– Ты дрожишь, – нежно сказал он. – Неужели озябла от купания?
– Нет. Причины совсем другие, – ответила Генриетта.
В ее синих глазах король прочел тревогу.
– Какие же? – спросил Людовик.
– Ты. Мы. Он… Шевалье.
– Шевалье вызывает у тебя дрожь?
– Да. Этот человек меня пугает. Меня страшит, как он смотрит на меня. Как говорит про вас. То, как он пользуется добротой моего супруга, чтобы принизить Филиппа и возвеличить себя… Если бы они оба исчезли на время. Это в твоей власти. Если они наслаждаются друг другом, мы тоже имеем право на наслаждение.
– Каким надо быть королем, чтобы послать своего брата на войну?
– Я была бы только рада, если бы ты отправил туда их обоих.
Людовик поцеловал Генриетту в лоб, потом в шею.
– А помнишь, когда тебе было шестнадцать? Ты наступила на розу и до крови поранила ногу.
– Ты тогда целовал мне пальцы на ноге, – улыбнулась Генриетта.
– Мои поцелуи уняли боль?
– Мгновенно.
Руки Людовика скользнули по ее спине и обняли нежные ягодицы Генриетты.
– Я хочу, чтобы ты знала: я всегда уйму твою боль. Перестань бояться Шевалье. Я – твоя надежная гавань.
Генриетта шумно вздохнула и выгнула спину, крепко прижимаясь к королю. Людовик погладил ее живот. Затем его рука опустилась еще ниже и принялась ласкать лоно. Генриетта снова вздохнула и прошептала:
– Ты… ты убережешь меня от волн.
– Сразу же, едва они накатятся на нас, любовь моя, – пообещал Людовик.
Он подхватил свою возлюбленную и перенес на канапе. Взяв руку Генриетты, король прижал ее к своим чреслам, показывая, насколько он готов к соитию.
– Едва меня унесет отливом… – прошептал он.
Принц Аннаба и королева довольно много времени провели вдвоем. Правда, их уединение нельзя было назвать полным, поскольку у двери по-прежнему стояли гвардейцы. Разговор касался многих тем, но не выходил за рамки обычных придворных любезностей. Оба понимали: раньше срока, установленного королем, им все равно отсюда не выйти.
– Помнится, в мой прошлый приезд сюда я сделал вам подарок, – вдруг сказал Аннаба.
Королева кивнула.
– Мой подарок доставил вам удовольствие?
– Огромное удовольствие, благодарю вас, принц, – чуть помедлив с ответом, сказала Мария Терезия.
– Я рад это слышать. Тот подарок был очень дорог мне самому.
Наконец в коридоре послышались шаги. Гвардейцы отступили от двери. В комнату вошел Бонтан.
– Его величество готов вас принять, – объявил первый камердинер.
Бонтан распахнул вторую дверь, ведущую в большой светлый зал. Там было тесно от многочисленных придворных и знати. Король восседал в стоящем на возвышении массивном кресле черного дерева. Его наряд соответствовал важности и торжественности момента. За креслом на стене висело большое золотистое полотно, изображавшее восходящее солнце с человеческим лицом. Принц мгновенно узнал лицо Людовика XIV, «короля-солнце».
Мария Терезия заняла место рядом с мужем.
– Приветствую вас, принц Аннаба Ассинский, – произнес Людовик. – Добро пожаловать к моему двору.
Принц тоже поздоровался и поклонился:
– Ваше величество, красота Версаля превзошла все мои фантазии.
Людовик представил высокому гостю Филиппа, Генриетту, Кольбера и Лувуа. Все они обменялись с Аннабой учтивыми кивками.
– А с моей женой вы уже и так знакомы, – добавил Людовик, пристально глядя на африканца.
После окончания официальной части приема Людовик и Бонтан повели принца и его свиту на прогулку по садам, подробно рассказывая, чтó уже сделано и какие замыслы пока ожидают своего воплощения. Разговор касался не только садов, но и самого дворца. Африканцы кивали и, как могло показаться, находились под большим впечатлением от увиденного.
– Знаете, принц, когда несколько лет назад я устраивал здесь торжество, мне не хватало места, чтобы оставить на ночлег всех моих друзей, – сказал Людовик. – Зато теперь во дворце четыреста комнат. Потом их станет еще больше.
Аннаба издал какой-то звук, долженствующий выражать его восхищение.
– Принц, будьте так любезны, расскажите нам об африканских странах, – попросил Бонтан.
Принц Аннаба остановился, сбросив маску учтивости. Его лицо стало хмурым.
– Когда же мы начнем переговоры? – спросил он, переводя взгляд на короля.
– Видите ли, принц, у нас во Франции принят несколько иной подход к подобным вещам, – ответил Людовик.
– Наверное, я допустил ошибку, – заявил Аннаба. – Мне нужно было вступить в переговоры с испанцами, голландцами или англичанами, которых очень заботит будущее их стран.
– Ваше высочество недовольны нашим гостеприимством? – без обиняков спросил Людовик.
Принц Аннаба смешался:
– Нет, почему же? Я… я очень доволен.
– Смею вас уверить, вы пока видели лишь малую часть. Вечером вы убедитесь в поспешности ваших выводов.
– И что же будет вечером?
– А вечером мы с вами сядем и поговорим, – ответил Людовик.
– Наш африканский гость меня воодушевил, – признался Филипп.
Он стоял перед зеркалом, примеряя к своему военному мундиру разноцветные банты и шарфы.
– Думаю, и мне нужно расширить палитру одежды. Цвет очень оживляет. И вообще, как следует одеваться, идя на войну?
Генриетта подняла голову от шитья. У нее было муторно на душе. На сердце лежала тяжесть.
– Если ты отправишься воевать, прошу… постарайся вернуться.
– Тебе это так важно? – удивился Филипп. – По-моему, если меня убьют на войне, твоя жизнь значительно упростится.
Генриетта сделала несколько стежков и только потом ответила:
– Ты же знаешь: мои сложности вообще неразрешимы. И мне хочется, чтобы ты вернулся целым и невредимым.
– Какие дивные слова я слышу от моей крошки, – усмехнулся Филипп. – Я с детских лет мечтал воевать. А ты… ты мечтала о моем брате. Смотри, как нам повезло. Очень скоро наступит день, когда мечты каждого из нас осуществятся.
Филипп вновь повернулся к зеркалу и не увидел, что его жена плачет, уткнувшись в складки платья, которое она шила.
Людовик мерил шагами приемную. Бонтан, Маршаль и Кольбер застыли в напряженном ожидании. Новость явно рассердила короля, и каждому из них хотелось предложить свое объяснение причин.
– Остановить строительство! Худшего удара придумать невозможно! Внешнее впечатление – это все. Сколько раз мне повторять вам прописные истины? В одежде нашего гостя-принца и то больше великолепия, чем у меня во дворце!
– Ваше величество, крупная партия мрамора пропала где-то по дороге, – сказал Кольбер. – Рабочим пока нечем облицовывать возведенные стены.
– Ваше величество, к великому сожалению, воровство на дорогах пока еще не искоренено, – подхватил Бонтан. – Как воровали, так и продолжают воровать.
Король остановился. Его лицо было красным от ярости.
– Это не просто воровство, Бонтан! Это организованное противодействие моим замыслам!
Хладнокровие, с каким отвечал Бонтан, стоило ему изрядного внутреннего напряжения.
– Как ни печально, но грандиозные замыслы вашего величества имеют и свою оборотную сторону. Чем больше мы строим, тем больше разнообразных материалов нам требуется. А их приходится завозить в Версаль отовсюду. Не всем по душе великолепие нового Версаля. Боюсь, что случай с мрамором – не единственный. Число таких случаев, как это ни прискорбно, будет множиться.
– Вы понимаете, к чему это может привести? – закричал Людовик. – Отдельные случаи противодействия перерастут в мятеж. Мы не успеем оглянуться, как всю Францию охватит огонь бунтов! Чтобы это упредить, мы должны показать всем и каждому: королевские дороги и королевские грузы священны и неприкосновенны! Посягательство на грузы для Версаля равнозначно объявлению войны законной власти!
– Я пошлю своих людей для охраны дорог, – заявил Фабьен.
– Сделайте это немедленно! Сегодня же! – потребовал Людовик.