Мы с Сарьоном недавно смотрели постановку оперы Гуно «Фауст» по каналу Би-би-си, поэтому, когда я повернулся к двери, чтобы встретить главу техномантов, в голове у меня вертелся образ Мефистофеля. Но Смайс нисколько не походил на Мефистофеля. Он оказался огненно-рыжим мужчиной среднего роста, а его нос был щедро усыпан веснушками. Но в светло-голубых глазах — ярких, изменчивых и холодных, как бриллианты, — таилась дьявольская сила обольщения и убеждения.

Смайс оказался энергичным и остроумным, он привнес веселье и свет в наш затхлый и сумрачный дом. Он, без сомнения, знал, какие жуткие истории рассказывали о нем король Гаральд и генерал, но его это не заботило. Он вовсе не собирался оправдываться или обвинять в чем-то своих оппонентов. На самом деле он любезно и мило поздоровался с ними. И, отвечая на его приветствия холодно и сдержанно, они выглядели просто грубиянами и невежами.

— Отец Сарьон, — Кевон Смайс схватил руку моего господина и радушно пожал, одарив его лучезарной улыбкой, в ответ на которую каталист растерянно заморгал, словно посмотрел на слишком яркий свет. — Наконец-то мне выпала честь познакомиться с вами. Я так много хорошего слышал о вас! О вас и о Джораме. И я просто в восторге.

Он уселся в кресло, а не на диван, как остальные два гостя, которые за время его монолога не проронили ни слова.

— Расскажите историю Джорама и Темного Меча. Я знаю совсем немного и почту за счастье услышать всю историю из ваших уст.

Потом он повернулся ко мне.

— Мне стыдно признаться, Ройвин, что я не читал ваш опус, о котором, правда, слышал немало восторженных отзывов. К сожалению, у меня почти нет свободного времени, и я не успеваю читать все, что хотел бы. Ваши книги стоят на почетном месте в моей библиотеке. И когда мое положение позволит мне тратить больше времени на себя, я обязательно их прочту.

Как ни странно, но мне почему-то было приятно, словно я услышал самую большую похвалу моей работе. Хотя в глубине души я знал, что его сотрудники наверняка подготовили ему краткую выжимку из моих книг и что едва ли когда-нибудь он возьмется читать мои труды, стоящие на полке в его библиотеке.

Более странным было то, что Смайс прекрасно понимал, какие противоречивые эмоции вызывал у окружающих, причем делал это намеренно. Меня это и очаровывало, и отталкивало одновременно. В его присутствии все остальные люди, в том числе король Гаральд и генерал, становились пресными и скучными. И хотя они мне нравились и я им доверял, а он мне не нравился и доверия не вызывал, стоило ему меня позвать — я пошел бы за ним.

Сарьон тоже это ощутил. Я понял это потому, что он начал рассказывать про Джорама, чего никогда бы не сделал ради чужака.

— …Тимхаллан был создан волшебником Мерлином как место, где каждый одаренный магией мог бы жить в мире и творить прекрасное. В мире существовало Девять Таинств жизни. Каждый человек, рожденный в этом мире, владел одним из этих Таинств.

Губы Кевона Смайса разомкнулись, и он прошептал:

— Тринадцать.

От этого звука у меня мороз пошел по коже. О Тринадцати Таинствах говорили, когда имели в виду и четыре Темных культа.

Сарьон, не услышав страшного слова, продолжал:

— Существует Девять Таинств, и восемь из них касаются Жизни, или магии, потому что в мире Тимхаллана Жизнь — это и есть магия. Все, что есть в этой земле, существует по воле Олмина, который распределил все элементы еще до того, как туда попали наши предки, либо было «оформлено, сформировано, собрано или призвано», согласно четырем Законам Природы. Эти Законы регулируются по меньшей мере одним из восьми Таинств: Времени, Духа, Воздуха, Огня, Земли, Воды, Тени и Жизни. Из них лишь первые пять сохранились к моменту создания Темного Меча. Таинства Времени и Духа были утрачены в эпоху Железных войн. Вместе с ними сгинули знания предшественников — способность прорицать будущее и поддерживать связь с теми, кто ушел из жизни за Грань. Что касается последнего, Девятого Таинства, его практиковали лишь те, кто направил стопы во тьму. Это искусство называли Смертью, а еще Техникой.

— Замечательно, — восхищенно отозвался Кевон Смайс. — Мне говорили, что вы верили во что-то подобное. А два других… Таинства, как вы их назвали? Времени и… как там… Духа? Они действительно утрачены? Да, могу поверить. Как выяснил еще Макбет, заглядывать в будущее опасно. Вправду ли мы поступаем, как предсказано, или мы сами исполняем предсказание? Мне кажется, что безопасней, да и честнее, следовать чьему-то видению будущего. Вы согласны, отец Сарьон?

Мой господин глубоко задумался, погрузившись в воспоминания.

— Не знаю, — наконец ответил он. — Трагедия, которая постигла Джорама и весь Тимхаллан, с одной стороны, заключалась в предвидении будущего, которое было ужасным. Погубили ли бы мы себя собственными руками, если бы никогда не слышали предсказания о Мертвом ребенке?

— Да, погубили бы. Я так считаю, — подал голос король Гаральд. — Наше падение началось задолго до рождения Джорама, еще во времена Железных войн. Нетерпимость, предрассудки, страх, слепая вера, жадность и амбиции — все это неотвратимо погубило бы нас, даже без Джорама и Темного Меча.

Во время своей речи король смотрел на Кевона Смайса, но если он надеялся смутить этого человека, то только зря сотрясал воздух. Внимание техноманта — или его магия, если он использовал чары, — было направлено исключительно на Сарьона.

— Для меня Тимхаллан был чем-то вроде императрицы, матери Джорама, — тихо и печально продолжал каталист. — Ее супруг отказался признать, что она умерла, хотя все вокруг об этом знали. Видимость жизни в ее теле поддерживалась магически. Придворные кланялись, благодарили за гостеприимство, делились последними сплетнями… с хладной и безжизненной оболочкой женщины, которая когда-то цвела и сияла жизнью и красотой. Этот жуткий маскарад не мог продолжаться вечно.

А история Джорама очень проста. Сразу после Железных войн появилось Пророчество, которое гласило: «Родится в королевском доме мертвый отпрыск, который будет жить, и умрет снова, и снова оживет. А когда он вернется, в руке его будет погибель мира…» Джорам, сын императора и императрицы Мерилона, был рожден Мертвым, другими словами, абсолютно лишенным магической силы. Я знаю об этом, — вздохнул Сарьон, — потому что присутствовал при Испытаниях. — Епископ Ванье, который знал Пророчество и боялся его, приказал умертвить ребенка. Но Олмина нельзя обмануть. Безумная женщина по имени Анджа нашла ребенка и унесла его в деревню рядом с Внешними землями, а потом воспитала как собственного сына.