- И пока я мучительно пыталась понять, что означает эта загадочная фраза, он добавил:

- Час пробил, Хеддиах, настало время, Хедеддиах!

- То было, несомненно, обращение к одному из их богов. Я уже одевала дочурку, когда он произнес:

- Она умрет через неделю.

- Он не ошибся. Последняя семидневка прошла в страшных муках. Лиза все время вскрикивала во сне: "Они мне делают больно! О, мамочка, они меня убивают!..."

Вот такую печальную историю поведала Марта. В конце своего рассказа она разрыдалась.

Жоаким положил ей на плечо руку.

- Не плачьте, - старался он утешить Марту. - Я готов повторить весь процесс.

- Начать сначала?

- Именно, - воодушевился биолог. - Давайте повторим весь эксперимент. У нас ведь сохранились пробы ткани, взятые у первой Лизы. И мы сможем ввести сыворотку прямо в эмбрион ещё до рождения ребенка. Но на этот раз никаких вольностей, Марта! Если пожелаете, начнем выращивать десять особей, но обещайте мне, что в последний момент мы из них сохраним только одну. Не станем повторять ту ошибку, которая вам уже так дорого обошлась.

Марта надолго замолчала. Жоаким, устав дожидаться ответа, поднялся:

- Подумайте! - Он двинулся к двери, но внезапно остановился. На пороге стояли пятеро близняшек, не двигаясь и не произнося ни слова. Они впились в них враждебными взглядами.

Марта почувствовала замешательство ученого. Она повернула в его сторону голову, и молодую женщину пронзила дрожь. Присущая ей белизна лица приняла мертвенный оттенок. За время отсутствия девочки заметно подросли. Они выглядели сейчас тиражированной точной копией тринадцатилетней самой первой, настоящей Лизы.

- Что вы тут делаете? - отрывисто спросил Жоаким.

Он сделал угрожающий вид, что сейчас двинется на них. Но Марта пулей вылетела из кресла, где лежала, совсем обессилев. Она ухватила биолога за рукав.

- О, нет! - воскликнула она. - Не причиняйте им боли. Я не вынесу этого. Они так похожи на... Боже мой! До чего же все это ужасно.

И тут девчонки, показав все разом нос Жоакиму, громко рассмеялись и удрали. Ученый покачал головой:

- Я бы не сумел нанести им вреда. Какая, однако, немыслимая прыть! Даже Уго теперь не может никого из них поймать. Они буквально выскальзывают из рук.

Спустя несколько минут стало слышно, как близнецы принялись играть в классы. При этом они напевали:

В ЭФИРЕ ПРОШВЫРНУЛИСЬ

И НА ЗЕМЛЮ ВЕРНУЛИСЬ.

ЧЕРНУЮ АЛГЕБРУ С ПОЗВОНКОМ

ИСПОЛНИ ОДНИМ БРОСКОМ.

ПОГРЕМУШКОЮ ПУСТОЙ

ВЕРТЯТ ГЛУПОСТЬЮ ЛЮДСКОЙ.

Их и так не очень понятные простому человеку игры превратились в нечто на редкость сложное. Теперь меловые квадратики вылезали в коридоры и карабкались по ступеням лестниц на этажи. Повсюду на стенах и плитах пола появились знаки каббалистического вида или же рисунки наивного и демонического толка; порой среди них можно было натолкнуться на символику из химии или встретить математические уравнения.

Игра в классы? Да, вначале она напоминала знаменитую детскую забаву. Но со временем превратилась в мешанину всех известных развлечений. Ибо по практикуемым ими правилам одни квадратики надо было проскакивать, как при чехарде, другие - вонзая по пути кинжал в звездчатый круг, подбирая зубами с пола колечко, продвигаясь местами боком или же делая, как в шахматах, ход конем, пронося над тремя плитами зажженную свечу... Все это напоминало также "уголки", "прятки", "салочки", "бег взапуски" и разновидность триктрака.

Жоакиму приходилось заставать девчонок за решением, играючи, настоящих задачек из высшей математики, перед тем как начать скакать через две ступеньки по шатким лестницам с факелом в руке.

Создавалось впечатление, что подобное времяпрепровождение не являлось пустой затеей. Близняшки, похоже, с пылом предавались такого рода занятиям с целью оттачивать их и без того дьявольски острый ум, привлекая на помощь все известные области науки. Одним словом, то была игра образовательного и всестороннего характера, достигающая уровня, намного превосходящего высший, доступный только воистину противоестественным гениям.

Жоаким начал приходить к выводу, что их причудливые речитативы, распеваемые там и сям под скакалочку, отнюдь не были набором ничего не значивших слов и что их текст заключал в себе смысл, который он, старый ученый червь, не смог бы постичь, не потратив предварительно ещё несколько жизней на его изучение. К примеру, он чувствовал себя отсталым, неспособным ухватить содержание напева, который они между собой (Бог их знает, почему) называли песней Победы:

АШ НА ДВА ПИ - ЭТО СПИН.

А ЧЕЛОВЕК ВСЕ СПИТ.

ГЕЙЗЕНБЕРГ - СТАРЫЙ ДУРАК.

ДЕЛЬТА Т РАВНА НУЛЮ - ВОТ ТАК.

И НЕТ НЕОПРЕДЕЛЕННОСТИ

ПРИ ТАКОЙ ПРОВОРНОСТИ.

Эту песню они заканчивали громким воплем, обычно обозначавшим конец игры.

А Жоакиму при этом припоминалась некая формула Гейзенберга. Она запечатлелась у него в мозгу со студенческих времен и сохранилась там до старости:

? W x ? T ? h/2?.

По правде говоря, он не очень-то хорошо помнил, что именно она выражает. Он довольно рано стал специализироваться в биологии, науке, весьма далекой от физики. Но твердо помнил, что это - формула "принципа неопределенности", а дельта t означала время измерения.

Близнец, по-видимому, настолько хорошо усвоили эти знания, что могли позволить себе роскошь жонглировать ими и даже презирать их.

Свойственная девочкам ранее неуемная страсть к чтению всего, что попадалось под руку, угасла в течение нескольких недель. Невольно напрашивался вопрос, а не означала ли эта необычная для них потеря интереса к книгам то, что они уже выучили их содержание наизусть. Вскоре, совсем случайно, Жоакиму пришлось убедиться в правильности такого предположения.

Ученый застал в тот день близняшек в зале для стражи. Они запалили гигантский костер в расположенном там громадном камине. Расселись на плитах пола полукругом около этого пышущего жаром очага, выделяясь на его фоне черными силуэтами. Поскольку Жоаким стал опасаться их не хуже чумы, то он поостерегся войти в помещение. Спрятавшись в тени коридора, чуть позади порога, он долго наблюдал за ними.

Время от времени кто-то из девчонок поднимался и вытаскивал из внушительной кучи дров толстое полено. Они внимательно его изучали, а потом бросали в пламя, одновременно заунывно выводя какую-то мелодию с неразборчивыми словами.

Неважное зрение Жоакима мешало ему рассмотреть в деталях, чем именно они занимались. Велико же было его изумление, когда в конце концов его питомцы запели чуть громче и до него донеслось содержание их песенки:

В ГОЛОВЕ ГУСТО,

В БИБЛИОТЕКЕ ПУСТО.

Они, как оказалось, жгли книги, а не поленья! Возмущенный до глубины души ученый ворвался в зал с криком: "Остановитесь!". Но они только расхохотались и принялись выплясывать вокруг него, запуская в голову биолога отдельные тома. Жоаким, опустившись на колени, стал сгребать непослушными пальцами повсюду рассыпавшиеся листочки. Но остатки тяжеловесного ин-кварто угодили ему в висок, и он потерял сознание.

Проснулся он намного позже, в разгар ночи, среди валявшихся там и сям разорванных книжных листов и опустошенных переплетов. В камине красноватыми бликами отсвечивали догорающие угли.