«Боюсь, Арон, что и СШР не станет помогать Израилю. Особенно постараются фашистские депутаты. Охотнее они помогли бы вашим врагам. Чтобы избежать такого риска, ни о каком договоре между СТРАНАМИ не будем и говорить. Подождите вы так расстраиваться. Попробуйте-ка убедить меня. Если вам это удастся, Я САМ куплю пару тараканов, как вы их назвали. Не в России — сегодня они есть у всех. Если вы затем беретесь переместить их в ваше измерение, то в тот же день они будут на фронте… Проблема не в этом, а в том, что я вам пока все-таки, воля ваша, не верю… Как поверить в ТАКОЕ? В уничтожение трех четвертей моего народа!.. Короче говоря, я должен сам побывать в Израиле. Тем более, что вы настаиваете на том, чтобы я сам убеждал ваших генералов в возможностях располагаемой нашим миром техники… Пока я лично не поверю во все, что тут мы обсуждаем, все разговоры о практических шагах не имеют ни малейшего смысла, как вас там… адони…»
«Я совершенно согласен. Идеальный вариант, но для этого нам нужно добраться до вашей Британской Палестины, а я не умею пока перемещаться в пространстве, и у меня, простите… совершенно нет денег… Ни своих, ни, тем более, ваших. Реализовать в нашем измерении ваши товары не пока не удалось. Я, знаете ли, зарабатываю на жизнь маркетингом, но, тем не менее, коммерсант из меня никакой. То же, что мне дал Слава, ушло на съем этой квартирки, а потому…
«Да, Слава много не даст… — засмеялся Мухин. — Это одна из причин, по которой я, совсем, кстати, не антисемит, не верю принципиально в саму возможность существования где бы то ни было и когда бы то ни было какого бы то ни было Израиля. Деньги не проблема. Но надо продумать, как себя вести в Палестине с британской колониальной администрацией, надо подготовить для вас документы… Погодите… А переместите-ка вы сначала меня в гораздо более мне интересный ваш, как его, Ленинград…» «После свержения власти коммунистов он у них снова называется Санкт-Петербургом.» «Странно… Город переименовали в Петроград не большевики, а патриоты 1914 года. Назвать столицу России Петербургом можно только при условии, что Франция переименует свою столицу в Парижск. Впрочем, неважно. Если я увижу, что какой-то другой Петроград действительно существует, то там и об Израиле поговорим, идет?»
«Андрей, — нахмурилась Марина. — А я? Почему ты говоришь о своей экспедиции, если я твоя жена?» «Арон, для Марины это безопасно?» «Сама конверсия пока только улучшала мое здоровье. Даже ангина как-то прошла от смены измерений. Ну, а там… Риск, конечно, есть. И вообще надо приготовиться. Надо сначала мне самому на полчасика прямо сейчас купить вам с Мариной одежду. В таких нарядах вас тотчас отвезут в Гатчину — кКащенко. Я куплю что-нибудь простенькое, чтобы не выделяться из толпы. На это у меня тамошних денег, пожалуй, хватит.»
«Но нам для такой экскурсии надо наверное взять с собой золото, — сказал князь. — Или еще что-то, что можно в Питере обменять на тамошние рубли.» «Лучше на доллары.» «Доллары? Вы хотите сказать, что в вашем мире северо-американский доллар дороже рубля?» «Раз в тридцать.» «С ума сойти…» «И нужно какое-то оружие. Питер называют криминальной столицей Российской Федерации, хотя я лично никаких бандитов там не встречал.»
«Идите… или как там… за одеждой, я займусь золотом и оружием, — поднялся Андрей. — Встречаемся тут же через час.»
Глава 3
1.
«Я совсем недавно открыл свое заведение, и это вся моя наличность, хотя за такую же брошь вам, пожалуй, отвалят у Финляндского вокзала втрое-вчетверо больше того, что дал вам я. Но если вы рискнете там показать золото… Они не только способны все отнять, но и… убить. Или, — кутающийся в меховую безрукавку пожилой продавец не сводил глаз с Марины, — или что-то много хуже, когда, как говорится, живые завидуют мертвым… Яне спрашиваю у вас, откуда вы приехали, но могу определенно сказать только одно — за все мои пятьдесят лет (А на вид все семьдесят, подумал Мухин) я не встречал женщины красивее вас. Как вас зовут? Прекрасное имя. Так вот, вам, товарищи, с Мариной появляться среди той публики просто опасно. Вы сказали, что вам нужны деньги на пару дней? Так вот моих рублей и долларов вам всем троим хватит на неделю, без, конечно, обедов где-нибудь в «Астории». Кстати, тут за углом, на Каменногорском проспекте есть довольно приличная пирожковая…»
«Я помню ее, — оживился Фридман. — На Кировском проспекте всегда были такие фантастически воздушные и душистые пирожки с мясом, а к ним подавался в чашечках такой бульон!..» «Я вижу, вы бывший ленинградец, — взгляд продавца наконец переместился с Марины на Фридмана. — И вообще сразу видно, что вы все все-таки иностранцы, хоть и одеты небогато, и говорите по-русски. И не из бедных, особенно вы двое. Так вот, прежнего Ленинграда нет, товарищи. Есть не очень благополучный и довольно опасный город, в котором я вам советую быть поосторожнее. И не показывать ваше золото, как вы сразу выложили тут мне. Господи, что это со мной, я ни на кого не могу смотреть, кроме как на вас, Мариночка…»
«И смотрите на здоровье, — рассмеялась она, счастливо прижимаясь к Мухину. — Мне даже приятно.» «Так ведь и другие вас заметят! — отчаянно крикнул продавец. — Уезжайте поскорее. Что такого важного можно сегодня искать в Ленинграде… с такой женщиной! Здесь слишком много бандитов. Если мне с первых дней предлагают крышу…» «Что-что предлагают?» «Платную защиту одних бандитов от других… Так вот, я очень боюсь, что вас они не упустят… А за Мариновкой могут устроить настоящую охоту.» «Охоту? — смеялась юная княгиня, прижимаясь к своему надежному могучему мужу. — Зачем?» «Чтобы похитить!» «Но для чего? Для выкупа? Как кавказскую пленницу?» «Если бы!..»
2.
«Хорошо, что я хоть одел нас всех не очень богато, — говорил Фридман, пока они быстро шагали по мессиву из снега, соли и песка по тротуарам, осторожно обходя коварные глубокие лужи. — Старик, конечно преувеличивает, но…»
«Хорошо, что вы надоумили нас вооружить, Арон, — добавил Мухин. — Боюсь, что он знает, что говорит!.»
«Какие они все маленькие, — шепнула Марина своим спутникам. — Мы, все трое, уже потому обращаем на себя внимание, что нормального роста. И какие серые у всех лица. Даже в наших петроградских трущобах народ куда приличнее… И этот грязный снег, и этот воздух… Как могла уцелеть хоть четверть русских в таком воздухе!»
«А я надышаться не могу, — возразил Арон. — Это воздух моей юности. Вон там, в сквере у домика Петра я когда-то всю белую ночь целовался с изумительной блондинкой, когда развели мосты и отрезали нас обоих от дома…»
Слишком высокий Фридман был одного роста с великолепной четой Мухиных. Неизгладимый советский налет с него почти сошел за много лет в Израиле. Но на него никто не обращал внимания, в то время как на Марину и Андрея без конца оборачивались, а это действительно настораживало. При том, что им встретилось немало явных иностранцев, которые громко и непринужденно говорили по-английски и по-немецки. «Они-то ничего не боятся, — заметил Андрей. — И нам следует забыть обо всем. Тем более мы все трое при спиралях.» «А ты заметил, что и иностранцы здесь тоже другие?.. — заметил Фридман. — На них тоже наша революция наложила печать. Даже и они как бы второго сорта по сравнению с петроградцами…»
«Я тут просто умру с голода, — смеялась Марина, когда они шли по проспекту от пирожковой к Неве. — Уж как я скудно питалась недавно, даже в секс-витрину едва взяли за худобу, но такой дряни не ела никогда в жизни.» «А по-моему могло быть хуже, — весело возражал Фридман. — Конечно, это совсем не тот вкус, что был тогда, но я отношу это на мой возраст. И небо было другим.» «Вот как раз неба тут вообще нет. И это единственное, что роднит ваш Ленинград с нашим Петроградом, — отметил Мухин, напряженно глядя по сторонам. — Надо же, в принципе тот же проспект, но словно пародия… А там впереди что? Неужели Троицкий мост?» «В мои времена он назывался Кировским. Сейчас, скорее всего снова Троицкий.»
