Литмир - Электронная Библиотека
A
A

Ужасаться порочности и несправедливости мира, уединиться на хрустальной горе в белых одеждах, не принимая существующего порядка вещей, писать об отстранившемся себе, не быть понятым и обидеться, презреть, уйти со сцены, не попытавшись на нее взойти, или каким-то боком зацепиться, влиться, доказать свою нужность, пусть и в самом невероятном виде, перейти на другой язык, пойти на компромисс, присовокупить сундук всякой ерунды к выстраданному мешочку серебра, втюхать таким хитрым способом свой мешочек, доказать миру и детям, пусть не так, как хотелось бы, но уж как получилось, вписаться, занять нишу, познать жизнь и уже с этих позиций вздыхать о несовершенстве.

Быть идеальным человеком, не думать о себе, а только о других, не поступаться принципами, спешить на помощь, изнуряться, беспокоиться, в конце концов, возненавидеть пестуемых за все сделанное им добро, укоряя их с горечью и досадой за то, о чем они не просили, или быть аморальным человеком, делать в первую очередь то, что нравится себе, не жалеть ради красного словца даже родных и близких, легкомысленно вставляя их куда ни попадя в рассказы, а потом врать, скрываться и оправдываться, генерировать при этом новые идеи, обеспечивать таким образом самоподдерживающийся процесс как для себя, так и для тех, кем воспользовалась.

Отрицать, кривиться, презирать, считать, что все люди – уроды, движимые низменными побуждениями, достойные поэтому соответствующего отношения, не исключая при этом и себя, а значит, все бесполезно и ничего не надо, или быть полной идиоткой, ходить с ряззявленной варежкой, всех понимать, всех жалеть, оправдываться, что и Наполеон ведь не считал людей совсем уже лишенными благородства, легко идти на контакт, безоглядно вверяться первому встречному и, подтверждая правило, что дуракам везет, миновать, хотя бы и до поры, неизбежные ужасы и обманы.

Все знать, просчитывать, отмеривать, размышлять, пожимать плечами, качать головой и не решаться, или ничего не знать, бросаться очертя голову неизвестно куда, прыгать, резать, бежать, делать, а думать уже потом, ужасаться глупости и все же переть, как паровоз, с неизвестно откуда берущимися убежденностью и уверенностью.

Не сделать и не узнать, думать, что если бы да кабы, смогла бы – ого-го – и в глубине души мечтать и надеяться, что чудо еще разразится. Или сделать, выложиться, постичь себя до конца, утратить иллюзии и раз и навсегда уяснить, что ничего необыкновенного уже никогда не случится.

2005

Если

Летать на самолете тоже рискованно, вообразить страшно, как там наверху случается взрыв, и что начинают (если что-либо вообще успевают) делать люди, соображая, что вот сейчас они упадут, и сколько минут они падают, и как, но все равно все летают, когда столько рекламы и скидки. Я знаю только одну женщину, которая не летает, но, все равно, она спрашивает про жаркие страны, вздыхая и расстраиваясь, что боится. Летающие тоже боятся, при приземлении хлопают в ладоши искреннее, чем в театре, единственное, что омрачает их радость от благополучного приземления, так это то, что придется еще лететь обратно.

Но вероятность здесь меньше, чем выиграть Мерседес, а вот на машине ездить рискованнее, хотя, все равно, все ездят, а, проезжая мимо ГАИ и видя искореженные кузова, думают, остался ли кто в живых, и как их оттуда вынимали, а, видя на дороге аварию, легковушку, заехавшую под грузовик, ужасаются, как ее угораздило, радуются, если у них не «ВАЗ», но если пристегиваться, ездить потихоньку, всех пропускать, не забывать смотреть в боковые зеркала, и держаться подальше от дорогих машин, и эту вероятность можно снизить.

Если сидеть дома, риск будет еще меньше, но если постоянно сидеть у компьютера, наживешь виртуальную зависимость, и возникнут проблемы с общением, а потом дом тоже могут взорвать как раз в тот самый момент, когда ты сидишь и смотришь фильмы и клипы, надо обязательно собрать с жильцов деньги и поставить в подъезде видеокамеры, и все равно, кто-нибудь все-таки может просочиться, наверное, даже и лучше проводить иногда ночи в клубе, хотя там тоже может случиться пожар, но если ходить в один и тот же, можно как следует там осмотреться и, в случае чего, сразу кинуться к пожарной лестнице.

В театр, я думаю, в принципе, тоже можно ходить, если посчитать вероятность того, что именно в театре, куда ты пойдешь, снова что-то случится, она будет ничтожно мала, если прикинуть, сколько ставят по всей стране спектаклей. Я думаю, надо совершенствовать вкус и ходить лучше на концерты камерной музыки, мне кажется, вряд ли террористы позарятся на камерный зал, и потом, ведь и тогда многие все же остались в живых, надо только садиться подальше от вентиляционной решетки.

В метро ездить все равно придется, я думаю, лучше садиться в самый хвост поезда, в самый последний вагон, мне кажется, террористам невыгодно будет там взрывать, потому что тогда пострадает меньше всего народу, последний вагон, в конце концов, можно отцепить, из него легче всего выпрыгнуть и побежать назад, поэтому, хотя и некогда в него тащиться, это, наверное, надо делать, потому что там вероятность меньше.

И если сумеешь вылавировать среди всех этих ужасов и не попасть в опасный квадрат, то твоя жизнь тоже может считаться нормальной и благополучной.

2004

Тогда и теперь

Анна Ахматова когда-то сказала, что мы не знаем, в какое время мы живем, осознание особенностей текущего приходит после. И все же я попробую угадать: особенностью настоящего времени мне кажется всеобщая убежденность, что ничего необыкновенного больше уже не произойдет, все, что можно, уже случилось, остались только рутина и равнодушное примирение с ней.

В начале девяностых, наоборот, казалось, что все самое страшное и интересное впереди, как будто во весь дух летели то ли с горы, то ли в гору, не зная толком, куда вынесет, а теперь кажется, что вынесло на болотистую низменность.

В девяносто первом году я написала статью о нашем предприятии, которым, собственно, являлись Гриша да я, он – в качестве директора, конструктора и рабочего разного профиля, и я – бухгалтера и менеджера по продажам, – и о том, как Гриша работает дома в набитом техникой шкафу. Добрая женщина Полина Семеновна запустила в газете статью в печать даже с нашим телефоном, обеспечив нам бесплатную рекламу. После была масса звонков, Гришу приглашали в разные большие фирмы, куда он добросовестно ходил и откуда без всяких результатов возвращался – у всех приглашающих идея была одна – прибрать к рукам приборы, а самого изобретателя задвинуть куда подальше, но у Гриши к тому времени уже был печальный опыт работы на «дядю». Причина, побудившая меня тогда писать статью, была скорее не материальна, а навеяна временем надежд: казалось, надо что-то такое сделать, и все изменится, фирма наша станет настоящая, жизнь – цивилизованная, и, вообще, будет красота (конкретные детали терялись в тумане).

Те же чувства тогда, кажется, испытывали и другие инженеры, пооткрывавшие научно-производственные кооперативы. Я помню, с каким энтузиазмом мы участвовали в выставках, наскребали деньги, заказывали стенды, все казалось таким значительным и важным, что вопрос о конкретной пользе вообще не стоял.

Мы по-детски увлеченно играли в свое карликовое предприятие, выдавая музей-квартиру Кржижановского, где я работала смотрителем, за офис, покупая у бомжей купоны бесплатных объявлений и рассылая их по городам и весям, (рука уставала писать) как единственно доступный инструмент рекламы. Самое интересное, что приборы-то Гриша в своем шкафу производил по-настоящему. А нелепый и несуразный антураж казался нам временным, и в этом чувстве мы были не одиноки: по следам статьи к нам шли и шли какие-то люди с завиральными идеями об утилизации валеночной шерсти в качестве сырья для напыления, о строительстве в заброшенной церкви океанских яхт и спуске их в Обводный канал или с предложением сделать в Гришином шкафу источник питания для запускаемого тогда на орбиту марсохода.

10
{"b":"46797","o":1}