Я приехал домой к родителям погостить и с порога почувствовал неладное. Родители радушно приняли меня, а сестра, как обычно, целыми днями где-то пропадала. В квартире с родителями жили два незнакомых человека, мужчина лет тридцати и женщина помоложе. Отец с матерью не заговаривали со мной на эту тему и делали вид, что так и должно быть. У меня возникло чувство, будто они бояться заговорить об этом, бояться, что я их неправильно пойму или упрекну что ли. И я их ни о чем не расспрашивал. Мужчина бывало лежал на полу, как у себя дома и громко смеялся, а девушка как-то не показывалась мне на глаза, словно что-то пытаясь от меня скрыть, читала притаившись где-нибудь в комнате, или бродила по улицам городка. Я решил поговорить с мужчиной, и у него узнать, что они за люди такие, почему живут у нас на квартире. Он без малейших стеснений рассказал о себе, называл какие-то аббревиатуры и организации, о которых я никогда не слышал, в общем, я толком ничего не понял. Около недели длилось мое терпение, я начал уже думать, что это какие-нибудь сотрудники по работе с маминой стороны, от которых зависит благополучие семьи, да и по виду родителей замечал, что это необыкновенные люди. Я совсем сбился с толку, чем они могли так заморочить мать, а главное, отца, что они и заговорить о них не смеют со мной, с их собственным сыном?!

Напряжение между нами все нарастало, отец очень нервничал, но весь его вид говорил, что это не моего ума дело. Я же все-таки решил спросить его прямо, подкараулил, когда он остался на кухне один, и зашел к нему поговорить. Но только я зашел, как отец вскочил со своего места, покраснев от ярости. «Да что ты понимаешь?» ─ выдавил он и вышел вон, следом за ним на кухню вбежала мать, я уже был на грани нервного срыва. «Послушай, ─ мягко сказала она, ─ вон стоит домик, а мы ему челочку нарисуем, понимаешь?..».

─ Это же всего лишь компьютерный дизайн, что в этом сверхъестественного! Отец! ─ в исступлении орал я.

─ Я тебя люблю, папа! ─ слезы душили меня, и я зарыдал.

Утром я перебирал в голове детали сна, больше всего меня поразил этот смеющийся наглец: все, что он говорил, можно было принять за чистую монету, а девушка, такая странная и скрытная, я с трудом пытался вспомнить ее лицо…─ в обоих было что-то знакомое и манило необъяснимой близостью.

И тут я увидел себя в нем, это был я со своей женщиной, с Татьяной, спустя пять лет. Озноб прошиб мое тело, что все это значит? Я разговаривал с самим собой, тот человек мне показался таким беззаботным и уверенным в себе, будто знал наперед происходящее. Мне стало страшно за себя, и я решил больше не думать об этом.

Уже прошло почти два с половиной года, как Джей вернулся в Город Снов, многое изменилось с тех пор. Последний конфликт Джея с Крысой потряс его и чуть ли не стоил ему жизни в Городе. Джей чудом выкарабкался из коварной ловушки, но и сейчас демоны тьмы еще рыскали за ним по пятам в надежде на то, что он оступится. Он порвал с Крысой навсегда на этот раз, по крайней мере, решил твердо придерживаться отстраненной позиции. Джей смертельно устал от него.

Джей сочувствовал Крысе, пытаясь понять корни его опустошающей душу войны, которую он возвел в императив своего существования. И Крыса остро чувствовал это отношение и беспощадно давил Джея, будто испытывал себя в своей способности творить зло и Джея в способности прощать ему это зло и принимать его таким, какой он есть. Эта взаимотерапия должна была прерваться, ибо грядущие дни уносили Джея в облака надежды на спасение от рабства добра и зла. Джей страстно и нежно полюбил одно существо, которое острыми коготками выцарапало его из юдоли смерти. Он как малыш вместе с Таней делал первые шаги на пути к вере.

Джей экстренно нашел работу и съехал от Крысы. Это давно нагнеталось, и было логическим завершением их «дружбы». Но и в последний момент Крыса не изменил себе.

Джей позвонил по первому попавшемуся номеру в местной газете и договорился о собеседовании. Он был очень заинтересован в работе и получил ее на испытательный срок. Генеральный директор проникся им с первой встречи, и Джей не упустил свой шанс. А после началась утомительная канва будней. Джею трудно давалась работа: круг обязанностей, возложенных не него, был широк, плюс ко всему нужно было подниматься по утрам, придерживаться графика, а к этому Джей совершенно не привык. Крайне не хватало денег, он даже вынужден был занять денег у начальника, чтобы заплатить за квартиру. Ведь Крыса просто выставил его за дверь 15 декабря от имени Насти, он всегда кем-нибудь прикрывался, сталкивая чужие интересы и находясь за спиной, ведь, прежде всего, он был «свят». В последнюю неделю их житья Джей не раз обращался к нему: нужны были заказы, они работали вместе – выезжали к клиентам грузить мебель, предварительно договорившись по телефону. На неделе было три заказа, и не на один Джей не попал.

Рудольф, начальник Джея, был человеком дела и, похоже, вознамерился напрочь выбить из него оптимистическую чушь и сделать его настоящим человеком, по образу и подобию своему. Он непрестанно на всех орал по малейшему поводу, дабы не забывали о его присутствии во время работы, и внушал подчиненным чувство вины и полнейшего ничтожества, это позволяло ему впоследствии урезать ЗП, применяя штрафные санкции, он был чрезвычайно жаден и амбициозен. Джея забавляло это, но впоследствии стало навевать скуку, суета и беготня претили ему и нарушали пищеварение. Джей был мягким человеком, вернее, ему часто приходилось входить в положение другого, ввиду того, что он совершенно не понимал людей, особенно, когда они начинали говорить. Ему проще было со стороны, понаблюдав за человеком, определить, что ему на самом деле надо. Джей не понимал, почему люди никогда не говорят, что им действительно нужно, скрывая истинные мотивы и желания покрывалом путаных объяснений, будто пытаясь сбить всех с толку, в том числе и себя, в конце концов. Люди панически бояться правды, словно это дверь в потаенный мир их души, они даже больше стесняются ее непривлекательной грубости и мелочности. «Их очень заботят чужие мнения и страх быть осмеянными», – думал Джей и радовался этому нескончаемому спектаклю, но чаще грустил. Люди совершенно не принимают друг друга и обороняются, как могут, словно какая-то всеобщая нужда сплотила их ради этой нелепости, без которой не мыслится механизм мироздания. Джею было удобно выводить людей из глаголов, например, знает, надеется, напрягается, размышляет, делает вид и т. д. Описание данного момента с использованием разнообразия языка помогало ему, но этого было недостаточно, нужно было всегда достраивать, выводить сущностную характеристику происходящего. Для этого нужно было смотреть на себя со стороны и обуздывать свое воображение, которое норовило тут же подпихнуть какую-нибудь схему по аналогии. Вот такая сплошная запарка с этим языком. Звуковые волны настраивают мозг, как пианино умелые руки мастера, на определенное восприятие. Джей заметил, что интонация, тембр, высота, размеренность в большей степени влияют на понимание, чем само значение произнесенных слов, смысл придает речи добавочный, второстепенный оттенок. Прибавить к этому еще жесты, мимику и взгляд и можно начинать творить шедевры непостижимого.

Джей пытался обставить Рудольфа, Рудольф Джея, и оба действовали из субъективного понятия о благе друг друга. Все бы хорошо, но главный глагол в этом высказывании обставить – значит обмануть. Нужно просто решить, обман в субъективном понятии о благе является благом или нет, но тут опять загвоздка: что значит субъективное понятие о благе и, вообще, существует ли благо в субъективном понятии, вот! Благо понятие объективное и применимо к отношению многих, то бишь с характером всеобщности. Опять же это чья-то мысль, а она субъективна или рождена эйдосом Платона, но Платон единичен, следовательно, субъективен, опять же единичен в понятии, но множественнен в восприятии и так далее до бесконечности. Теперь давайте отвлечемся от глагола «обставить» и поставим акцент на словосочетании благо друг друга. Благо даже в субъективном понятии остается благом, что немаловажно, безотносительно объекта блага, в отношении же объекта, благо примет другую форму, но она может возникнуть только из взаимодействия Рудольфа и Джея. В данном случае, преобразится не благо, расшириться понятие о нем, а значит, благо в субъективном понятии будет больше походить на благо во всеобщем смысле, что ж, это безусловное благо, но и это лишь малая грань динамики происходящего.