заслуги князя Станислава в длинной поэме «Полянка». Кому недостаточно репортажа в «Варшавской газете», может дополнить его репортажем поэтическим. Вот что поведал автору «Полянки» один из осчастливленных мужиков:

В доказательство милосердия князя Станислава Трембецкий приводит историю крестьянской девушки из княжеских владений, которая «пошатнулась в добродетели». В страхе перед господским гневом она решила избавиться от плода греха, в чем ей и помешали.

Неизвестно, что больше восхищает в этой поэме: гибкость стиха, столь послушного любому намерению автора, или богатство содержания в смысле репортерском. В стихах этих содержится все: принципы оброчной системы, судебная реформа, даже опека над матерью, родившей вне брака, и незаконнорожденным ее ребенком. Далее Трембецкий восхваляет просвещенную веротерпимость князя, ибо в том же 1778 году князь Станислав принял в Новом Дворе под свое покровительство целую иноверческую общину, предоставив ей право строить свои церкви и школы.

Возможно, Трембецкий несколько перехватил в хвалебных гимнах королевскому племяннику. Ведь это тот же самый Трембецкий, который в благодарность за вкусные обеды даже князя экс-подкомория назвал «другом человечества». Но реформы князя Станислава воспевали и другие поэты, отнюдь не льстецы. Юзеф Выбицкий посвятил ему произведение «Весть из Ольшевницы». Францишек Карпинский вспоминает о нем в стихотворении «К Станиславу Малаховскому». К хвалебному хору присоединился и не очень склонный к лести Игнаций Красицкий. В известном стихотворении «Путешествие» этот князь поэтов шутливо поносит князя Станислава за то, что тот выделяется из темной и праздной среды магнатов.

Тот факт, что Новодворская церемония вызвала столь громкий отклик среди прогрессивных писателей, имел свое обоснование в общей политической ситуации страны. Следует помнить, что это был 1778 год, период, предваряющий рассмотрение в сейме прогрессивного «Кодекса законов» Анджея Замойского. В подготовленном им проекте о правах сословий нашли место статьи, реформирующие – правда, осторожно и половинчато – основы взаимоотношений крестьян и помещиков. Это вызвало такую ярость и противодействие среди подстрекаемой реакционными магнатами мелкой шляхты, что у авторов проекта в последний момент не хватило смелости представить его сейму. Было решено отложить все дело до следующей сессии в 1780 году. Два года между сеймами прошли в ожесточенных публицистических боях. Наряду с магнатской и шляхетской реакцией главным средоточием интриг против «Кодекса законов» стала папская нунциатура в Варшаве, поскольку проект Замойского предусматривал отмену судебной апелляции к римской курии и обязательной экзекватуры[14] со стороны государства для папских булл перед их оглашением в польских костелах. Нунций Джованни Андреа Аркетти создал вокруг проекта атмосферу священной войны, грозя авторам реформы, что «есть еще в Польше правоверные, коп искоренят начала этой ереси».