Ко всему добавлялось чувство восторга, едва не вырывавшееся наружу от того, что она после всего нашла, похоже, своего суженого.
И Пейдж совершенно помешалась на деньгах, если всерьез полагает, что Сьюзен «должна добиваться своих целей», и имеет наглость выяснять, на сколько Сьюзен получает больше денег, чем Марк, как будто это самое главное. Она так устала все это выслушивать.
Марк умен. Честен. Талантлив. Добр. Не такой старый, как Ники Лумис. И вовсе не такой испорченный, как большинство из этих богатых подонков, которых они терпели. Марк уверенно стоял на земле. На него можно положиться.
Совещание персонала наконец подошло к концу. Все вокруг шутили, перекладывали бумаги с места на место, защелкивали портфели, сворачивая служебные дела. Ее со всех сторон поздравляли.
Улыбаясь всем в ответ, Сьюзен поднялась со своего места – портфель в одной руке, билеты в другой. Ей не терпелось скорее добраться до Марка.
Она поспешила в свой кабинет, чтобы поскорее позвонить ему. Было одиннадцать часов. Он говорил, что собирается провести вечер дома.
Его номер был в автоматической памяти, и все, что ей было нужно, это нажать на четверку. Она с воодушевлением сделала это.
«Привет, Марк…»
«Эй, плейбой, у тебя есть настроение отпраздновать?»
«Я не могу больше сдерживаться. Даже если это испугает тебя – я тебя люблю!»
Она стремительно перебирала в уме приветствия, отвергая одно за другим, пока, в конце концов, не решила, что скажет просто «привет».
Занято. Черт побери. Она запустила повторный набор.
Все еще занято.
Сьюзен установила режим автодозвона и села за стол, чтобы просмотреть деловые бумаги. Осознав, что просто перекладывает их с места на место, что не может ни на чем сосредоточиться – так ей хотелось его увидеть, она решила не пытаться дозвониться, а просто поехать к нему.
Ее восторг испарился в тот самый миг, когда она увидела «астон-мартин» Дастина Брента, припаркованный перед домом Марка Она не знала, что и подумать.
Была ли ее сексуальная подруга здесь в качестве экс-любовницы, соблазняющей Марка, или просто как друг?
Пытаясь не паниковать, Сьюзен сказала себе, что его мотоцикл, по-видимому, сломался, и Пейдж одолжила ему машину. А самой Пейдж там вовсе нет. Но его мотоцикл стоял здесь же, рядом с машиной, и казался полностью исправным.
Задрав голову и посмотрев наверх, она почувствовала, что все больше и больше беспокоится. Окна его квартиры были темны. То, чего она не видела, казалось ей гораздо хуже того, что она уже видела. Если он спит, то почему занят телефон?
Чувствуя себя слишком неловко, чтобы зайти в дом, и еше больше из-за того, что могла там обнаружить, Сьюзен объехала несколько раз квартал, убивая время и возвращаясь каждые двадцать минут.
Ее самые страшные подозрения подтвердились, когда, наконец, сдавшись, она поехала домой и обнаружила, что Пейдж там нет.
ГЛАВА 29
В ушах Сьюзен продолжал звучать пронзительный вой сирен.
Этот звук затмил память о ее собственном предупреждающем вопле и бессильном ужасе Пейдж.
Навязчивый напряженный вой тревоги безжалостно терзал ее мозг. С ним не справилась даже изрядная доза транквилизаторов, которыми ее накачали в машине «скорой помощи» во время казавшегося бесконечным пути в больницу.
Маленькая желтая пилюля несколько приглушила краски, но не смогла сделать картину менее зловещей. Когда она закрывала глаза, все было красным, цвета тревоги: кроваво-красные огни санитарной машины, кроваво-красная вода вокруг Пейдж… Кроваво-красная парусная лодка. Кроваво-красные вопли, наполнявшие густой морской воздух.
А затем кроваво-красное молчание ее подруги, лежащей без сознания, безучастной ко всему. Это была не Пейдж, это был кто-то другой.
Все еще в джинсах и теннисных тапочках, не успев переодеться, Сьюзен беспомощно слонялась по мрачной комнате ожидания в больнице Санта-Моники, в тысячный раз мысленно возвращаясь назад и пытаясь понять, что же все-таки произошло, снова и снова отчаянно пытаясь повернуть стрелки часов вспять и поймать тот ужасный момент.
В унылой комнате было полно народу. Вокруг бегали дети – у некоторых были травмы, другие приехали сюда со взрослыми. У одного ребенка была глубокая рана над бровью, и он ждал, пока врач наложит ему швы. Другой выбил зуб. На лавочке лежал мужчина и стонал от почечной колики.
Все случилось так быстро, что Сьюзен до сих пор не могла прийти в себя.
Сначала ее просто захлестнула волна чудовищных, наводящих ужас мыслей, на которые могла вдохновить только Пейдж, а затем вдруг этот кошмарный случай.
Сьюзен была потрясена до глубины души тем, что произошло за последние сорок восемь часов.
Казалось, что с того вечера когда она приехала к дому Марка и обнаружила там запаркованную машину Пейдж, прошла целая вечность.
После бессонной ночи, когда она настороженно прислушивалась к каждому звуку, ожидая возвращения Пейдж, не в состоянии думать ни о чем другом, Сьюзен ушла из дома Дастина до восхода солнца, желая избежать столкновения со своей коварной подругой, которая, несомненно, должна перед работой заехать домой, чтобы принять душ и переодеться. Она была настолько расстроена, что не хотела видеть даже Тори.
Сидя в кабинете, Сьюзен не могла заставить себя сосредоточиться на делах. Она перекладывала документы с места на место, не пытаясь даже вникнуть в содержание. Словно в замкнутом круге мысли вновь и вновь возвращались к прошедшей ночи. И постепенно в голове сложился план мести.
Она не будет отменять морскую прогулку с Пейдж, которая запланирована на завтра, и сделает вид, что ничего не знает, и будет вести себя так, будто ничего не случилось, а затем, когда они останутся вдвоем, без помех, на воде, где Пейдж некуда будет бежать или спрятаться, она выяснит с ней отношения.
Марку, чьих звонков она избегала весь день и с кем до сих пор не могла встретиться лицом к лицу, она решила позвонить в то время, когда у него будут занятия. Она оставит сообщение у секретаря кафедры и скажет, что вынуждена отменить назначенный обед из-за работы и что с ней нельзя будет связаться целый день, но она позвонит ему в субботу.
В тот вечер Пейдж вместе с Ники была на игре в «Стар Доуме». Тори отправилась на обед с Джорджем и Кит.
А Сьюзен осталась одна в своем кабинете, прячась ото всех, оттачивая план атаки и готовясь к прыжку.
В то роковое утро, когда они втроем завтракали на кухне, Пейдж попыталась отменить поездку на парусной лодке, ссылаясь на усталость и тошноту.
«Виновна. Она не может смотреть мне в лицо». – Сьюзен помнила свои мысли, как она злилась и ненавидела свою обворожительную подругу и ту легкость, с которой у той все всегда получается.
Возможно, она планировала выйти замуж за Ники, продолжая держать при себе Марка. Это было бы как раз очень на нее похоже: хотеть все и находить способы осуществления.
Она задавала себе вопрос, как давно Пейдж тайком встречается с Марком? В начале их отношений с Марком Сьюзен не сомневалась в его верности. Но когда же возобновилась его связь с Пейдж? Была ли ночь на пятницу первой? Первой и последней? Или одной из многих?
Господи, как она ненавидела Марка за то, что увлеклась им. За то, что он заставил ее почувствовать себя первоклассной дурой.
Что вообще заставило ее подумать, будто она может конкурировать с Пейдж, с ее образом сексуальной богини, будучи всего лишь простой смертной? Возможно, Пейдж владела экзотической сексуальной техникой. Она была мягкой, женственной и кокетливой.
Она, игрушка состоятельных мужчин, на время досталась ее недостаточно богатому, но неотразимому приятелю – художнику-профессору. Приятелю Сьюзен, черт побери!
Это было нечестно. Сьюзен воплощала собою нравственность, тогда как Пейдж олицетворяла секс.
А какой нравственный американский мужчина не предпочтет секс? Это доводило Сьюзен до безумия, заставляя агонизировать над сравнениями, которые должен был бы делать Марк.