– Если хочешь с почетом захоронить его останки, то можешь порыться вон в той куче. – Он с трудом указал на груду останков, валявшихся неподалеку.

Обладая даже очень хорошим воображением, было достаточно трудно опознать в этой безликой кровавой массе стаю кровожадных тварей, совсем недавно пытавшихся разделаться с нами.

Откровенно говоря, по призванию я не являюсь ни мясником, ни гробокопателем, поэтому вид большой кровавой, местами шевелящейся и подергивающейся кучи не вызвал у меня ни малейшего желания копаться в ней в поисках пары-другой старых приятелей. Вместо этого, сфокусировав свой взгляд на Билли, я обнаружил, что толстяк пострадал в этом побоище даже сильнее, чем мне показалось с первого взгляда. Правая рука болталась плетью, а весь бок был так сильно изодран, что меня вообще удивляло, как он еще стоит на ногах при таких ранах и сопутствующей им потери крови. Лицо как таковое отсутствовало.

– Как ты себя чувствуешь? – задал я идиотский вопрос, потому что ничего другого просто не пришло на ум.

– Как свежевыпотрошенная индюшка, которую только что ощипали, зажарили и почти съели.

– А ты, наверное, думал, он скажет: «Не волнуйся, малыш, я бодр, свеж, весел и полон сил как никогда!» – да?

– Ну, вообще-то нет.

– А впрочем, каков вопрос – таков ответ, – философски заметило мое подсознание.

– А что с колдуном? – Я попытался сменить тему.

– Он все еще дышит, у старикана оказался довольно крепкий организм, но, по-моему, это ненадолго. И знаешь... Кажется...

Это были его последние слова на этой проклятой арене. Мой славный боевой товарищ пошатнулся, сделал пару нетвердых шагов, еще раз попытался открыть рот, наверное, чтобы сказать что-то важное, и только после этой безуспешной попытки окончательно потерял равновесие и с грохотом упал, потеряв еще и сознание.

Это было нечестно, потому что... потому что... Так мы не договаривались. Все бросили меня на произвол судьбы, оставив умирать в гордом одиночестве, без единого шанса на спасение.

– ААААААА!!! – дико закричал я в бессильной ярости. – Будьте вы все прокляты, ныне, присно и во веки веков!!!

Кровь, смерть и хаос заполнили все пространство вокруг, мир рушился, я был на грани, а у моей второй половины были свои заботы.

– Надо составить план предстоящей баталии, – жужжал надоедливой мухой внутренний голос, пока я отчаянно хлестал толстяка по щекам, пытаясь привести его в чувство – в глубине души я еще на что-то надеялся.

Но увы, увы. Все было тщетно. Ничто в этом мире уже не могло вывести из комы старого доброго Билли, не раз и даже не два за сегодняшний день успевшего спасти мне жизнь.

Все это время трибуны по-прежнему сходили с ума, гвалт стоял сумасшедший, и крутом царила атмосфера старого доброго дурдома, покинутого безответственным персоналом на произвол судьбы. Наша команда показала этим низкопробным извращенцам то, что они все с таким нетерпением ждали, – настоящее кровавое побоище. И оно, безусловно, нашло в их чутких душах живой отклик, не оставив никого равнодушным. На фоне такого феерического представления, наверное, публику слегка огорчало, что сейчас, через несколько минут, все будет кончено. Работники, отвечающие за чистоту и порядок, утащат прочь с арены ржавыми крючьями наши безжизненные тела, насыплют свежего песка, шоу закончится – и придется, как это ни грустно, расходиться по домам.

Но это были их проблемы, а у меня осталось еще немного времени перед началом третьего раунда, пока с арены удаляли останки собак – проигравших неудачников. Останки же победителей, вразброс валяющиеся в живописных позах тут же, не убирали, дабы они могли послужить кормом для следующих участников.

Убийца Фромп наверняка в глубине души мнил себя честным игроком, поэтому не останавливал бой, оставляя нам хотя бы чисто теоретические шансы на победу.

«Ну вот, пожалуй, и приехали, – с какой-то необъяснимой грустью, уже совершенно спокойно подумал я. – Все, конечная, на выход с вещами. Жаль только, что с принцессой у нас так ничего и не получилось...»

Точки были расставлены, не осталось никаких оговорок и поправок, ясность была полная, и, наверное, пришло время вспоминать какую-нибудь молитву за упокой собственной души, потому что я не питал абсолютно никаких иллюзий насчет исхода предстоящего раунда.

– Если уж в кои-то веки ты вспомнил о собственной душе, то пора определиться с выбором религии, – тактично подсказал внутренний голос.

А ведь действительно, я не принадлежал ни к одной церкви и, кроме «Харе Кришна, харе Рама, Рама, Рама, харе, харе», почерпнутой из сингла Боя Джорджа, не знал больше никаких молитв.

– По-моему, негусто.

– По-моему – тоже, но сейчас уже поздно что-то менять.

Во всяком случае, про кришнаитскую мантру я знал хоть немного больше, чем обо всем остальном вместе взятом, поэтому, решив, что мудрость Востока, соединившись во мне с менталитетом Запада, пустит глубокие корни веры в молодой, не отягощенной пороками душе, и ниспадет на меня благодать небесная, и попаду я прямиком в кришнаитский рай, если он у них, конечно, имеется в наличии, и...

– А прекрасные гурии будут там вечно ублажать могучих воинов...

Я замешкался, сбившись с мысли. Этот змей-искуситель действительно знал, чем меня достать, Если верна теория, что каждый после смерти попадает в тот ад или рай, в который свято верит по учению своей религии, а несчастные атеисты не попадают соответственно своей вере вообще никуда, то идея развлечений с ублажающими прекрасными гуриями на весь остаток вечности звучала более чем заманчиво. Наверно, это очень даже стильно – потерять невинность на небесах.

– Но ты же не знаешь, что предлагают нам кришнаиты, – сделал я слабую попытку отразить его пропагандистско-религиозную атаку.

– Гу-у-у-у-ри-и-и-и, – с томным придыханием протянул он. – В одном месте, насколько мне известно, нам предлагают прекрасных гурий, а что нам предлагают в другом, ты, в силу своей необразованности, в свое время даже не позаботился узнать. И кстати, – продолжал он, – если ты еще хоть немного потянешь с выбором, то, пожалуй, вон та тревожная субстанция, выползающая на поляну, отправит тебя вообще неизвестно куда.

Я посмотрел на эту тварь и пришел к выводу, что если шансы выжить – один против ста, то лучше приготовиться к смерти, и ничего такого ужасного в этом нет. Просто надо обладать неиссякаемым оптимизмом и верой в светлое завтра, которое потому и будет светлым, что вам там места не найдется в связи с преждевременной кончиной уже сегодня, а из этого, в свою очередь, следует, что...

– Что ты решил с религией? – взорвался в моей больной голове истеричный крик.

– Я поднимаю на мачте гибнущего фрегата новое знамя и объявляю священную войну неверным собакам, посмевшим посягнуть на... На что же они обычно посягали – эти неверные собаки? – Я никак не мог сосредоточиться.

Мысли кружились безумным хороводом, словно воздушные шарики, наполненные гелием, и улетали ввысь, не позволяя себя поймать. Я чертовски устал за этот бесконечный день, и теперь мне было уже все равно, сошел ли я с ума, или это просто бред, набитый кровавыми кошмарами, или дурной сон с печальным концом, или смертельная ловушка для наивного кролика-неудачника, или...

Веки, покрытые пеленой грядущих поражений и пеплом былых побед, сомкнулись на полуслове, и в тумане, окутавшем бесконечное число вселенных, поплыли ничего не значащие слова, закованные в лучи восходящей луны.

– Ты свободен! – прокричала тень, превратившись в солнечный зайчик и убегая в пустоту вечера.

– Ты свободен! – отозвалось эхо разрушенных надежд и несбывшихся желаний.

– Ты свободен! – прогрохотал гром, и молния осветила договор, написанный кровью, мгновенной вспышкой, которой хватило, чтобы увидеть пустое место в графе, где должно было стоять имя – мое имя, под датами рождения и смерти.