Жутко сдавленная кисть, цеплялась опухшей тканью. Сдирая, кожу до костей натянутая рука на последних сантиметрах, как кусок мяса выпрыгнула из капкана и ничего не чувствующей пятерней смазала по лицу. От боли потерял сознание.

Третий выход из бессознательного состояния Павел запомнил, как самый сносный – ныла только рука. Для конечности, судя по ощущениям последние часы, стали началом оздоровления. Ободранная и припухшая она была живая, горячая от крови. Красная, она омыла застоявшиеся сосуды. Однако общее онемение сохранялось, и кисть также безвольно висела.

Выдернул подол рубашки из брюк. По краю оторвал широкую ленту. Связал узел и накинул на шею, после чего продел руку сквозь тряпичное кольцо. Сил хватило, чтобы подняться, опереться о стену вагона и снова задуматься.

Время шло. Он оценивал положение, и раз за разом откладывал попытку встать и вылезти из железного короба. Глаза давно привыкли к полутьме. Все видно отчетливо. Отчужденное сознание рисует вид со стороны.

В пустом вагоне сидит, согнув одну ногу в колене одинокий потрепанный человек. Мозг пронзают тысячи мыслей и ни на одну из них не находится вразумительного ответа. Мелькают вопросы: – Как? Зачем? Почему? На этом мысль обрывается и ускользает, а на ее место одновременно лезут сотни новых.

В какой-то момент Павел резко встал, сделал два шага и вскинул голову, так что хрустнули позвонки. Отсюда надо выбираться. Каких – то два метра с небольшим, но при его среднем росте и недействующей руке – это проблема.

Представил, что вагон полон молока и он как та лягушка пыхтит, карабкается и брыкается, взбивает масло и покидает вагон-кувшин, на деле доказав что упорство, а скорее желание жить – побеждают. Но доказывать что – либо здесь было не надо, а молока не было и в помине.

Тут же, впервые поймал себя на мысли, что до сих пор никто не появился и не стал его спасать. Ни тебе воя машин с красными крестами, ни людей с носилками с лицами полного благородства. Никто не хочет стать героем и спасти человека, попавшего в катастрофу.

Встал на поручень, шест теперь был в полуметре над полом. Дотянулся до следующего, тот тоже оказался не так уж и далеко. Подпрыгнул, правой рукой уцепился за трубу и тут же подобрал ноги. Закинул на поручень. В следующий момент выбрал в разбитом дверном окне место, где не было стекол, зацепился за него рукой, и, отталкиваясь ногами, подтянулся.

Работая ногами и одной рукой, сначала вытолкнул на поверхность торс. Перевалился через край, вытащил ноги. Лежа отполз и почувствовал животом ребристый бок вагона. Тут светлее, но прохладнее.

Пополз вперед к началу вагона. В кабине машиниста остался старенький, с потертостями, отвалившейся от джойстика стеклянной вставкой, расцарапанный и неубиваемый мобильник «F». – Надо найти, позвонить, сообщить, ждать, – командовал мозг. – А потом поесть, – там есть пластмассовый короб с бутербродами, что прихватил на обед.

Думалось быстрее, чем делалось. Еще пару часов назад Павел преодолел бы это расстояние в два прыжка. Сейчас помятая фигура с трудом и опаской – можно соскользнуть или потерять равновесие потому, что кружится голова, а еще потому, что идти приходится по краю вагона, обходя черные дыры окон – двигалась к кабине. Она и без того узкая стала еще уже. Пространство расплющил хлам, в него врезался поезд. Поезд, по инерции протащился несколько десятков метров, собрал мусор, спрессовал его до прочности стены и, в конце – концов, вдавился в него.

Над вагоном возвышается разнородная гора. Мусор нависает над разбитым, сплющенным окном.

Грозит обвалиться и завалить оконный проем – единственный проход, через который сейчас можно проникнуть в кабину. Здоровой рукой, оттащил какие – то листы железа, палки, трубы. Отпихнул ногой пару банок.

Кабину насквозь пронзает толстая металлическая труба. На нее и встал, когда полез вниз. Кабина стала уже чуть ли не вдвое и, когда оказавшись внизу, почувствовал, что не хватает воздуха. Что находится он в ущелье и стены вот – вот начнут сдвигаться. Смотреть по сторонам бессмысленно. Темно. Опустился на колени и стал шарить по полу, теперь это боковая стена, здоровой рукой. Ощупывал каждый угол и щель.

Лобовое стекло разбито наполовину. Неизвестно, как так вышло, но одно из стекол сохранилось и находится на месте. Если бы действовали обе руки, все бы продвигалось гораздо быстрее. Ну а сейчас приходилось из-за боязни порезаться медленно, едва касаясь проводить по всему, что валялось под ногами. Павел отдыхал и снова принимался за поиски.

В висках бьет кровь. Ему пришлось наклониться вперед и провести так несколько минут. Не выдержал. Павел опустился на колени. Помедлил и снова принялся за поиски. Сумку с едой и мелочью нашел практически сразу. Рука уткнулась в мягкий кожаный комок.

С телефоном сложнее. Аппарат валялся на приборной панели. – Что с ним сталось? Его нигде нет. В углу рука вновь наткнулась на стекло. На целую гору. Рискуя пальцами, Повел по стеклышку, разобрал завал. Отложил крупные куски, и уже наплевав на осторожность, смахнул в сторону стеклянную крошку. В самом углу рука нащупала знакомый предмет.

Встал с колен. Провел рукой с обеих сторон. Нащупал трещины на стекле мобилы. Закинул ногу на рельс и, воспользовавшись прежним опытом, уже намного ловчее вылез на поверхность с сумкой на плече.

Телефон отключен. Почему – то он потряс аппарат в воздухе и только потом осторожно нажал на клавишу – «Вкл». Аппарат ожил. Свет мелкого экрана, здесь, в сумерках разрезал темноту словно прожектор. Осветил все на десятки метров вокруг. Павел увидел вагоны, что уходили вдаль. Успел прочитать, сообщение о том, что «батарея разряжена». Экран медленно стал угасать. Почернел окончательно.

Чувство безысходности, охватило Павла. Ослабло. Смахнул под носом. Вскинул голову и еще раз, но уже намного внимательнее осмотрелся. Надо найти способ выбраться отсюда. С самого начала ему показалось, а сейчас он убедился в этом наверняка, что вагоны поезда, его конца видно, загибаются вверх. Так, что виден каждый следующий вагон. Вагоны уходят куда- то ввысь. Образуют не очень прямую линию. И там пропадают. Электропоезд лежит, на склоне чего-то большого. Он уперся головным вагоном в дно, и к счастью покоится как влитой.

Непонятная уверенность в этом взялась неизвестно откуда. Павел не стал уточнять. Доверился чутью и стал спокойнее. Обнадежил, – Катастроф больше не будет.

Следует дойти, то есть подняться к концу поезда, что резко забирал вверх и осмотреться. Выбора нет. А это единственная доступная, видимая и самая высокая точка этого странного места. Жарко. Тут совершил маленькое открытие. Ветра, даже намека на него – маленького ветерка нет. Ни дуновения.

Только громкое пыхтение, да тяжелые выдохи, что иногда освежали открытый треугольник шеи. Павел расстегнул несколько пуговиц, но фирменный костюм снимать передумал. Тут, где все чужое, добротный, сидевший по его фигуре пиджак с шевроном и погонами в секунды стал самой родной вещью и он боялся думать о том, чтобы расстаться с обмундированием.

Оттуда, свысока можно определить, где он и в каком направлении двигаться. Сделал первые шаги в направлении высокой цели. Двинулся осторожно. Также по краю вагона, стараясь зацепиться за ребра. Как он благодарен конструкторам, что они по причине, известной только им их предусмотрели. Одной ногой старался ступать на резиновый пояс, что опоясывает вагон. Так Павел чувствует себя спокойнее – поскользнуться на резине маловероятно. Что – то блестит в темноте. Определил, – Плашка с номером поезда.

Тут же про себя воспроизвел цифры. Ведь знал их наизусть – 2115. Во времени уже не ориентировался. Счет ему потерян, с того момента, как потерял сознание и сколько он здесь находится, Павел даже не мог предположить. Еще один вопрос, оставленный без ответа и забытый.

Небольшое путешествие давалось крайне нелегко, с трудом. Вагоны все круче и круче забирают вверх. Последние стоят чуть ли не вертикально. Градус наклона настолько крут, что ему пришлось опуститься на четвереньки, а поскольку использовать поврежденную руку нельзя точек опоры всего три. Так и полз на трех лапах. Полз и поглядывал по сторонам. Поезд лежит на гигантской куче хлама. Местами плотно утрамбованного.