Один популярный журнал попросил меня, чтобы я объяснил их читателям, что же все-таки происходит. Я нарисовал сцену в стиле Феллини:
Мы все — на великолепном балу, где в бокалах искрится шампанское, а в летнем воздухе звенит негромкий смех. Но мы знаем, что по правилам игры в какой-то момент Черный Всадник ворвется через распахнутые двери террасы, растопчет и разгонит присутствующих. Тот, кто успеет уйти, спасется, но бал так великолепен, что никто не хочет уходить раньше времени. Поэтому все спрашивают: «Который час? Который час?» — однако на часах нет стрелок.
Конечно же, Черный Всадник появился, и большинство все еще было на балу. В той же статье я написал, что рынок — сущая бессмыслица для каждого, наделенного чувством истории. Чтобы играть, надо нанять Мальчика. Мальчик будет покупать акции, которые смогут вырасти в цене в 10 раз, в местах, куда любой другой побоится сунуться. Мальчику можно платить $1,5 в час плюс еда и жилье, а он еще и газоны вам будет стричь по выходным. Мое сатирическое выступление не возымело никакого действия, и это мягко говоря. К тому же цена услуг Мальчика оказалась слишком низкой. Сразу же после панической скупки 1968 г. я отправился с ежегодным визитом в Гарвардскую школу бизнеса. Во время лекции я спросил студентов, кто из них собирается работать на Уолл-стрит. Поднялся лес рук. Раньше большинство из них хотело бы поступить в Procter and Gamble или General Motors, но главная игра теперь происходила не там. И, конечно же, ни один из них не собирался работать за $1,5, включая стрижку газонов. Они считали, что $20 000 в год были бы справедливыми для начала, а самые бойкие хотели управлять хедж-фондом и получать 20 % от прибыли. В конце концов, они весь год играли в «бумажные портфели» с прекрасным результатом, анализировали сложные варианты, а некоторые уже два-три года всерьез играли на бирже. К концу занятий я начал потихоньку раздражаться: стало ясно, что прежний бизнес-скряга явно вышел из моды и вымер как вид. Некоторые из студентов уже около года работали в хедж-фондах, и нередко за очень приличную плату. Нынче такие вещи редкость, но в те дни все финансовые институты были одержимы экспансией и нанимали всех подряд.
Этими институтами — взаимными фондами, инвестиционными фирмами и университетскими фондами — начало управлять новое поколение. Прежнее поколение было сосредоточено на сохранении капитала, и инфляция нанесла ему серьезные раны. Макджордж Банди из Фонда Форда, самого крупного из всех, разразился памятной всем гневной речью:
Мы осознаем риск нетрадиционного инвестирования, но настоящий экзамен на результативность в управлении денежными средствами — это результат, а не мнение почтенных джентльменов. Нам представляется, что в долгосрочной перспективе осторожность стоила нашим университетам больше, чем непредусмотрительность или избыточный риск.
Фонд Форда выделяет огромные суммы университетам и колледжам, поэтому заявление Банди читали с религиозным почтением. Действительно, до сих пор не результативность, а респектабельность была целью большинства университетских фондов — вывод из речи Банди вполне очевиден. Никто не хотел, чтобы его заподозрили в осторожности. Колледжи и университеты продали часть имевшихся у них облигаций и увеличили свои позиции на рынке акций. Они велели своим консультантам по инвестициям охотиться за небольшими быстро растущими компаниями вроде тех, что вывели Рочестерский университет из финансового небытия на пятое место в стране всего за 10 лет. У взаимных фондов было свое собственное дерби, потому как потенциальным клиентам они могли продемонстрировать разве что результаты предыдущего года. Трастовые отделы в банках были немножко подавлены, потому что трастовое законодательство требовало от них осмотрительности, но определение этого слова стало гораздо растяжимее, и некоторые из них учредили специальные фонды акций, нацеленные на результативность.
Таким образом, этот бум устроили не какие-то жадные личности, собирающие слухи в транспорте, парикмахерских и в других местах. В наши дни рыночная лихорадка уже не может вспыхнуть без участия солидных организаций.
Всего лишь один пример: компания National Student Marketing. Ее акции купили Bankers Trust и Morgan Guaranty, пенсионный фонд General Electric, Northern Trust Company, Чикагский, Гарвардский и Корнеллский университеты, а также Continental Illinois Bank. И это далеко не полный список. Символ результативности и эпохи Go-Go Джерри Цай держал 122 000 ее акций в своем фонде Manhattan Fund. Акции National Student Marketing рекомендовали такие уважаемые фирмы, как Kidder, Peabody и Eastman, Dillon, а также Roberts, Scott &Company, W. C. Langley &Company, Loewi &Company. Кортес Рэнделл, тридцатичетырехлетний гений, создавший National Student Marketing, стоил $50 млн, имел персональный шестиместный самолет, двадцатиметровую яхту со спальными местами для дюжины пассажиров, личные апартаменты в Waldorf, три классных машины, аэросани — и был в центре внимания как аналитиков, так и трейдеров. Если верить рынку «слухов», у Рэнделла была концепция, над которой проницательным аналитикам стоило поразмыслить.
National Student Marketing нанимала студентов для проведения рыночных опросов, расклеивания постеров и раздачи буклетов. Это был план создания своеобразного франчайзингового предприятия, нацеленного на «рынок молодых» — на 40 млн американцев в возрасте от 14 до 25 лет, способных потратить в год $45 млрд. С помощью андеррайтеров с Уолл-стрит и дилеров, проводивших активную разведку, National Student Marketing в 1968–1969 финансовых годах поглотила 23 компании, включая турагентство, страховую компанию, ориентированную на молодежную клиентуру, производителя фирменных университетских колец и перстней и завод по производству пивных кружек с эмблемами колледжей и университетов. Акции National Student Marketing продавались по цене, в 150 раз превышавшей прибыль, — настоящая Супервалюта! И даже при этой цене брокеры рекомендовали их акции как «привлекательные для долгосрочных вложений».
Наше общество динамично изменяется во многом благодаря росту и влиянию нынешних образованных инвесторов в колледжах и университетах… экономической силе студенчества… которую не сумели рассмотреть рыночные эксперты. National Student Marketing первой взялась за ликвидацию разрыва между поколениями: корпоративными клиентами с их предложением товаров и услуг и молодежным рынком с высокой покупательной способностью.
Проповедуя доктрину своей компании по всей стране, Кортес Рэнделл сообщал о чистой прибыли в $3,2 млн, приговаривая, что это только начало.
Скептичный обозреватель журнала Barron's Алан Абельсон с присущей ему въедливостью проделал расчеты. Прибыль National Student Marketing за 1969 финансовый год учитывала три компании, которые были куплены, но не успели внести вклад в результаты истекшего года, и пять компаний, которые еще даже не дали согласия на слияние. Абельсон вычел из операционной прибыли эти новые компании (достаточно простое арифметическое действие) и в результате получил убыток в $600 000 вместо прибыли в $3,2 млн.
Но акции продолжали расти. В штаб-квартире компании было 60–70 менеджеров среднего звена, заряженных новизной идеи и не скупившихся на представительские расходы. Однако на зеленых лужайках студенческих городков не все шло так гладко. Не все студенты спешили обклеивать стены постерами. Кое-кто из них предпочитал баскетбол и торговлю травкой, что шло вразрез с идеей NSM. Обеспечение функционирования компании становилось дорогим. В некоторых университетах был полный провал, а рекламная кампания с почтовой рассылкой оказалась катастрофой. Вместо поражающих воображение прибылей National Student Marketing показала полуторамиллионный убыток только за первый квартал 1970 г. Цена акций упала с 36 до 11/2.
