Государство, или Дневник проигравшего
Алексей Алексеевич Абрамов
Иллюстратор Александр Николаевич Куликов
© Алексей Алексеевич Абрамов, 2017
© Александр Николаевич Куликов, иллюстрации, 2017
ISBN 978-5-4474-4964-3
Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero
1
Двое двигались по коридору. Проход настолько узок, что они, если бы шли рядом терлись плечами друг о друга. Поэтому сопровождающий идет позади, немного сбоку. Не сложно догадаться – проход построили в доимператорские, царские, грозные времена. Желто-бледных жидких красок с разводами внесли большевики. Красные, тогда так представляли оформление переходов государственных учреждений. Стены на уровне плеч обшиты толстой лакированной ДСП.
За прессованными плитами угадываются толстые стены оборонительного сооружения, лихого века. Тогда сюда не доносились звуки битвы. Сейчас вообще какие – либо другие звуки. Ватная тишина. Там где коридор изгибается, в толстом слое застарелого прозрачного лака отразился невысокий, лысоватый человек лет пятидесяти.
На него никогда не работал профессиональный портной с сантиметром на шее, что делят красные размытые полоски.
За высокой крепостной стеной это норма. Человек идет вперед правым плечом. Может быть, из-за этого тоже костюм на нем не смотрелся, выглядел несколько больше, да и сам человечек – невзрачен и безлик. Как бесцветная моль. Ее не всегда увидишь в шифоньере. Из-под полы пиджака виднеется синяя полоска свободной рубахи.
Пара дошла до узкой, вытянутой к потолку двери. Провожатый ткнул ее, и полотно бесшумно отворилась. В рабочем кабинете стоит огромный невысокий, придавленный к полу, как такса стол с матово-коричневой столешницей. На ней аккуратно лежат стопки папок в качественных обложках. Ровно по центру одиноко возвышается чернильный прибор из малахита, инкрустированный серебряной пайкой.
Драгоценная проволока сложилась в миниатюру. На рисунке писарь в парике с локонами что-то пишет роскошным гусиным пером. В комнату проник луч солнца, и на пере заиграла зелень уральских изумрудов. На стенах в обоях соломенного цвета с мелким рисунком висят под наклоном несколько картин в золоченых рамках, а с книжных полок выглядывают толстые фолианты с не стершимися крепкими уголками. Под одной из полок прячется бар, несомненно, с очень дорогими алкогольными напитками. Вот и вся обстановка. В помещении находился один человек. Мужчина стоит за столом, лицом к арочному окну, и глядит сквозь хрустальное стекло. По краям оно, обрамленное старой деревянной рамой, искажает вид за окном. Спутник обошел маленького человечка, раздвинул веки и, направил в зрачок тонкий луч медицинского прибора. Наклонился, внимательно всмотрелся в пустоту глаз.
Радужная оболочка неопределенного цвета. Он пощупал пульс, и что-то прошептал себе под нос. Удовлетворенно кивнул головой. Очень медленно, нехотя огромный хозяин кабинета обернулся и посмотрел на пару. В этот момент очкарик, растягивая слова, сказал седовласому старику, – Башковитый получился, – этим и ограничился. Зашел за спину карлика, и одним острым тычком жилистой руки вытолкнул маленького человечка вперед, в центр кабинета.
Голос сзади, обратился к грузному человеку. Произнес, – Вот. Готов!
Глава I. Кладбище летающих поездов
2
На старой изрезанной клеенке, чьи шрамы от ежедневных протираний жирной, дурно пахнущей кухонной тряпкой вывернулись наружу – отпечатался и вспух круг.
Молодой человек, что находился в это время в столовой, перечеркнул круг указательным пальцем. Попытался разгладить. Круг горячий и влажный от испарины. Мужчина сделал маленький глоток густого, очень сладкого, как сироп чая и посмотрел на выпуклый экран старенького черно-белого телевизора.
Под крупицами пыли, она густо покрывает экран, виден – абсолютно седой, с ровно уложенной прической, большелицый, располневший от нездоровой старости человек в строгом костюме. Он, отдыхает после каждого слова. С большими паузами, словно, совершая то, чего не хочется, костюм выдавил из нутра, – Дорогие россияне! С Новым годом!
Молодой человек усмехнулся и подумал, – Я устал. При этом ухожу. Тихо добавил, – С Новым годом!
Звали его Павел. Сейчас от Павла требовалось поторопиться, и вовремя быть на работе, в промасленном, пропахшем электропоездами депо и до утра развозить нетрезвых жителей из одного округа большого города в другой.
Павел повернул рычаг. Поезд быстро набрал скорость. Через секунду затрещала рация. Он на время забыл – на этом отрезке его ветка пересекается с другой и, не желая слышать лишенный эмоций голос диспетчера – стал тормозить.
В динамике прохрипело, – Пропустите состав. Раздался заунывный, тоскливый технический писк.
В темноте пролетел синий поезд. Восемь вагонов слились в один большой светлый луч. Линия прогрохотала и исчезла в темноте.
– Осторожно двери закрываются, следующая станция «Таганская». За перегородкой звучит голос. А потом, – «Китай – город», – подумал Павел. За день он проезжал их раз по сто, и всегда, когда влетал в желтый свет станционного зала, испытывал одно и то же неприятное чувство.
Черная однородная масса с редкими вкраплениями ярких пятен, размытая скоростью, стояла так близко к краю платформы, что каждый второй казался потенциальным самоубийцей готовым нырнуть под блестящие железные колеса.
Затрещала рация, невнятно и непонятно, а от этого еще и противно.
Сколько бы ни вкладывали в подземную связь, звучала она так, что приходилось закрывать глаза, сосредотачиваться, вслушиваться. Угадать, что хотят на другом конце провода помогало только чутье. Абсолютно не знакомый, грубый с хрипотцой голос дал команду. Металл в голосе стер границу между командой и приказом.
– Стоять! – сказал голос. Это не свойственно диспетчерам метро, отметил Павел. Голос смягчился, подобрел, поразмыслил и добавил, – Стоянка три минуты. Смолк.
Дернул рычаг тормоза. В левое ухо кто-то, не стесняясь, выругался по матери. Вагон под завязку, и пассажир, его плотно прижали к двери в кабину машиниста, выдохнул в щель ругательство.
Павел, мысленно и вслух, как и каждый раз зашевелил губами, – У-ва-жа-емые пассажиры. Заученное извинение. Точно такое, же, что с пяти утра и до часу ночи твердили голоса в вагонах. Сначала мужской, потом женский. И наоборот. Одно и то же.
Зевнул. Без интереса осмотрелся. Кривой участок. Железнодорожное полотно, резко загибалось и уходило вправо. Поезд стоял заметно накренившись. Прежде Павел здесь не останавливался, тем более по команде оператора.
Рядом нарастает шум. Похоже, через стену железной обшивки тоннеля и толщу грунта проложена параллельная ветка, возможно техническая, хотя, тут Павел покопался в памяти, о ней он никогда не слышал. Скоро справа, а может слева пронесется состав.
Ход невидимого поезда усиливался, а его состав охватила мелкая дрожь. Звук непривычный, фыркающий, казалось еще мгновение и раздастся гудок. Такой, как показывают в старых бесцветных фильмах, расчерченных царапинами от многократного показа на кинопроекторах, где поезд прибывает на одинокую станцию, с колоколом. Станция, по правилам жанра затеряна в сибирской тайге или на Диком Западе.
Шум слышен вполне отчетливо. Электропоезда все нет. На секунду показалось – в тоннеле стало светлее. Фары своего поезда Павел приглушил. Зрачки фонарей отражались в зеркалах прожекторов и едва рассеивали темноту, а яркость света нарастала.
От следующего, – А вдруг? – Павел съежился. Чернота раздвигалась там, далеко, впереди. Навстречу ему и сотне беззаботных пассажиров за спиной кто-то двигался. Кожа на спине сократилась. Заставила вытянуться как струна, и внимательно всмотреться в пустоту раздвигающейся тьмы.