Неожиданно чья-то большая, тяжелая рука зажала ему рот. К чреслам прикоснулось холодное лезвие. Струя мочи мгновенно иссякла. Шевалье испуганно выдохнул. Человек, подкравшийся сзади, угрожающе прошептал ему на ухо:
– Ты не ответил на мое последнее послание.
– Поверьте… – Шевалье пытался сохранять спокойствие. – Честное слово, я не думал, что это так срочно.
Острое лезвие уткнулось в его член, царапнув кожу.
– А теперь?
– Я весь внимание.
– Читай. И выполняй.
В руке Шевалье оказалась записка. Подол ночной рубашки незнакомец накинул ему на голову. Когда Шевалье откинул подол, в отхожем месте он был один.
– Шевалье! Ты никак вздумал оросить весь дворец? – окликнул его Филипп.
Шевалье торопливо спрятал записку под ночной рубашкой и выскочил из отхожего места. Ему было любопытно хотя бы мельком увидеть лицо нападавшего, и в то же время он молил Бога, чтобы этого не случилось.
Едва Шевалье вернулся в постель, в спальню, не постучавшись, ворвался курьер от короля.
– Любезный, вы никак в хлеву воспитывались? – срывая досаду, раздраженно спросил Шевалье.
– Месье, вы должны явиться немедленно в апартаменты короля! – объявил Филиппу посланник.
– Разбудите мою жену! – потребовал Филипп, отталкивая хироманта. – Не мешкайте!
Он стал торопливо одеваться.
Шевалье, в спешке натянув камзол, вслед за Филиппом выбежал в коридор.
– Мне нужно с тобой поговорить, – сказал он, стараясь не отставать.
– По-моему, ты перебрал вина, – отмахнулся Филипп. – Потом поговорим.
– Ты даже не представляешь, насколько весома моя потребность! – настаивал Шевалье.
– У всех твоих потребностей одинаковый вес, и ты знаешь какой.
– Близится буря! Она затронет твое будущее при дворе. Ты можешь оказаться в центре урагана.
– Прошу тебя, возвращайся в постель!
Возле Салона Войны стояли гвардейцы. Они расступились, пропуская Филиппа, но тут же преградили путь Шевалье.
Собравшиеся беспокойно переглядывались. Бонтан и Кольбер заперли дверь на ключ. Единственным звуком было тиканье часов, неумолимо отмеряющих время. Часы стояли на мраморной каминной доске, в окружении развешанных щитов и мечей.
Кольбер поочередно оглядел всех: Филиппа, Лувуа, Фабьена, Марию Терезию, Генриетту и Рогана.
– В записях короля содержатся имена тех, кого его величество считает самыми верными, преданными и честными. Это вы. И этот круг доверенных лиц останется неразрывным. Мы все знаем, насколько серьезно то, с чем мы можем столкнуться в самое ближайшее время.
– Как состояние короля? – сдерживая слезы, спросила Генриетта.
– Лихорадка стремительно пожирает его силы, – ответил Бонтан.
Кольбер многозначительно кивнул:
– Протокол требует, чтобы мы незамедлительно занялись вопросом о престолонаследии.
– Я не желаю об этом слышать, – заявил Филипп.
– Король сильнее любой болезни, – сказал Роган. – Сильнее сотни лихорадок!
Кольбер поднял руку, требуя тишины:
– Надеясь на лучшее, мы тем не менее должны готовиться к худшему. В данном случае…
– Почему вы называете это лихорадкой? – перебил его Роган. – А вдруг короля попытались отравить?
Бонтан выразительно посмотрел на Фабьена.
– Какой бы ни была причина, обещаю: я вырву ее с корнем, – сказал Фабьен.
– Надеюсь, ваши действия будут более успешными, – холодно заметил ему Бонтан.
– Что значит «более успешными»?
– Когда в числе приглашенных оказывается больной человек и его беспрепятственно пропускают к королю, я не могу назвать это успехом.
– Непосредственным преемником его величества является дофин, но по причине юного возраста ему потребуется регент, – сказал Лувуа.
– Протокол нам известен, – подхватил Кольбер. – Если король…
– Не произносите таких слов! – накинулся на него Роган.
– Если король умрет или окажется не в состоянии выполнять свои обязанности, протоколом предусматривается назначение регента, – спокойно договорил Кольбер.
– Но кто им станет? – спросила королева.
– Нам предстоит сделать выбор, – ответил Кольбер.
Члены королевского круга молча переглядывались. Часы невозмутимо продолжали тикать.
Массона и Клодину провели через потайную дверь в спальню короля. Лоб и рубашка Людовика были влажными от пота. Король бредил. У его постели стояли Бонтан и Мария Терезия. На лицах обоих застыл страх.
Осмотрев короля, Массон достал из саквояжа пузырек и приподнял Людовику голову:
– Ваше величество, выпейте это лекарство. Здесь только травы. Вам сразу станет легче, и вы заснете. Это настойка лауданума с добавлением шафрана и клевера.
Людовик отвернулся от пузырька. Его воспаленные, страдающие глаза обратились к Клодине. Она едва заметно покачала головой:
– Ваше величество, умоляю вас, прислушайтесь к совету того, кого вам было угодно назначить своим придворным врачом.
Массон еще раз поднес пузырек к губам короля.
– А что… скажете вы? – с трудом шевеля пересохшими губами, спросил у Клодины Людовик.
Массон сердито смотрел на дочь. Клодина это видела, но сейчас была не та ситуация, чтобы выгораживать отца.
– Ваше величество, когда болезнь только началась, ее легко вылечить, но трудно определить. По мере того как она разрастается, ее становится все легче распознать, зато лечение требует бóльших усилий.
– У вас ведь тоже бывала лихорадка. Как вы ее лечили? – спросил король.
– Я уповала на силы своего организма и лишь помогала ему. Вашему организму требуется очищение. Есть такая трава – полынь. Она растет на опушке леса.
Людовик с трудом кивнул.
– Идите за вашим лекарством, – приказал Клодине Бонтан. – Не медлите и сохраняйте внешнее спокойствие. Никто не должен знать об истинном состоянии короля.
Клодина ушла. Людовик отвернулся от Массона.
– Ваше величество, меня сюда позвали, чтобы вас лечить, – пробовал возражать Массон.
– Пусть все удалятся. И пришлите ко мне госпожу де Лавальер.
Разговор утомил короля. Он опустил голову на подушку и снова погрузился в забытье.
Мадам де Монтеспан повсюду разыскивала Генриетту и случайно наткнулась на нее в коридоре. Генриетта и Мария Терезия направлялись в покои королевы.
– Как здоровье его величества? – дрожащим шепотом спросила она. Вид у Атенаис был весьма удрученный. – Короля не было на мессе, и это могло повлечь разные домыслы.
Королева демонстративно отвернулась.
– Ваше величество, умоляю вас сказать! По дворцу уже ползут слухи. Их может остановить только правда.
– Его величеству нездоровится, только и всего, – ответила Мария Терезия.
– Но почему такая секретность?
– Чтобы не плодить слухов, – сказала Генриетта.
– А Луизе де Лавальер сообщили? – не унималась Атенаис.
– Сообщили, – ответила королева.
– Тогда… это серьезно.
Мария Терезия посмотрела на Генриетту и молча кивнула.
– Что… что будет, если… – начала мадам де Монтеспан.
– Никаких «если», – отчеканила Генриетта. – Король поправится.
Они с королевой пошли дальше. Мадам де Монтеспан осталась стоять посреди коридора.
– Конечно, он обязательно поправится! – крикнула она вдогонку, сомневаясь, что королева и Генриетта слышали ее слова.
Всякий раз, когда ему нужно было что-то написать, герцог Кассельский вспоминал свой просторный кабинет в сгоревшем замке и массивный письменный стол. Его нынешнее дворцовое жилище вынуждало сгибаться в три погибели, усаживаясь за узкий стол, где недолго занозить руку о плохо обструганные доски. Но выбора у герцога не было. Вздохнув, он обмакнул перо в чернильницу и только приготовился вывести первые слова, как с потолка на бумагу упало несколько крупных капель. В хваленом Версальском дворце протекала крыша. Он поднял голову к потолку и увидел еще одну такую же каплю, готовую упасть. «Проклятие! Неужели знатному дворянину не могли выделить помещение, где хотя бы не каплет над головой?» – сердито подумал герцог.