Одна пуговица отлетела. Павел разозлился и с силой дернул за отворот пальто. На пол полетели остальные. Подскочили и, подпрыгивая, со стуком разъехались в разные стороны. – Новые звуки, – Павел окаменел от ужаса.

Повыше талии живот женщины пересекает пояс, с укрепленными на нем брусками взрывчатого вещества, обмотанного коричневым скотчем. – Пояс шахида, – Павел сглотнул страх. Между блоками мелькают белые провода, светят боками тусклоблестящие гильзы. На боку виден железный карабин альпиниста. Крюк намертво скрепляет пояс. Плитки взрывчатки меньшего размера, как рыцарские доспехи закрывают грудь.

Распахнул пальто полностью. – Да это не пояс, а целый жилет, повернутой на религии смертницы, – Павел аккуратно выдохнул сквозь щелочку губ. Трогать жилет сразу не стал. Прошелся по внутренним карманам. Там билет на одну поездку, потрепанная миниатюрная книжица: молитвослов, заполненный мелкой нитью арабских букв.

Чтобы устройство сработало необходимо сделать, что – то еще. – Ага, – в поясном кармане лежит переключатель. – Один клик и, – Павел побоялся об этом думать. Взял детонатор и надавил на круглую кнопку. Поднял руки, ладони расправились, пальцы растопырились и изобразили взрыв.

В углу тихо прозвучало, – Пуууууух.

Смертница только приехала в столицу и добиралась до ночлега, чтобы утром прочитать молитву, спуститься в метро и осуществить самоподрыв. – Не вышло! – Павел по-настоящему обрадовался и на мгновение пропал тот внутренний укор, что подъедал ежедневно душу. Успокоился, извлек маленькие куски взрывчатки. Разомкнул карабин. Вытянул нижний пояс.

Вместе с ним по полу поползла нижняя часть скелета. У несостоявшейся шахидки сломан позвоночник, и он одним движением отделил ноги и таз. Не наклоняясь, отпихнул скелет. Тот дробно застучал, развалился на кости. Закинул звенья взрывчатки на плечо, взял сумку и навьюченный, но удовлетворенный отправился домой. Впечатлений достаточно. Осматривать этот поезд ему больше не хотелось.

Взял тайм-аут. Время безделья обозначал спортивным термином по давней привычке. Хотя футбол или любой другой командный спорт не понимал. А потому и недолюбливал.

– Хотелось бы сказать, что дни шли за дня, но как отграничить один день от другого он не знал, – Павел ухмыльнулся размышлениям. Дни слились в одно общее время, и оно шло.

Как-то вспомнил о часах, что снял с мертвого приятеля. Заново выставил обе стрелки на XII часов дня, и, как и положено прокрутил заводную коронку энное количество раз. До щелчка.

– Теперь у меня свое, местное время, – приложил хронометр к уху. Тот ответил тиканьем. Определить день или ночь часы не помогут, но время в пути, время между завтраком, обедом и ужином, вполне.

Далеко от стоянки не отходил. Вволю спал. Питался по расписанию. При этом, конечно же, продукты приходилось экономить. Но безвкусная, несоленая каша с тушенкой и кусками рыбы в масле, Павел их чередовал, насыщали или давали ощущение сытости. Часы от одного приема пищи до другого переносил легко. На карту нанесено все. Вплоть до мельчайших деталей и теперь она занимает полстены вагона.

В ровном климате и при отсутствии влажности рисунок черного цвета прекрасно сохранялся и отчетливо виден в свете костра. Отведав липкой массы, Павел еще и еще раз вглядывался в изображение, ощупывал взглядом пустоты. Они окружали отмеченные места и уходили к краям импровизированной доски для рисования. Не раз спрашивал себя, а что если со временем линии и точки заполонят весь свободный участок и ему придется наносить, обнаруженные объекты дальше. На все стороны. Крышу вагона. Карта закольцуется. Получится глобус.

Истинные размеры пещеры еще неведомы и то, что в поисках неизвестно чего могут пройти месяцы, а то и годы пугало Павла. – Вот так? На подножном корму? Нет!

Но сытость скрадывала тревожные мысли. Неприятный момент вновь отодвигался. Прошло больше недели. Однажды утром Павел посмотрел на карту. От ее центра далеко в бок уходил только маршрут к пещере летучих мышей. Все остальные вылазки – либо внутри свалки, исследовал окрестности, либо между свалкой поездов и его электричкой. Вон там нашел воду.

На другой стороне кладбища, оно обозначено как пучок из множества полос – поезда перечеркивали друг друга, начинается пустошь. – Надо идти через весь полигон, – этого Павел еще не делал, и двигаться дальше. Залез на крышу. Поднялся на цыпочки. Увидел, как на сотни метров вперед тянутся металлические навалы, а за ними с правой стороны вверх уходил, едва различимый в полумраке хребет мусорной горы.

С обеих сторон мелькают окна, двери, колеса, трубы, вырванные двигатели, куски разнородного металла. По ним уже не определить, что это было раньше.

Споро миновал, ранее исследованный участок. Вступил на ту часть кладбища, где еще не ходил. Тут ход замедлил, но не сильно. Довольно опытный в преодолении искусственных барьеров ловкий, как обезьяна Павел перелазил, подлазил, петлял и обходил. При этом старался не терять невидимую нить пути. – По расчетам должен выйти к подножию хребта и там прочесать местность, – мельком накидал план. Вот и последняя нитка из металлических коробов. Старый локомотив с красными обтекаемыми вагонами и выпуклыми, размером с человеческую голову фарами. Венчал кабину огромный зеркальный прожектор. Прошел вдоль металлического брюха машины. Над головой нависли колеса.

Дотронулся до гигантских блинов. Крутануть с силой, как в озорном детстве колесо велосипеда. Но железо намертво застыло в вечности.

За тягачом пустота. Она простирается и заканчивается покатым боком хребта. Как ни старался он все же сбился с пути и вышел к его середине. – Подойти? Решил, что не стоит. Сразу по диагонали рванул к тому месту, где отрог заканчивается. Упирается в пол и скрывает огромную часть подземелья. – Что там за поворотом? – Павел задался вопросом, что не раз задавали герои приключенческих романов.

Бросок до основания рукава горы. – Полчаса, – Павел смотрит на циферблат. Немногим больше чем он ожидал. Колоссальность места поражает. Он находился здесь не первый день, но не привык к пустоте. Размышлял, – Такие расстояния. Здесь. Под землей? Даже если подземный каменный пузырь и имеет границы, тут можно с легкостью передвигаться на машине, а чтобы покрывать такие расстояния, передвигаться на приличной скорости.

Отрог мусорной горы обходил – медленно. Инстинктивно пригнулся. Поглядывал из подлобья. По левую руку вдаль уходил лес знакомых толстенных столбов. По правую руку гора. Сделал полукруг. Ожидания увидеть что-то путь и неожиданное, но обнадеживающее – не оправдались. Насыпь из всякой дряни очень сильно выдавалась из горы и, когда он ее обошел, оказался у края огромной впадиной. Как залив она вдавалась в отвесные скалы. Уходила в темноту. Там, где должно находиться дно впадины так сумеречно, что невозможно разглядеть, – Что там? Сколько не вглядывайся. На часах бегают тонкая и толстая стрелки. Тонкие. Они покрыты фосфором. Времени с запасом. Павел шагнул дальше. Вдоль границы. Там, где хлам соприкасается с полом и, можно идти по относительно ровной поверхности.

Не торопился. Шел, от скуки разглядывал хлам. Иногда что – то поднимал, но повертев пару секунд в руках, выбрасывал.

Мусор однороден, – отметил Павел. Это ставит в тупик. Практически весь упакован в одинаковые толстые пластиковые пакеты с пластмассовыми молниями. Вместимостью литров по десять.

Вскрыл пакет. Другой. Ногой разворошил содержимое. И там и там. Пустые упаковки от продуктов. Консервные банки, контейнеры, и даже тюбики с надписями «Суп», «Каша».

Где – то рядом харчуется большой отряд космонавтов? – Павел пинул банку. – В условиях приближенных к условиям пребывания на станции «Мир»? Где можно подойти к иллюминатору из кварцевого стекла толщиной в десять сантиметров, выдавить в рот густого борща и сделать снимки голубой планеты, – Павел думал и шел дальше.

Пища в емкостях была. Крышки жестяных банок разорваны специальным ножом. Но вся одноразовая посуда стерильна и суха. Ни капли, ни крошки. Никаких остатков.