— У вас красивое поместье, — заметила Барри, выводя его из раздумий.

— Спасибо.

— Сколько акров?

— Около пятидесяти.

— Вы здесь один?

— Был до сегодняшнего утра.

— Вы наверняка знаете, что поблизости есть городок под названием Бондюрант. Является ли…

— Нет, это совпадение.

— Есть ли у вас скот, кроме тех лошадей, что в загоне?

— Да, я держу небольшое стадо быков.

— Так вот откуда мясо в вашем морозильнике! Грэй недоуменно уставился на девушку.

— Я всего лишь слазила за льдом для воды, — заявила она, вызывающе выпятив подбородок.

— Что вы еще тут вынюхали?

— Я ничего не вынюхивала.

Грэй опять отвернулся, размазал растаявшее масло по дну кастрюли, потом вылил яйца. Заложив в тостер два кусочка хлеба, взял из шкафчика тарелку и стал мешать яйца. Наконец выложил яичницу на тарелку, вылил на нее шипящий и пузырящийся чили, посыпал изрядным количеством табаско. Как по команде выпрыгнули тосты. Прихватив оба куска и вилку, Грэй поставил блюдо на стол и сел на стул, широко расставив ноги.

Краем глаза он наблюдал за Барри. Девушка расположилась напротив. Перестав обращать на нее внимание, он с наслаждением поглощал пищу. Лишь проглотив и отхлебнув кофе, он спросил:

— Голодна?

— Похоже.

— Хочешь?

Она с сомнением посмотрела на его тарелку.

— Не знаю.

Грэй пожал плечами.

— Еда на плите.

Барри вышла из-за стола и через несколько мгновений вернулась с маленькой порцией завтрака. Он наблюдал, как она осторожно попробовала яичницу, пожевала, проглотила и принялась за еду.

— Здесь очень глухой уголок, — заметила Барри. — Вам не бывает одиноко?

— Нет.

— Скучно?

— Никогда.

— Перед вашим, э-э, уединением вы вели жизнь, полную приключений. Вы не скучаете по развлечениям Вашингтона?

— Если бы скучал, то вернулся бы.

— Как вы проводите время?

— Так, как мне нравится.

— Чем зарабатываете на жизнь?

— Это нескромный вопрос.

— Ничего страшного! Вы же все равно считаете всех репортеров продажными. Итак? — Она вопросительно приподняла брови.

— Я развожу скот.

Видимо, этот простой ответ удивил ее.

— Скот? — Он кивнул. — В самом деле? Хм. И вы знаете, как это делать?

— Я научился этому с детства.

— Где?

— Там, где жил мой отец.

— Это мне ни о чем не говорит.

— А вам и ни к чему, мисс Трэвис. Она разочарованно вздохнула.

— Вы хорошо проявили себя в тайных военных операциях и были советником президента. Определенно нет ничего будоражащего кровь в разведении скота. Трудно поверить, что вы нашли что-то занимательное в вашей новой деятельности.

— Меня не волнует, во что вы верите.

— Значит, вы живете здесь один и целый день скачете на лошади?

Он даже не потрудился ей ответить.

— Просто пасете скот, как жалкий пастух?

— Да. Когда надо.

— Именно этим вы и вчера занимались? Ушли из дома пасти скот?

— Нет. Вчера я ездил в Джексон-Хоул.

— И я приехала оттуда. Мы наверняка встретились на дороге. — Она отодвинула пустую тарелку. — Прекрасный завтрак, спасибо.

Он засмеялся.

— Да будь это коровья лепешка, вы бы и ее с удовольствием съели.

— Зачем бы мне это делать?

— Потому что вам от меня что-то нужно. Так как секс не привел к цели, вы пробуете завязать дружбу. Может, вся эта болтовня, очередная попытка меня обезоружить? Если честно, мисс Трэвис, первое действие мне понравилось больше.

— Это не было попыткой. Я уже говорила, это было…

— Просто случайностью. Скажите, вы прыгаете в кровать к каждому встречному?

— Послушайте…

— Ваш папа любил вас?

Она опустила взгляд, затем снова посмотрела на Грэя.

— Видимо, я не могу винить вас за столь низкое о себе мнение.

— Ага, сейчас мы превращаемся из друга в раскаивающегося грешника!

— Будьте вы прокляты! — выкрикнула она и встала. — Я была честна с вами. Он тоже встал.

— Нет, мисс Трэвис, вы были или храбры, или глупы. Так или иначе, я не собираюсь разговаривать с вами ни о себе самом, ни о семье Мерритов. И мне также неинтересного, что вы можете поведать мне о них.

— Вы слышали то, что я сказала о смерти их ребенка?

— Слышал. Не верю и никогда не поверю. — Он собрал тарелки, отнес их в раковину и пустил воду.

— Почему?

— Потому что это из тех слухов, которые вы, репортеры, распускаете в надежде, что на них клюнет какой-нибудь простофиля.

— Вы думаете, я сделала такое серьезное заявление ради шумихи?

Он выключил воду и повернулся к ней лицом.

— Да. За то короткое время, которое мы провели вместе, у меня есть причины думать, что ради карьеры вы готовы на все. Вместо того чтобы связываться со мной, почему бы вам не переспать с телевизионным продюсером?

— Потому что не один телевизионный продюсер не был, насколько я знаю, любовником Ванессы Меррит.

Он испугался своей ярости. Чтобы сдержаться, обошел ее и двинулся в комнаты. Сзади послышались шаги. Она двигалась так быстро, что внезапно очутилась перед ним и руками уперлась ему в грудь.

Она тяжело дышала.

— Думаете, я пришла сюда за «жареными» фактами в обмен на секс? Ничего подобного. Я очень раскаиваюсь, что скомпрометировала себя и свою профессию. Вы меня не знаете, но поверьте на слово, мне так хочется укрыться за этой дверью и мне очень неловко даже смотреть на вас.

Что-то в ее голосе заставило его замереть.

Она опустила руки.

— То, что я еще здесь, свидетельствует о том, как все это серьезно, мистер Бондюрант. Не только для меня и моей карьеры. Для всех. Пожалуйста, выслушайте меня. И если затем вы велите мне уехать, я уеду. Безоговорочно. Пять минут, ладно?

Хороший ход, подумал он, но не слишком. Его врожденная осторожность подкреплялась богатым опытом по части того, что нельзя доверять кому-либо или чему-либо по внешнему виду. Опыт подсказывал, что журналисты — грязные искатели мусора. Они без зазрения совести могут выставить на посмешище всю вашу подноготную, а затем оставить голого и беззащитного ради следующей жертвы.

Однако, несмотря на убеждения, интерес Бондюранта к тому, что знала или предполагала Барри Трэвис о смерти ребенка Ванессы, вырос.

Он знал, что это напрасная поблажка, и, лишь надеясь, что позже не раскается, согласился на пять минут.

— Выйдем из дома.

Он занял кресло-качалку. Она уселась на верхнюю ступеньку лестницы, обхватила колени руками. Ей, видимо, было холодно, но он без колебаний отбросил всякие сантименты.

Сейчас, когда он согласился ее выслушать, она, казалось, не торопилась начинать.

— Как здесь хорошо!

В это утро на долину упал туман. Горы еле виднелись за дымкой, но близкий восход окрасил пелену розовым. Воздух же был холодным и бодрящим.

— Амбар, похоже, постройка более старая, чем дом и гараж.

Надо же какая внимательная!

— Он уже стоял здесь, когда я купил этот участок. Дом построили на месте старого жилища. Я лишь немного обновил его.

В загоне, догоняя друг друга, резвились лошади.

— Как их зовут? — спросила она.

— У них нет кличек.

Он заметил ее удивление.

— Лошадей никак не назвали? Как грустно! Но почему?

— Это и есть ваше интервью, мисс Трэвис? Она удивленно покачала головой.

— Я никогда не встречала людей, оставляющих своих животных безымянными. Кличка Кронкрайта составляет часть его личности. — Ее лицо смягчилось и оживилось. — Большой, привязчивый, испорченный ребенок! Завели бы себе собаку, — протянула Барри. — Она бы составила вам прекрасную компанию.

— Мне нравится мое одиночество.

— Вы ясно дали это понять.

— Ваше время истекает.

Наконец она выдала то, что он ждал. Из двух стволов сразу.

— Я думаю, Ванесса Меррит убила своего ребенка.

Грэй сжал зубы, чтобы не сорваться. Она говорила без умолку еще несколько минут, он не знал точно сколько, но наверняка больше пяти. Она подробно перечислила мотивы первой леди, потом описала свои шаги в расследовании и поведала о трудностях.