Литмир - Электронная Библиотека

Софи тоже сложила руки, пытаясь вызвать у себя молитвенное состояние. Однако ее взгляд упал на ноги, и она стала тихо двигать ступнями, вспоминая танцевальные па.

Никто и никогда еще не обращался с Шевалье столь возмутительным образом. Его швырнули на пол кабинета Маршаля, где он, пролетев несколько метров, больно ударился головой о ножку стола. Шевалье попытался встать, но стражи надавили ему на плечи, дав понять, что с колен он не поднимется. Щеки и лоб сердечного друга Филиппа покрывали синяки и кровоточащие ссадины. Лицо Шевалье представляло собой маску, где сплавились гнев и полное недоумение.

– Как все это понимать? – сердито спросил он у сидевшего за столом Фабьена.

– А так, что вас захватили в Париже, на сборище предателей, и по моему приказу доставили обратно в Версаль, – ответил Фабьен.

Гвардейцы, стоявшие по обе стороны от Шевалье, выразительно опустили руки на эфесы мечей.

– Герцог Орлеанский прикажет отрубить вам голову! – зло бросил Шевалье. – И когда ваша голова окажется на плахе, знаете, какие слова он вам скажет?

Фабьен встал из-за стола, подошел к Шевалье и пнул его в грудь. Тот снова оказался на полу.

– Я вам скажу другие слова, поинтереснее. Утром вас казнят вместе с остальными.

Шевалье все-таки встал, тяжело дыша. Его глаза метали молнии.

– Король бы этого никогда не допустил! Вы воспользовались его болезнью!

– Замышляя предательство, всегда рискуешь, – сказал Фабьен. – Добром это никогда не кончается. Как бы там ни было, надеюсь, лошади вам понравились…

Возможно, знай Лорена, чем обернется ее усердие, она бы двадцать раз подумала. Но у этой простодушной дворцовой прачки было слишком мало радостей в жизни, и похвалы господина Маршаля согревали ей душу. А ведь он предупреждал свою помощницу: только следить и ни во что не совать свой нос.

Днем Софи показала матери усердную «горничную», и ранним вечером Беатриса отправилась в дворцовую прачечную. Лорена была там одна. У стены стояли бочки со щелоком. В большом чане кипятилось белье. Другая половина прачечной предназначалась для сушки, и там на многочисленных, натянутых крест-накрест веревках сушились чулки, панталоны, шали и платья. Лорена занималась укладкой мокрого белья в корзины. Беатриса подошла к ней со спины:

– Здравствуй, любезная. Тебя, кажется, Лореной звать?

– Да, мадам, – ответила прачка, слегка вздрогнув.

– А господина Фабьена Маршаля ты знаешь?

– Кто ж его не знает?

– Мне бы не хотелось вмешивать сюда его, – сказала Беатриса, проводя рукой по бельевой веревке. – Словом, у меня пропало платье. Очень красивое и дорогое платье.

– У нас отродясь ничего не пропадало, – сказала Лорена, вытирая лицо рукавом. – Затеряться могло. Такое бывает.

– Я нарочно посылала сюда свою служанку посмотреть, где оно. Она говорила, что в левом углу, если стоять спиной к двери. А сейчас его там нет.

– Может, перевесили.

Лорена повернулась влево, и в тот же момент Беатриса сдернула веревку, набросив петлю на шею прачки. Лорена успела повернуться, но Беатриса уже стягивала петлю. Лорена беспомощно молотила руками воздух, потом схватилась за петлю, но было поздно. Веревка неумолимо затягивалась. Лицо Лорены посинело. Веревка до крови врезалась ей в шею. Прачка выпучила глаза. Она уже хрипела, но все еще пыталась освободиться от петли. Через несколько секунд, показавшихся Беатрисе вечностью, Лорена рухнула на пол, опрокинув корзину с бельем.

– Гори в аду, чертова католичка, – процедила сквозь зубы Беатриса.

Когда в небе повис серп растущей луны, из неприметной двери вышел человек в плаще с глубоким капюшоном. Он нес на спине тяжелый мешок. Достигнув дворцовых конюшен, человек обогнул их и прошел к свинарнику. Опустив мешок и убедившись, что поблизости никого нет, человек развязал горловину. В мешке лежало разрубленное на куски тело Лорены. Человек бросил свиньям руку прачки. Визжа от удовольствия, свиньи накинулись на лакомство, кусая и отпихивая друг друга. Человек в плаще неторопливо скормил им все куски тела бывшей помощницы Фабьена. Последней оказалась нога; чтобы вытряхнуть ее, ему пришлось перевернуть мешок. Свиньи сытенько похрюкивали.

Тем временем Беатриса собрала в корзину разбросанные мокрые платья, ополоснула руки, поправила волосы, старательно растянув губы в жеманной улыбке. Покинув прачечную, она поднялась по узкой служебной лестнице для слуг и оказалась в главном коридоре. Все выглядело так, словно мадам де Клермон шла по коридору и показалась из-за угла. Там ее ожидала встреча с несколькими придворными дамами, среди которых была и мадам де Монтеспан. Все сосредоточенно разучивали па нового танца.

– Беатриса, дорогая! – воскликнула Атенаис. – А мы вас искали и не могли найти. Мы разучиваем танец, сочиненный его величеством. Присоединяйтесь к нам.

– А не кажется ли вам кощунственным предаваться веселью, когда король страдает? – спросила Беатриса.

– Но мы лишь исполняем королевское пожелание.

– Конечно. Я забыла.

Отговорившись делами, Беатриса поспешила к себе. Там она открыла потайной ящик стола и достала кусок древесного угля и пузырек с настойкой. Тщательно разжевав уголь, Беатриса запила его вином. Уголь больно оцарапал ей горло, но это была малая плата, поскольку уголь служил надежной защитой. В надлежащее время древесный уголь предотвратит действие настойки. Спрятав пузырек за корсет, Беатриса отправилась в кабинет Фабьена.

Главы королевской полиции там не было. Беатриса разделась, зажгла две свечи и улеглась в постель Фабьена. Вскоре дверь с шумом открылась, и вошел он сам. Он вертел головой, словно ища Лорену. Затем взгляд Фабьена упал на нежданную гостью.

– Я кое-что принесла нам в помощь, – томно произнесла она, облизывая губы и похотливо проводя рукой по грудям.

– Помощь… в чем? – спросил Маршаль, подходя ближе.

– В длительности любовного слияния.

Беатриса открыла пузырек, погрузила туда пипетку и капнула себе в рот.

– Это любовное снадобье.

– Когда я смотрю на вас, мне не нужны никакие снадобья, – признался Фабьен.

– Я тоже. – Она снова облизала губы. – Но почему бы не продлить наслаждение?

Маршаль смотрел на нее с откровенно плотским желанием и в то же время – с недоверием. Однако похоть поборола сомнения. Фабьен опустился на колени перед кроватью, и Беатриса щедро капнула ему на язык. Еще через мгновение Фабьен оказался в постели, в объятиях Беатрисы, и забыл обо всем.

Погруженный в вечерние молитвы, Филипп не заметил, как остался в церкви один. Придворные ушли. В дверях стоял Людовик с несколькими гвардейцами. Филипп вскочил на ноги и бросился по проходу к брату, намереваясь крепко его обнять.

– Боже мой! Ты поправился!

Людовик сделал шаг назад, уклоняясь от объятий.

– Мне говорили, что ты… умираешь, – сказал Филипп.

– Так оно и было. Но затем я выздоровел.

– Выздоровел и не подумал мне сообщить? – с упреком спросил Филипп.

– Я никому не сообщал.

– Но почему?

– Чтобы узнать, на кого я могу всерьез положиться.

– Получается, ты усомнился в родном брате?

– Я усомнился в тех, с кем водится родной брат. И не напрасно. А вот ты оказался глух и слеп ко всем недостаткам и странным действиям твоего дорогого дружка Шевалье.

– Не говори таких вещей!

– Я имею все основания говорить об этом. В Париже раскрыт заговор. Я лежал почти что на смертном одре, а оппозиционная знать вынашивала замыслы моего устранения. Я приказал их всех арестовать. Так вот: их главарем оказался не кто иной, как твой любезный Шевалье.

– Быть этого не может!

– Представь себе, может. Он – предатель. Сейчас он в тюрьме. Ждет казни.

У Филиппа подогнулись колени и похолодели руки.

– Брат, прошу тебя, пощади его!

– С какой стати? Утром его повесят, после чего тело привяжут к лошадям и четвертуют.

62
{"b":"441405","o":1}