В этот самый момент младенец, услышав или просто почувствовав крик матери, решил пнуть пяточкой посильнее. Сейчас пинок пришелся точно в ребро. Джейн даже застонала и согнулась.

Филипп мгновенно оказался рядом.

– Что случилось? Ребенок? Джейн прижала руку к животу.

– Нет… то есть да, – пробормотала она. – Толкается.

Граф взял жену за руку и осторожно усадил на стул.

– Успокойся, пожалуйста. Отдышись. – Джейн последовала совету.

– Вот так-то лучше. – Казалось, Уэссингтон уговаривает не столько ее, сколько себя самого. Он осторожно положил ладонь на живот и тут же был награжден еще одним отличным пинком. От неожиданности граф даже вздрогнул, глаза округлились. – Это он так толкается?

– Конечно.

Прикосновение казалось нежным, знакомым и долгожданным, а потому разум Джейн из последних сил сопротивлялся близости. Но Филипп выглядел настолько пораженным и счастливым, что трудно было отказать ему в возможности ощутить жизнь и движение собственного ребенка. Поэтому она взяла мужа за запястье и немного подвинула руку:

– И здесь тоже.

– Ой, это же нога! Крошечная ножка!

– Мне кажется, малышке уже надоело сидеть в темноте и тесноте. Готовится явиться на белый свет.

Словно подтверждая слова матери, ребенок снова толкнул, и Филипп светло улыбнулся.

– Судя по всему, характер заметен уже сейчас, как ты думаешь?

Они долго сидели в глубокой напряженной тишине, пока Филипп упоенно следил за разбушевавшимся младенцем. Наконец ребенок успокоился, и граф посмотрел жене в глаза, мечтая прочесть в них собственное будущее и будущее семьи.

– Мне так тебя не хватало, – прошептал он и, не в силах противостоять искушению, склонился, желая сократить и без того небольшое расстояние.

Взгляд, прикосновение, близость, само присутствие мужа завораживали, гипнотизировали. Тепло ладони, запах кожи. Даже после всего, что произошло, после всего, что натворил этот неудержимый, безрассудный человек, он оставался таким родным, любимым и желанным. И все-таки в самый последний момент, за мгновение до того, как губы мужа коснулись ее губ, Джейн отвернулась и твердо произнесла:

– Нет. Не могу.

– Можешь, – настойчиво возразил Филипп и уткнулся носом в щеку любимой. – Я очень скучал. Уверен, и ты тоже скучала.

– Нет-нет… – Джейн отодвинула стул. – Ошибаешься. Даже и не думала о тебе. – Встала и отошла к двери, радуясь, что Филипп не остановил. Обернуться Джейн не решалась: не хотелось встречаться с мужем взглядом. – Я отправляюсь спать. К Эмили, – добавила она на тот случай, если супруг все еще на что-то надеялся.

– Полежи с девочкой, пока она заснет, а потом приходи ко мне. Я буду ждать.

– Не приду. – Джейн поскорее вышла из комнаты и поспешила наверх.

Оказалось, что Эмили уже уснула. Во сне она выглядела совсем маленькой. Так хотелось наклониться и поцеловать малышку в лоб, однако Джейн сдержалась. Прикосновение может испугать, Вместо этого она легла рядом и попыталась устроиться поудобнее, что в нынешнем положении оказалось совсем не просто.

Сонным голосом Эмили пробормотала:

– Я так рада, что Моррис мертв.

– И я тоже.

– Теперь все будет гораздо лучше, я точно знаю.

– Конечно, милая.

– И мне больше нечего бояться.

– Это просто замечательно.

Эмили зевнула и надолго замолчала. Джейн уже решила, что девочка снова уснула, но та вдруг спросила:

– Думаешь, это папа его убил?

– Не знаю.

– Надеюсь, что так.

«И я тоже», – подумала Джейн, однако решила, что высказывать подобное предположение в присутствии Эмили нельзя.

– А папа может заставить нас вернуться домой?

– Не волнуйся об этом сейчас. Постарайся уснуть и как следует отдохнуть.

Глядя в потолок, Джейн вслушивалась в ровное, постепенно замедляющееся дыхание. Трудно сказать наверняка, что может произойти. Филипп – ее муж, отец Эмили, и это дает ему право делать с каждой из них все, что душе угодно. А если Джейн вдруг откажется возвращаться, Уэссингтон вполне может забрать обоих детей – и младенца и Эмили – и увезти их силой. Он имеет полное право развестись с непокорной супругой, оставить ее в полном одиночестве и даже не позволить встречаться с детьми. Встревоженный мозг отчетливо рисовал ужасную перспективу. Джейн представила все плохое, что может сотворить с ней Филипп, и на глаза сами собой навернулись слезы.

Она слышала каждое движение мужа. Вот он умылся, поднялся по лестнице, вошел в свою комнату, разделся и лег. Возможно, тоже лежит без сна, но только в полной уверенности, что, в конце концов, все получится именно так, как хочет он. Чем дольше Джейн думала о муже и его властных манерах, тем труднее становилось справиться с неумолимо растущим в душе гневом. Уже через несколько минут недавняя грусть сменилась откровенной, огненной яростью.

Как он смеет вмешиваться в их с Эмили жизнь, нарушать с болью обретенный покой!

Джейн сердито откинула одеяло и босиком, на цыпочках пошла по коридору. Впрочем, сейчас ее походку трудно было назвать легкой. Нарушитель спокойствия сидел в постели, опершись на подушки, по пояс голый, и листал книгу, которую нашел на ночном столике. Услышав шаги жены, Филипп тут же отложил чтение.

Зная привычку Уэссингтона спать обнаженным, Джейн запаниковала.

– Давай сразу договоримся: я не собираюсь спать с тобой.

Филипп изо всех сил пытался сохранить самообладание и внешнее спокойствие, хотя нервы едва выдерживали напряжение дня и ночи. Неизвестность, мучительные догадки относительно того, придет Джейн или нет, казались пыткой.

– Нет, ты будешь спать со мной. Отныне и впредь – каждый день до самого последнего вздоха. Больше я не намерен провести вдали от тебя ни единой ночи. – Филипп показал на кровать. – Иди скорее, а то мне холодно.

Судя по всему, этот человек ожидал немедленного повиновения! Джейн пришлось как следует откашляться, чтобы гнев не мешал высказать все, что накипело на душе:

– Подлец, негодяй! Грубый, бесчувственный, низкий, жестокий!

Словно не слыша, Филипп откинул голову на спинку кровати и сплел пальцы на затылке.

– Вижу, что ты не на шутку взволнована. Так почему бы не высказать все, что считаешь нужным?

– Высказать тебе? – почти прошипела Джейн. Спокойствие и равнодушие мужа лишь усиливали ярость. Очень хотелось начать топать ногами и кричать во весь голос, но разве можно доставить негодяю такую радость? – Ну что ж, пожалуй, я выскажу тебе все, что считаю нужным! Ты явился сюда без приглашения, начал жаловаться на неудобства той жизни, которую мы смогли для себя построить, заставил нас накормить тебя и устроить на ночь, принуждал немедленно вернуться в Лондон, а теперь требуешь, чтобы я легла с тобой в постель. Так вот, говорю тебе, что не потерплю такой наглости, просто не потерплю!

– И что же ты предлагаешь мне сделать, Джейн Уэссингтон? Оставить вас троих здесь, на произвол судьбы? Я с ума сходил от волнения, уже начал думать о худшем. Никогда не мог подумать, что ты способна на такой безрассудный поступок, как бегство. И теперь, когда я наконец-то всех вас разыскал, уже никогда и ни за что не отпущу от себя. Вы с Эмили поедете домой. Ты навсегда вернешься в мою постель. Так что приготовься к неизбежному. Учти, что от твоего отношения к происходящему во многом зависит способность Эмили найти свое место в жизни.

Джейн никогда и в голову не приходило, что Уэссингтон начнет поиски, а уж тем более что, в конце концов, все-таки сумеет отыскать отчаянных беглянок. Поэтому она никогда не считала нужным обдумать возможные варианты развития событий. Разумеется, он будет настаивать на возвращении семьи в Лондон или Роузвуд. Какой вариант, кроме полной и абсолютной покорности, может устроить этого человека?

Джейн безнадежно сложила руки и тяжело, почти ничего вокруг не замечая, опустилась на стул. Месяцы бесконечных переживаний и беспокойства, трудные дни, наполненные тревогой об Эмили, о еще не родившемся ребенке, страхом за Филиппа и горькой обидой на него, – весь тяжкий груз внезапно свалился на плечи. Из глаз потекли молчаливые беспомощные слезы. Боясь, что муж воспримет их как признание поражения, Джейн закрыла лицо руками.