– Ты интересуешься спортом? – задал он следующий вопрос.

Она не знала, что на это ответить. Она находила спорт невыносимо скучным. Но в нем была вся его жизнь.

– Как я могу интересоваться тобой и не интересоваться спортом?

«Ловкий финт», – подумала она, осознавая, что обеспечила себя работой.

Завтра после тренировок в клубе здоровья она направится прямиком в библиотеку и усердно вычитает все, что относится к спорту, в том числе отыщет упоминания о нем в периодике.

«Интересно, – думала она, – в каком году он играл за «Грин Бей Пекерс» и в какой линии?»

– Может быть, ты интересуешься деньгами, – ответил он довольно грубо.

– Кто – я? О, я ненавижу деньги, – заявила она с притворным пафосом, как будто он чуть не заставил ее передернуться. – А ты, может быть, интересуешься сексом? – заметила она, пародируя его подозрительность.

– Кто, я? О, я ненавижу секс, – продолжил он шутливую перепалку с великолепным утробным смехом.

Они сидели рядом, пытаясь друг друга перехитрить, валяя дурака и получая от этого удовольствие.

– Хммм, именно так мне и говорили, – парировала Пейдж.

– Что тебе говорили?

На ее губах появилась улыбка, которая должна была означать «я никогда не скажу».

– Так почему же я здесь? Почему я? – спросил он, скидывая туфли.

Его глаза снова сузились. Ожидая ее ответа, он развязал галстук и отложил его в сторону.

Это был хитрый вопрос. Она решила, что самым остроумным ответом будет правда.

– Я только что переехала сюда из Нью-Йорка и выбираю себе мужа. По всем расчетам, из тебя получается паршивый кандидат в мужья, но, похоже, мне нравится то, что я вижу, и мне нравятся рискованные предприятия.

Лумис как раз набрал полный рот шампанского и чуть им не захлебнулся. Пейдж представила себе, как он торопливо надевает туфли, хватает со стула галстук-бабочку и мчится за дверь, пока его не сцапал жуткий призрак брака.

Но вместо этого он просто взял салфетку и вытер рот, продолжая тем временем изучать ее с еще большим изумлением, чем раньше. Она воодушевилась, потому что ее план не был абсолютно неосуществимым. Возможно, ей так показалось потому, что он не убежал и не рассердился.

– Брак, ха! – улыбнулся он, успокаиваясь и отхлебывая очередной глоток шампанского.

– Какого черта! Это снова вошло в моду, – заверила Пейдж его, отмечая про себя то, как он посмотрел на ее ноги.

– Ты хочешь на веревочке привести меня к алтарю, ха?

– Как быка, – моргнула она с наигранной скромностью.

– Кажется, я должен нервничать, – сказал он, взмахом руки подчеркивая опасность. – Когда ты чего-то хочешь, ты добиваешься, и при этом все средства хороши.

– Можешь уходить прямо сейчас. – Пейдж скинула туфли, забираясь с ногами на софу и уютно устраиваясь поближе к нему. – Теперь, когда ты знаешь, какой коварной и опасной я могу быть.

– Нет, я думаю еще пооколачиваться здесь какое-то время. – Ники звякнул своим бокалом о ее и пристально глядел ей в глаза, пока оба они пили за вызов, брошенный друг другу.

У него были тонкие губы, и она сосредоточила на них свое внимание, помедлив, перед тем как их поцеловать, чтобы добиться должного эффекта. Она хотела продолжать командовать, продолжать соблазнение.

Однако, поцеловав его, Пейдж с удивлением обнаружила, что он держал во рту шампанское, которое влил ей в рот, когда их губы соединились, создавая забавное и одновременно чертовски сексуальное ощущение. Он давал ей понять, что она не сможет полностью взять инициативу в свои руки. Он сам был коварным и опасным, заставлял ее кожу покрываться мурашками, а щеки – гореть. Не прерывая поцелуя, Лумис забрался на нее сверху, и ее короткое платье задралось еще выше, на бедра. На фоне мягкой и романтической музыки все происходящее воспринималось нереально. Свечи, горящие на столе рядом с цветами, создавали приятное оживление.

– Какая замена! Ты заставляешь двойняшек Боббси выглядеть, как бигмак по сравнению с филе-миньоном, – сказал он, резко разрушая романтический настрой тем, что полез за бумажником и без всякой деликатности извлек из него маленький голубой пакетик с «резинкой». – Чтобы каждый чувствовал себя в безопасности, – объяснил он бестактно.

Пейдж была слишком возбуждена, чтобы что-нибудь ответить.

«Роман взорвался – конец», – думала она безрадостно, когда он спрыгнул с нее.

Не успела она даже повернуться на бок, как он уже практически закончил раздеваться, скинув всю одежду на то же самое роскошное кресло с подголовником, где уже лежал его галстук-бабочка, и цинично улыбался, тщеславно гордый своим чрезвычайно здоровым телом!

– Особенно в наши дни никто не может быть застрахован, – грубо добавил он перед тем, как с многозначительным видом отправиться в ванную комнату.

Для ее прекрасного вечера это уже перебор, думала Пейдж с раздражением. Когда она перестанет мечтать? Она просто очередная подстилка для этого парня. Совершенно такая же, как те два чуда в мини-юбках, с которыми она поменялась местами. А почему он должен был думать как-то иначе? Не подтвердила ли она его впечатление, когда обрезала ножницами половину своего нового платья, а затем преподнесла ему отрезанную часть? Даже хуже – она на десять лет старше той парочки.

Отказываясь становиться в бесконечный ряд его взаимозаменяемых девочек на одну ночь даже с риском никогда больше не увидеть его, Пейдж соскочила с кушетки и вытащила из своей сумочки помаду.

Он думал, что сделает это здесь, самодовольный сукин сын, уже готовый натянуть маленькую защитную изоляцию на свой драгоценный член, готовый трахнуть ее. Отлично, догадайся, кто кого трахнет сегодня вечером?

Он хотел безопасности, пусть получит ее, но что касается сексуального удовлетворения, то это останется его личным делом.

В поисках чего-нибудь, на чем написать, Пейдж схватила его праздничную рубашку и небрежно написала на ее спине вторую за этот вечер записку ему, просто повторив первую: «Чем меньше – тем больше». Если бы он меньше говорил и больше целовался, у него было бы больше шансов ее уложить.

Кипя от ярости, Пейдж собрала остальную его одежду, оставив разложенной на стуле надписанную рубашку, чтобы ему было о чем подумать, его бумажник и карманные деньги. Захватив из стенного шкафа сумку со своими вещами, свою сверкающую вечернюю сумочку от Джудит Лейбер и дорогие туфли на высоком каблуке от Мод Фризон, она покинула номер. К черту Ники Лумиса. И Стена Паркера – тоже. К черту их всех.

Сбегая вниз по ступенькам в подавленном состоянии, в одной туфле и неся другую под мышкой, смущаясь от того, что бросается в глаза охапкой одежды в руках и своим собственным обрезанным платьем от Валентино, она увидела себя в искаженном гротескном виде в зеркальной стене, которая шла вдоль лестницы. Это зрелище было скорее смешным, чем печальным, и Пейдж почувствовала, как гнев ее постепенно стихает. Странно, безумно и забавно. Почему это вызвало у нее такую депрессию?

Сегодня вечером ее цель обрела лицо, имя и характер. Это уже прогресс. И она определенно выделилась. Ники Лумису будет трудно забыть этот маленький сексуальный семестр.

К счастью, она пребывала в растрепанных чувствах, иначе она просто увеличила бы счет своих постельных приключений и испортила бы этим все дело, сущность которого, по случаю, откровенно выложила Ники. Чувствуя себя все более и более уверенно, Пейдж пересмотрела свое положение, заключив, что, в конце концов, сегодняшняя неудача могла обернуться потрясающим успехом.

Ее цель – достаточно заинтриговать его, чтобы он выделил ее из многих других, и заставить хотеть ее. Она думала, что, возможно, решила обе задачи.

С другой стороны, она надеялась, что не перестаралась, просто хотела сбить с него спесь, но не настолько, чтобы он не захотел увидеть ее еще раз. Именно поэтому она утащила его одежду, а вовсе не для того, чтобы раздеть догола, думала она, глядя на груз в своих руках.

Проходя мимо старинной витрины, в которой были выставлены аккуратная стопка теннисок «Шато Мармонт» и стопка пижам в цветочек, она резко вернулась назад, поняв, что ее проблема решена.