— Страх. Она его очень боялась, Билл. В тот день, когда мы с ней встретились за чашечкой кофе, она буквально места себе не находила от страха. Сомневаюсь, что ее тогдашнее состояние было обусловлено только депрессией. Думаю, она как раз стала подозревать, что дни ее сочтены и он попробует что-то в этом роде. Назначив мне встречу, она подала первый сигнал.

Йенси взглянул на Грэя.

— А как же Джордж Аллан?

— Он марионетка в руках Дэвида. Да он бы и не мог быть ничем иным, потому что Дэвид купил его с потрохами. Миссис Аллан нам все подтвердила.

— Точно, Билл, — кивнула Барри. — Ты можешь взять ее в качестве свидетеля обвинения.

— Обвинения? — усмехнувшись, повторил он. — У меня нет обвинения. Слова и только слова двух беглецов, обвиняемых в похищении человека.

— Но ведь ты же нам веришь, — удивилась Барри. — Иначе не привез бы нас первым делом сюда. — Она тоже подошла к окну. — Очень трудно поверить, что глава исполнительной власти способен на убийство? Посмотри вон туда. — В лучах утреннего солнца им открылся фрагмент памятника Вашингтону. — Памятники президентам. Кто-то из них был негодяем, кто-то — хорошим и честным человеком. Высокие, низкие, воины, государственные деятели. Но общий знаменатель, если не считать должности, которую они занимали, у них таков — все они были люди. История превознесла их, сделала их выше всех на свете, кое в чем они даже сравнялись с полубогами, но полубогами они не стали. А остались людьми, смертными, подверженными слабостям характера. Они смеялись, плакали, сходили с ума, страдали запорами. У них не было иммунитета от гордыни, боли, сердечных приступов и… — она посмотрела на Грэя, — и ревности. Дэвид Меррит знал, что его жена ему изменяет. Она родила ребенка от другого. Он не мог этого стерпеть и предпринял кое-какие меры. Он однажды уже делал это!

Высказанная мысль потрясла ее так сильно, что она вдруг замолчала. Эти слова непроизвольно выскочили откуда-то из глубин ее памяти. Она прекрасно помнила, что кто-то уже произносил их вслух.

— Что? — Йенси непонимающе уставился на нее.

— Ничего.

Но тут уже встрепенулся Грэй:

— Ты сказала, что…

— Подожди! — Она сжала голову руками. Неожиданное откровение стало для девушки таким жутким ударом, что силы вдруг оставили ее. Она буквально упала на колени, а потом тихонько сползла на пол.

— Барри! — Грэй оттолкнул Йенси в сторону, опустился рядом с ней, взял ее за плечи и с тревогой заглянул ей в глаза. — Барри, что произошло? — Его голос доносился откуда-то издалека и был едва различим среди шума в ее голове.

«Он однажды уже делал это!»

Где она могла слышать эти слова? Или она их где-то прочитала? Почему они вдруг всплыли в ее памяти? Почему показались ей жизненно важными?

И тут с ослепительной ясностью она вдруг вспомнила, где она об этом читала, теперь она знала ответы на все вопросы. У нее даже шея зачесалась от нетерпения.

— Барри, что с тобой? — Билл Йенси стоял рядом с Грэем, у него был очень озабоченный вид.

— Ну скажи же хоть что-нибудь, черт бы тебя побрал! — воскликнул Грэй.

— Что случилось? — Дэйли проснулся и теперь почесывал свой всклокоченный затылок. — В чем дело? Что с ней?

Дэйли! Вот кого надо благодарить. Тысячу раз он говорил ей, что хороший репортер должен копать глубоко, что всегда есть второй слой, до которого следует обязательно докопаться, никогда нельзя сбрасывать со счетов никаких фактов, не важно, сколь малозначительными и бесполезными кажутся они в первый момент.

Самые лучшие улики — те, что превращают простое дело в сенсацию, обыкновенные сплетни — в факты, которые переворачивают весь мир, — эти улики обычно обнаруживаются в самых неожиданных местах, там, где даже в голову не пришло бы их искать.

Ведь ЭТО так и стояло у нее перед глазами. Все время, все это время, будь оно трижды неладно! Среди бесчисленных бумажек и вырезок, которые она взяла со своего стола на телестудии, пытаясь найти ниточку. К сожалению, она не копала глубоко.

Похоже, она опять здорово разволновалась.

А вдруг она ошибается? Может, это очередной путь в тупик, но журналистский инстинкт подсказывал обратное. В любом случае надо поискать в этом направлении.

Оттолкнув мужчин в сторону, она неожиданно вскочила на ноги.

— Мне надо идти.

— Идти куда?

— Я… Я лучше не буду говорить. До тех пор пока точно все не разузнаю.

— Хочешь отправиться в путь, но не знаешь куда?

— Нет, конечно, я знаю, куда мне идти, — нетерпеливо отозвалась она. — Но я не знаю, что там найду Может быть, ничего, а может быть, очень многое. Но мне надо идти.

Билл Йенси попытался образумить девушку:

— Барри, я не могу выпустить тебя отсюда…

— Пожалуйста, Билл! Пошли кого-нибудь вместе со мной. Кого угодно, хоть главного судью Соединенных Штатов! Пусть на меня наденут наручники, мне плевать. Но, пожалуйста, разреши мне сделать дело. Возможно, все сразу же прояснится.

— Что может проясниться?

— То, что я не могу рассказать.

— Почему не можешь?

— Чтобы снова выглядеть полной идиоткой, если все окажется совсем не так, как я думаю?! Последовало продолжительное молчание.

— Отпусти ее, — наконец произнес Грэй. Барри удивленно обернулась и прочитала в его взгляде очень многое, в том числе и абсолютную веру в ее правоту.

Она вдруг поняла, что любит Грэя. Черт возьми! Очень сильно любит!

— Отпусти ее, — повторил он, не отводя глаз. — Она знает, что делает.

— Когда вы появились тут с этим рекомендательным письмом от министра юстиции, у меня было такое впечатление, что меня выпотрошили и набили перьями.

И.о. начальника тюрьмы Фут Грэм собственной персоной видом своим столь же обезоруживал, как и его имя. Он мог служить иллюстрацией стереотипной внешности, нещадно эксплуатируемой в фильмах на тюремную тематику. Обходительный, худой как тростиночка, Грэм носил очки в металлической оправе и вовсе не был столь чувствителен, чтобы удивляться засаленной форме медсестры на журналистке. У Барри просто не было времени переодеться.

Девушка поблагодарила начальника тюрьмы за то, что принял ее сразу, без записи.

— Я уезжала из Вашингтона в такой спешке, что у меня не было времени вас предупредить.

Лед тронулся. Билл Йенси согласился на ее поездку в штат Миссисипи, даже предоставил в распоряжение мисс Трэвис частный самолет. В аэропорту Джексона ее уже ожидала машина с эскортом, чтобы отвезти в тюрьму в Перле. Фут Грэм так и трепетал перед своей гостьей: надо же — такие связи! Он выказал полную готовность помогать Барри во всем, что в его силах.

— По всей видимости, ваше интервью с Чарлин Уолтере должно состояться немедленно? — поинтересовался он.

— Извините, мистер Грэм, но это конфиденциальный разговор.

— Ясно, — он согласно кивнул головой, — но если вы и министр юстиции Йенси заявляете, что речь идет о государственной безопасности, то кому же мне поручить это дело?

Он пропустил ее вперед, охранница открыла им дверь.

— Она вас ждет, — прокомментировала женщина. — Бесится, как шершень, которого выкурили из гнезда.

Заключенная пила из банки лимонад «Доктор Пеппер», отстраненно глядя перед собой, когда мистер Грэм и Барри Трэвис приблизились к ней. Чарлин Уолтере оказалась худенькой женщиной с костлявой впалой грудью и непропорционально длинными конечностями. Ее седые растрепанные волосы образовывали вокруг ее маленькой головы что-то вроде нимба. Бегающие черные глаза и резкие, отрывистые движения напомнили Барри воробья.

Смерив Барри уничтожающим взглядом, она недовольно хмыкнула:

— Что-то слишком долго приходится вас ждать. Барри протянула руку:

— Очень рада познакомиться с вами, миссис Уолтере.

Безумная Чарлин пожала ей руку, а затем снисходительно обратилась к начальнику:

— Нам нужно обсудить личные проблемы. Вы не возражаете?

Она, само собой, таким образом задевала его самолюбие, но Фут Грэм улыбнулся: