Превозмогая боль, Клодина встала на колени. Она приподняла голову отца:

– Отец! Ты меня слышишь?

Массон не отвечал.

– Отец! – снова позвала она, леденея от жутких предчувствий.

За спиной хлопнула входная дверь. Обернувшись, Клодина увидела Бонтана.

– Помогите мне! – взмолилась она. – Мой отец умирает.

Глаза Бонтана были полны сочувствия, но голос звучал жестко и настоятельно:

– Госпожа Клодина, вы должны отправиться со мной во дворец. Королю очень плохо.

Клодина повернулась к отцу. Ее сердце громко колотилось.

– Мы оба знаем, кто является врачом его величества, – сказал Бонтан.

– Но мой отец находится на волосок от смерти!

– И ваш король – тоже.

Клодина воздела руки к Бонтану:

– Господин Бонтан, не заставляйте меня делать выбор. Отец – единственный близкий мне человек. У меня больше никого нет.

– И тем не менее сделать выбор вам придется. Либо вы спасаете отца, либо… Францию.

Солдат, осмелившийся плюнуть на короля, очнулся связанным по рукам и ногам. Он лежал на лавке в комнате пыток. Глава королевской полиции смотрел на него с холодным презрением.

– Неужто еще жив? – спросил Фабьен.

Солдат облизал потрескавшиеся губы.

– Мне все равно, от чего подыхать: от ваших рук или от моей болезни. Не волнуйтесь, на этом свете не задержусь.

– Я и не волнуюсь. Просто хочу посмотреть, сколько боли ты еще выдержишь, пока твоя поганая душа не отделится от твоей поганой шкуры.

Их разговор был нарушен приходом Лорены. Обычно бесстрастное лицо помощницы Фабьена раскраснелось от волнения.

– Вот, в прачечной нашла, – сказала она. – Собирала белье в стирку, вывернула карманы, и вдруг…

Фабьен протянул руку. Лорена полезла в карман юбки, достала найденную бумажку, развернула и подала Фабьену. Это было шифрованное послание.

– Такие же буквы. Я хоть и читать не умею, но сразу увидела, что они похожи на те, из вашей книжки!

Фабьен вгляделся в записку.

– Полежи тут, поскучай, – бросил он солдату.

Они с Лореной вышли из комнаты пыток, заперев дверь на ключ.

Достав кодекс, Фабьен сел за стол и принялся расшифровывать записку. Лорена стояла рядом, гордая тем, что сделала такое важное дело. Расшифровка подвигалась медленно. Пока Фабьен возился с шифром, одна свеча полностью догорела. Теперь и от второй осталась половина… Наконец Фабьен встал и надел камзол.

– Встреча назначена на сегодня. Моя лошадь готова?

– Еще с утра накормили и вычистили.

– А ты умница, – похвалил Лорену Фабьен. – Здорово мне помогла.

Войдя в королевскую спальню через потайную дверь, Бонтан и Клодина не обнаружили там Людовика. Караульный почему-то стоял лицом к стене.

– Караульный! Где его величество? – спросил Бонтан.

– Его величество приказал мне стоять лицом к стене, и нового приказа я от него пока не получил.

Оставив Клодину в спальне, Бонтан поспешил в коридор. Там он остановился как вкопанный, с жалостью и ужасом взирая на своего короля.

Людовик… танцевал. Стоя посреди коридора в пропитанной потом ночной рубашке, он кружился и размахивал руками. Его голова раскачивалась в такт неслышимой музыке. Заметив Бонтана, Людовик подозвал первого камергера к себе:

– Вы очень кстати. Я никак не могу решить, чтó это будет: куранта, павана, пассакалья или гавот.

Бонтан старался говорить как можно мягче, насколько это позволял его страх:

– Ваше величество, вам необходимо немедленно вернуться в постель. Ваши врачи…

– Бонтан! Я сочинил новый танец и хочу, чтобы мои придворные его разучили и исполнили.

– Я очень рад, ваше величество, но сначала…

Людовик остановился.

– Все придворные должны немедленно разучить этот танец. Подайте мне перо, бумагу и позовите садовника.

Бонтан взглянул на застывших гвардейцев, потом снова повернулся к королю:

– Садовника?

– Да! Жака, моего садовника. Приведите его сюда. Этот танец нужно танцевать в саду или в оранжерее, среди цветущих апельсиновых деревьев.

Людовик возобновил танец.

– Бонтан, вы тоже танцуйте. Я хочу видеть, как это выглядит со стороны. Давайте. Повторяйте мои движения. Сначала pied largi[12], затем sissonne[13], потом пируэт, далее па-де-бурре и приседание на слабую долю…

Испуганный Бонтан не посмел ослушаться. Он добросовестно пытался подражать шагам короля, но делал это неуклюже и постоянно сбивался с темпа.

– Танцоры будут обращаться вокруг солнца сообразно их титулам, – пояснил король, продолжая кружиться. – Король, император, папа римский, ремесленник, ребенок и так далее. Вы, Бонтан, если хотите, можете быть папой римским.

Бонтан растерянно поклонился:

– Ваше величество, судя по исполненным вами движениям, вы сочинили пассакалью.

«Как он бледен! – думал Бонтан. – Как слаб! Я должен немедленно уложить его в постель, иначе он может умереть».

Людовик остановился. Он сощурил глаза и опустил голову, как зверь, готовый напасть.

– Я вам не доверяю. Совсем не доверяю. Гвардейцы! Я не знаю этого человека!

– Ваше величество, прошу вас!

Бонтан попятился назад, опасаясь за рассудок Людовика.

– Приведите моего садовника! Он мне нужен! Мои враги уже близко!

– Повернитесь лицом к стене! – приказал Бонтан гвардейцам.

– Гвардейцы! Не слушайте их! Они намереваются меня убить! Приведите Жака!

Глаза Людовика закатились. У него подкосились ноги. Бонтан успел подхватить короля и потащил его в спальню.

– Мой садовник скажет, как нам поступить, – пробормотал король.

Близился вечер. Ветхие стены гугенотской церкви изобиловали щелями, в которых свистел ветер. Глухо стучали куски полусорванной кровли. Подойдя к двери, Монкур несколько раз оглянулся по сторонам, затем торопливо вошел и сразу же захлопнул дверь. Герцог Кассельский уже ждал его, сидя на одной из уцелевших скамей.

– Здесь опасно собираться. Мы рискуем жизнью, – сказал Монкур. – Я даже лошадь спрятал в лесу и топал по грязи.

– Что за дурацкая манера – назначать встречу, а потом еще и жаловаться на обстоятельства? – поморщился герцог. – Лучше скажите, чем вызвана такая спешка?

– Постойте… Так это не вы прислали мне записку? – удивился Монкур.

Дверь распахнулась. Испуганные заговорщики попытались спрятаться. Внутрь вошли еще несколько человек. Они настороженно озирались из-под приспущенных на лицо капюшонов.

– Похоже, мы не единственные, кто задался этой целью, – сказал Монкур.

Прибывшие рассаживались кто где, откидывая капюшоны. Все они принадлежали к аристократии.

– Целью? – переспросил герцог Кассельский. – И какой, интересно бы узнать?

– Наша цель – революция, – ответил ему знакомый женский голос.

Собравшие повернулись на голос. Возле разрушенного алтаря стояла Беатриса де Клермон. Она была в новом платье, присланном кем-то накануне. Лицо Беатрисы выражало непоколебимую решимость.

– Мы невероятно рискуем! – крикнул ей герцог Кассельский. – А если бы эти послания перехватили? Или, хуже того, расшифровали?

– Их и расшифровали, – спокойно ответила Беатриса.

– Значит, им известно, где мы собираемся? – испугался Монкур.

– Взломанный шифр оказался нам только на руку. Я усмотрела в этом отличную возможность сбить королевских ищеек со следа. Я написала новое послание и позаботилась, чтобы его нашли. Там говорится о встрече… на окраине Парижа. Так что здесь нам ничто не угрожает.

Шевалье, стоявший в задних рядах, хватил кулаком по скамье.

– Черт побери, кузина, что вы тут делаете?! – крикнул он.

Шевалье ждал ответа, но Беатриса лишь холодно, с вызовом, посмотрела на него и продолжала свою речь:

– Мы принадлежим к различным религиозным конфессиям, однако все мы молимся у одного алтаря. У алтаря Франции, которая не желает умирать. Мы молимся об избавлении нас от тирана Людовика и о возрождении страны. Франция должна восстать из пепла. – Взгляд Беатрисы задержался на каждом из собравшихся. – Наступил знаменательный момент. Король болен. Его сжигает лихорадка. Мы сейчас должны думать о своем будущем. Я привезла вам радостное известие. Мы не одиноки. У нас есть богатые, влиятельные друзья; в том числе и среди придворных. За границей внимательно наблюдают за развитием событий, и все, кто на нашей стороне, готовы нам помочь.