Элиза посмотрела на медвежонка и прикусила губу. Тут я начал догадываться о том, что на самом деле произошло.

— Ты ранен? — недовольным тоном спросила Элиза.

Я покачал головой.

— Хорошо, — сказала она. — Возвращайся к себе в спальню, Ройвин. Я знаю, что делаю.

И, не сказав больше ни слова, Элиза выхватила у меня медвежонка, вскочила и ушла, взмахнув полами плаща. Немного поодаль она остановилась, чтобы подобрать с земли тяжелый сверток, а потам я потерял ее из виду в темноте.

Она знала, куда идет, а я не знал. Ей было привычно карабкаться по каменистым склонам и горным тропинкам, а мне нет. Я не мог крикнуть ей вслед, да и не стал бы окликать ее, даже если бы мог: я меньше всего хотел привлекать внимание к ней и ее ноше. Я надеялся убедить Элизу вернуться домой, пока ничего плохого еще не случилось. Но сперва мне нужно было ее догнать.

Поразмыслив, я понял, что потрачу слишком много времени, вслепую бродя по каменистым склонам. Здесь должна быть тропинка. К тому же с тяжелым грузом Элиза не сможет идти слишком быстро. Я потратил некоторое время на поиски тропы. Мои ободранные колени и ладони горели, словно в огне. Но затраченные усилия были вознаграждены. Неподалеку от того места, где я упал, обнаружилась вырубленная в скале узкая тропка, отчасти естественного происхождения, отчасти обработанная людьми: укрепленная большими валунами или корнями деревьев. Тропа была старая, до меня по ней прошло множество каталистов.

Камни блестели в свете звезд, так же как и отшлифованные множеством ног корни деревьев. Я начал спуск, гадая, куда приведет меня этот путь.

Склон был крутой, и я шел очень медленно и с большим трудом, несмотря на удобные опоры для ног и рук. Я больше не слышал шагов Элизы, но знал, что она где-то далеко впереди меня. В конце концов я уразумел, что с моей стороны было глупо идти по этой тропе. Если я оступлюсь и упаду и, избави Олмин, сломаю ногу или подверну лодыжку, то буду лежать здесь всю ночь, без всякой надежды на помощь.

Если бы только я мог двигаться быстрее! Я представил себе каталистов, которые каждый день пробегали по этой тропе с быстротой горных коз…

Я быстро шел по тропе, хоть и не как коза, но все равно с легкостью и проворством. Коричневая ряса болталась у меня на плечах, сандалии шлепали по камням, а на плече висела сумка со свитками. Я почти бегом спускался по тропе ясным солнечным днем. Все молодые каталисты, а иногда и те, кто постарше, пользовались этой тропой, когда опаздывали на занятия, потому что она вела прямо к университету.

Видение было очень ярким и потрясающе правдоподобным, как и другие, посещавшие меня прежде, — те, в которых на мне было коричневое одеяние каталиста, а Элиза была королевой… Конечно, как писатель я привык жить в воображаемых мирах, и мои мечты всегда были очень реалистичными. Но не настолько, как эти картины. Я снова как будто приоткрыл занавесь и, выглянув в окно, увидел себя самого, смотрящего с той стороны.

Но… могу ли я воспользоваться тем, что узнал из видения? И осмелюсь ли?

У меня кружилась голова от усталости и разреженного горного воздуха. К тому же я отчаянно беспокоился за безопасность Элизы. Иначе я бы ни за что не сделал того, что сделал. Я отрешился от реальности и отдался той, другой жизни, если то, что являлось мне в видениях, действительно было другой жизнью. Я превратился в каталиста, который опаздывает на урок и наверняка получит нагоняй от наставника, — и побежал вниз по тропе.

Ноги сами знали, на какие камни можно опереться, руки сами выбирали, за что ухватиться. Я знал, где можно безопасно съехать вниз, а один раз даже перепрыгнул с одного уровня тропы на другой. Это было безумие, но восхитительное безумие. Если бы я остановился на мгновение и задумался о том, что делаю, то застыл бы на месте и не смог больше сделать ни шагу.

Когда я наконец добрался до конца тропинки и взглянул вверх, на гору, откуда спустился, тот каталист, которым я минуту назад был, куда-то исчез. Я осознал, что сделал только что, и у меня свело живот от страха. Я быстро отвел взгляд в сторону и начал высматривать Элизу. Напоследок я смутно увидел каталиста, который бежал в противоположную сторону от той, куда мне нужно было идти, и мне стало жаль с ним расставаться.

Я дошел до широкой, добротной дороги, вымощенной белым камнем. По-видимому, это была главная дорога от Купели к подножию горы и давно заброшенному городу внизу, городу, который существовал только для удовлетворения нужд храма и университета. Когда-то эта дорога была запружена бесколесными повозками, летающими на крыльях магии, и экзотическими экипажами аристократов, направлявшихся в Купель, чтобы засвидетельствовать свое почтение, или попросить о какой-нибудь милости, или навестить детей, обучавшихся в университете.

Посмотрев вдоль извилистой дороги, светившейся в темноте, словно белая лента, я почти сразу увидел темную фигуру, которая двигалась по обочине. Элиза шла медленно и была не так уж далеко от меня. Я подумал, что, наверное, ее ноша оказалась гораздо тяжелее, чем она предполагала вначале, когда отправлялась в путь. Я порадовался, что девушка до сих пор одна — если не считать Тедди, конечно.

Я поспешил следом за ней. Теперь идти было довольно легко. Элиза услышала мои шаги и предприняла безуспешную попытку ускорить шаг. Но сил ее хватило ненадолго. Осознав безрезультатность своих стараний, девушка остановилась и повернулась ко мне. Ее необычайно бледное лицо казалось призрачным в ночной темноте, темные глаза под густыми черными бровями гневно сверкали. Но я заметил, что она тоже устала и, наверное, немного испугана, и еще мне показалось, что беглянка обрадовалась, увидев меня, — ведь теперь она была не одна.

Я взял ее за руку и потащил в тень деревьев, которые росли у края дороги.

— Что ты делаешь? — спросила она, вырвав у меня руку.

Я указал на тень, потом на блестящую белую дорогу и покачал головой.

— Он пытается сказать тебе, что мы выделяемся на этой дороге, как родинка на спине графини д'Аримпл. У графини была очень белая и гладкая спина, — подсказал Тедди.

— Не понимаю, какая разница, где идти, — капризно заявила Элиза. Она держала медвежонка в одной руке, а тяжелый сверток — в другой, и ей явно было неудобно его нести. — Здесь все равно нет никого, кто заметил бы нас.