«Где ребячества юная даль…» Где ребячества юная даль, Где дразнили нас «тили тесто»? Где же первой любви печаль, Где одна на всю жизнь невеста? Где рояль – бедолага трехногий, Где мотив, как хмельной запой? Я пошел по нашей дороге, Ну а вы пошли по чужой. Юных речек умолкли стремнины, Ливней звон перешел в снегопад, Ну а мне лишь вперед, до кончины, Ну a вы возвращайтесь назад. Я вас знаю слишком давно И не помнить давал обет. Что весна, что зима – все равно, Лишь луна как окно на тот свет. «Под ногами холодное месиво…»
Под ногами холодное месиво, Отсочавшая хлюпает жуть, Безнадёжно, с нытьём, невесело Осень свой продолжает путь. Отсырела, промокла земля, Дождик сутками льёт и льёт. В грусти скошенные поля, Куст сирени у наших ворот. Между тучами солнца пятно Освещает бесцветный лес. Не заглянет в моё окно Песнь лихая друзей-повес. Всё уж кончено, всё уже ясно, Нам осталось лишь вспоминать, Хорохоримся, ждём напрасно- Старость этим не иcпугать. Ветра разбойный свист, Я был на земле или не был? Как будто последний лист Падает месяц с неба. «Ели чопорны и строги…» Ели чопорны и строги, Зиму снежную любя, Задремали у дороги, Не заметили меня. На ладони снег искрится Пышным одуванчиком, Чуть подуешь – разлетится Легким сарафанчиком. Небо плещет синим-синим, Дымкой даль завешена, На ветвях колючий иней С солнцем перемешанный. Треснул сук – и нет покоя, Звонко эхо покатилось, Словно что-то дорогое И хрустальное разбилось. «Память-грешница зудит…» Память-грешница зудит Опять. Коли нету ничего- Где взять? На мгновенье полыхнёт Огнём. Вновь почудится, что мы Вдвоём. Тропка в целый век длиной Вилась. Неужели ты со мной, Нашлась? Цепь сковала до седин Судьбой. Перед зеркалом один — С тобой. «Привычно зеленели ели…» Привычно зеленели ели, Предраспускались тополя. Но где-то там, в конце апреля, Забыл я, нежную, тебя. И слёз твоих не замечая, Чтоб я не чувствовал стыда, (Опять, как в юности, страдаю) Любовь ты в жертву принесла. Но поздно, не найти прощенья, Нет в мире сил меня простить. А может быть, ты хочешь мщенья? Сам отомстил, а надо жить. Как я бежал, с какой надеждой На выпускной июньский бал. Не улыбнулась ты, как прежде, И жизнь пуста, как выпитый бокал. «Я не услышу больше: «Здравствуй!…» Я не услышу больше: «Здравствуй!» Губ нецелованных мольба. У врат церковных с тихой паствой Стоит неслышная луна. И вспоминать не надо прошлое, Напрасно душу бередить. Так в поле под слепой порошею Ничто уже не возродить. И юности шальные ужасы Упали мягко в вечность звёзд. Обрывки мыслей тихо кружатся, И нежный запах глупых грёз. Что в этих днях, замёрзших и глухих? На улице декабрь, как сатана, смеётся, И наша трепетность, и этот нежный стих Ни в чьей душе уже не отзовётся. «И вот, не выдержав погони…» И вот, не выдержав погони, Далёкий слыша плач невест, Упал, раскинув руки, воин, Тотчас родился символ – крест. Прости, я не снимал тебя с креста, Я, как и ты, был преданный друзьями. Прости, а видели в тебе Христа? Ты бросил мир, истерзанный страстями. Дух Божий, дьявол, чёрт, иконостас, Нет, словосочетание не странно, Прости, спрошу: «Что ж ты, Христос, не спас Крестителя Иоанна?» «Горький, холодный запах…» Горький, холодный запах Прогнал в небытиё апрель. И с ним ушла, дрожа от страха, Пропала жаворонка трель. Весна приносит грусть тугую, Щемящим злом душа полна. И мужа я к тебе ревную, Как берег глупая волна. Не соврала, не огорчила, В слезах назад не позвала. Зачем же так? Ведь ты любила… В тот день черёмуха цвела. «Закружит пурга, запоёт…» Закружит пурга, запоёт, Заблужусь, и никто не найдёт. Колокольного звона не слышно, Лишь снега улягутся пышно. Потихонечку ночь придёт, И луну успокоит ветер, Улыбаясь, над миром пойдёт, Всё зажжёт белым-белым на свете. За сугробами скроется тень, Приподнимет ресницы заря, Под лучом засверкает день, И заплещут снега горя. Дым из труб поплывёт в небеса, Душам грешным покажет дорожку. Солнце тихо уйдёт за леса, И засветит теплом окошко. |