– Господи, да у нее с годами сформировался комплекс вины. Она разочаровалась в отечественной демократии. Говорила, что напрасно боролась, забросив дочерей. Что задолжала нам чистый, пахнущий свежей выпечкой безмятежный дом. А в детстве и отрочестве мы ее редко видели, жили, как сироты. Но она нас любила, мы любили и любим ее. Я тоже все делаю из любви к тебе.

– И что будет после ремонта?

– Как что? Будем выбирать и покупать мебель, светильники, электроприборы… У нас теперь ничего нет. Ну, дочка, мы по натуре авантюристки. Давай попробуем выяснить, на что способны. Знаешь, я выбросила даже старую одежду. И мою, и твою. Оставила ровно столько, сколько поместится в два больших чемодана. В смысле, два тебе, два мне. Чемоданы в темной комнате. Надо обсудить, что мы хотим от ремонтников. Собрать вещи. Заказать такси. Ну… И… Если ты категорически против, едем вместе к тебе.

Мама все-таки сдалась. Но Леона уже обиделась и разъярилась. «Не получилось у нее, – вихрилось в голове, – не стала она идеальной матерью, утомилась за двадцать с небольшим лет. Захотела любить на расстоянии, уйти из практики в теорию. Чем я ее обременяю? Чему мешаю? Почему нельзя разговаривать со мной, как со взрослой»? И почти с ненавистью идеальная, надо полагать, дочь сказала:

– Я не против того, чтобы разъехаться. Только поскорее.

Прежде чем швырнуть в чемодан первую тряпку, она успела заметить на дне конверт с надписью: «Продолжай откладывать свою зарплату. Если этих денег не хватит, я добавлю». Леону потянуло достать мамины наличные и сурово заявить: «Обойдусь». Но сдержалась. «Пусть будут на всякий случай. А то еще не пустит назад», – мстительно подумала она и быстро закидала конверт платьями.

Леона принципиально забила сезонным тряпьем только один чемодан. Уж сиротствовать, так сиротствовать. И не заметила, что складывать оставшиеся вещи в другой и размещать его в темной комнате придется гонительнице. Она собралась и выскочила из дома за пятнадцать минут, чтобы не успеть наговорить гадостей. Чмокнула маму в щеку – двадцатилетняя привычка так расставаться и встречаться, но холодно, будто кляня себя за несдержанность. Мама успела погладить ее по волосам и сказать:

– Я там в холодильник сложила продукты на несколько дней. Храни тебя Бог, доченька. Позвони, как доедешь.

– Да, займись, Боже, моей девочкой, а я умываю руки, – крикнула Леона.

Соленые капли жгли губы, и она вдруг как-то мельком, но четко поняла, откуда берется третий ручей при настоящем плаче. Из носа! Унизительней этих слез и соплей ничего не было. Преданный на своем третьем десятке ребенок ждал вызванное такси на улице и яростно не давал себе задрать разнесчастную голову и увидеть маму, бьющуюся в оконное стекло, как глупое насекомое. Или взять дрожащими руками с асфальта чинарик, попросить у какого-нибудь мужика огоньку и закурить – пусть наблюдает за самостоятельной жизнью изгнанницы.

Усевшись в машину, она соединилась с плейером наушниками. Установила почти максимальную громкость. Бетховен встряхнул мозг за пять секунд, и вдруг наступила полнейшая тишина. В ней Леона равномерно гоняла по сознанию, как лошадей по арене, буквы неуклюжего вопроса: «Как мама смогла». Когда они уставали, замедляли бег и путали места в трех словах, девушка щелкала хлыстом обиды. И снова резво мелькало в голове: «Как мама смогла»? Казалось, даже при мысленном произнесении глагол зловеще свистел первой буквой, этим знаком бесповоротности. Дескать, уже смогла, и ничего никогда никак не исправишь. Леона завраждовала бы с «мудрецом», рискнувшим сказать, мол, пооскорбляешься всласть и начнешь оправдывать маму банальным, но действенным: «Она желала мне добра». Это – крест любящих обидчика: им легче простить его, чем потерять. Это – естество себялюбцев: они горазды внушать себе, что доктор причинил боль, когда лечил, а не когда убивал их, ни в чем неповинных. И не надо искать оттенки различий между теми и другими, потому что главное – способность любить. Неожиданно мученица подумала: «В этой симфонии тоже вопль растоптанной души, но красивый, звучный, торжественный. А у нас все то пискляво, то сипло. Мелко. Отвратительно». И лишь тогда поняла, что все это время слушала музыку и оглохла от нее. Она буквально выдрала мелодию из ушей и попросила таксиста сделать небольшой крюк. Захотелось подъехать к новому жилищу со стороны места работы.

Леона была дипломированным социологом и трудилась в одном из центров по изучению общественного мнения. В обыденной жизни кажется, что оно всем до лампочки. А, если им интересуются, то лишь затем, чтобы сделать вопреки и назло. На самом же деле, кому только не хочется знать, каково настроение разношерстного социума, и как изменить его с выгодой для себя. Например, крупным бизнесменам, задумавшим что-то строить или открывать в районе. Они страстно желают получить о местных, которые должны возместить им затраты и обеспечить навар, любые данные. Страстность объясняется громадными размерами откатов и неимоверным количеством взяток. Не будь их, ребята были бы поспокойнее и поделовитее. Но она же велит не скупиться на разведку, и заказы настолько выгодны аналитикам, что начальство решило создать отделения на севере, юге, западе и востоке безумного мегаполиса. И открыть при них психологические и юридические консультации для населения. А что? И самоокупаемость, и информация о нуждах и чаяниях из первых рук.

Текст предоставлен ООО «ЛитРес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.