…Между тем поезд замедляет ход и, протрубив финиш, останавливается в Памплоне. Пассажиры неспешно тянутся к выходу, сохраняя вежливую дистанцию. Поднимаемся и мы. Толик оставляет номер телефона и, пожелав нам доброго пути, а заодно и доброго вечера на двух языках, исчезает. Я вопросительно гляжу на Эррандо – тот, схватив багаж, повелительно машет рукой куда-то вдаль и крупными шагами пересекает запруженную людьми площадь. Я семеню следом. Вскоре мы добираемся до автовокзала, откуда ходят рейсовые автобусы в Сан-Себастьян. Всего девяносто километров отделяют нас от берега Бискайского залива.

В автобусе Эррандо достаёт из сумки потрёпанную амбарную книгу, испещрённую каракулями – страницы измяты, чернила расплылись – и мы принимаемся дотошно её изучать. При этом баск что-то бубнит себе под нос и тычет заскорузлым пальцем в кривые строчки, а я киваю, как китайский болванчик, издавая время от времени неопределенное мычание. Сама же ощущаю себя глупой козой возле театральной афиши. Долго ещё будет продолжаться эта пытка? Видя мое замешательство, Эррандо выразительно упирает палец в бок оплетённой бутыли и круглит брови – тут до меня доходит, что речь идет о вине. Я изо всех сил напрягаю утомлённые извилины – среди чернильных закорючек разбираю цифры, даты, писанные с большой буквы названия. На большее меня не хватает. Осознав всю тщетность обоюдных усилий, старик прячет ужасную книгу обратно в сумку. Но извлекает из нагрудного кармана фотографию семьи. Что ж, это уже гораздо проще! Преобразившись из глупой козы в сообразительную, радостно блею, угадывая на снимке: «Это жена? Сын? Внук?» – на что Эррандо отвечает неизменным кивком. Так мы и добираемся до пригорода Сан-Себастьяна – Пасахеса, не заметив, как на побережье Атлантики опустилась чернильная ночь…

По дороге от станции до дома старик молчит. Город укутан кромешной тьмой. Близость большой воды угадывается по влажному, рваному ветру, солёной пыли на щеках, острому запаху йода, шороху гальки и плеску бьющих о лодки волн. Океан глубоко дышит во сне: прибой – вдох, откат – выдох. Пульсирующие на безлунном небе звёзды льют сверху свой тихий, холодный свет… Куда я иду? Зачем?..

Возле калитки Эррандо пропускает меня вперёд. Призрачно белеют стены с заплатой двери, жёлтые окна манят теплом и домашним уютом, неожиданно ворвавшимся в мое аскетичное путешествие. В ноздри вплывает гипнотический аромат жареной рыбы.

На пороге дома нас встречает статная женщина в длинной клетчатой юбке и опрятном, как на картинах фламандских живописцев, переднике. Чёрные маслины глаз, длинная серебристая коса, уложенная жгутом на затылке, мускулистые, голые по локоть руки. Видно, что несмотря на поздний час, она только что от плиты. Обменявшись с Эррандо сдержанными репликами, сеньора поворачивается ко мне, не выказывая ни малейшего удивления, что муж её явился домой не один, а с гостьей. Будто уставшие до полусмерти, сумасшедшие русские путешественницы с рюкзаками – обычное для неё дело!

– Тода, – представляет жену Эррандо – та коротко кивает.

– Элена, – называет он моё имя.

Повинуясь безотчётному порыву, я шагаю навстречу и обнимаю хозяйку. Накопившаяся за день усталость, зыбкая неопределённость моего положения толкают меня на этот безрассудный поступок. Но Тода ничуть не удивляется и этому – кажется, её вообще невозможно удивить ничем. Она ласково похлопывает меня по спине и просто, по-матерински говорит:

– Очень устала? Пойдём ужинать, – она произносит это по-английски, и языковой барьер рушится вместе с усталым моим смущением.

Выясняется, что Эррандо тоже знает английский – когда-то он работал на рыболовецком траулере. Но почему тогда не воспользовался им до сих пор?

…Дальнейший вечер состоит из купания в старомодной чугунной ванне на львиных ногах, позднего ужина с домашним вином и жареными сардинами, не прерываемого праздными расспросами, и долгожданного отдыха. И где? В настоящем баскском доме, в семье рыбака! День назад я и представить себе такого не могла.

…Серое утро. За окном – бисерный дождь и седая мгла. Сырой ветер с Атлантики разогнал с пляжа даже самых закалённых купальщиков – они заполнили собою прибрежные кафе в ожидании солнца. Стереотип о знойной засушливой Испании сокрушительно разбивается, как только ты приезжаешь на северное её побережье. Равно как и целый ряд других штампов об этой стране. Например, испанка – это не только свободолюбивая, непостоянная в чувствах, гибкая как лоза Кармен, но и мускулистая румяная рыбачка с косой, лишённая дикого своеволия южанки, зато верная помощница и преданная подруга. Жгучее фламенко под звенящие переборы гитар – лишь андалузская часть музыкальной Испании, а есть ещё баскское многоголосие, галисийские волынки, каталонская сардана… Что касается погоды: если сложить количество осадков, выпадающее в разных испанских провинциях, и вычислить среднее арифметическое, то получится вполне привлекательная климатическая картина. Сушь Андалузии, Эстремадуры и Кастилии уравновешивается британской сыростью Эускади, Кантабрии и Галисии.

Вот и теперь бухту заволокло густым туманом. Сквозь кисельную завесу едва проступают очертания острова Санта Клара. Слева на горе – руины старого замка, справа – статуя Христа. Мрачно и таинственно, однако в этом и кроется сумрачное очарование баскской природы. Тем радостнее встречать солнце!

Сан-Себастьян – административный центр провинции Гипускоа, одной из семи частей Страны Басков, не существующей официально на карте мира, но живущей веками в сердце и генетической памяти любого баска, будь то французский гасконец или испанский басконец. Разделённость страны и отсутствие государственного статуса – неутихающая боль многих поколений басков.7 В эпоху всеобщей глобализации их фанатичное стремление обособиться выглядит, возможно, политической причудой, следствием сложного национального характера и давних исторических обид. Но, попав в их страну, познакомившись с людьми, понимаешь, за что они борются. Долгое время борьба за независимость была предельно жестокой и кровопролитной. Печально известная экстремистская организация ЭТА лишь несколько лет назад объявила о прекращении терактов. Можно долго анализировать исторические предпосылки и политические ошибки, приведшие к столь печальным последствиям, дискутировать об истоках баскского сепаратизма, но лучше оставить это историкам и политологам. Для меня куда важнее история Эррандо.

Прежде чем приступить к рассказу, старик надолго замолкает, пристально вглядывается в запотевшее окно, строгой рамой обрамляющее залив. Будто пытается рассмотреть в тумане видимые только ему скользящие тени прошлого. Его руки разглаживают скрученный валиком бархатный берет. На столе стынут две чашки кофе…

Первый рассказ Эррандо

…Я появился на свет в тот день, когда бомбили Гернику.8 Там погиб мой брат Домику. Ему было всего 9 лет. Мать рожала меня в подвале горящего дома, куда спряталась вместе с другими от бомбёжки. Двое суток горел дом, и двое суток она мучилась в схватках, оплакивая старшего сына. Когда, наконец, я родился, то не подавал никаких признаков жизни. Чужая старуха, оказавшаяся поблизости, схватила меня за ноги и изо всех сил встряхнула – я закричал. Она разорвала нижнюю юбку и обернула меня куском материи… Несколько дней мы выбирались из разрушенной Герники. Нам некуда было идти, и мы пошли на восток.

Отец во время бомбёжки был в море. О том, что у него погиб один сын и родился другой, он узнал только спустя две недели, когда власти составляли списки живых, мёртвых и пропавших без вести. Он долго не мог нас с матерью найти, потому что мы ночевали в разных домах у разных людей – кто приютит…