Приснился сон: бегу я лесом, Движенья быстры и легки, На встречу Пушкина с Дантесом, У Чёрной питерской реки. Чтоб эту глупую затею Замять надёжно на корню: Я обязательно успею, Я жизнь поэту сохраню. Дантес с него не сводит взора И шубу сбрасывает с плеч… Держись, Сергеич, буду скоро! Попробуй гадину отвлечь! И вот когда француз-повеса В карман за пулями полез, Я с шумом выскочил из леса, В испуге дёрнулся Дантес. А Пушкин стрельнул… Ай да Пушкин! Нажал с улыбкой на курок — И честь сберёг своей подружки, Себе же — молодость сберёг. Ещё дымилась сигарета, Дрожа в дантесовых губах, А нас несла уже карета К мускатам в винных погребах. А после — бал! Народу — тыщи! Взрывалось множество петард, Он называл меня «дружище», И дал потрогать бакенбард. К рассвету нас уже качало, Он мне сказал: «Благодарю» И разошлись мы у причала — Я — на работу, он — к царю… Идеальный человек хорошо воспитан, Лёгок, строен и силён, времени под стать, Верен делу и семье, сдержан и начитан, И за родину готов жизнь свою отдать. Образован, закалён, чист и аккуратен, Не затронут ни на миг стрессами извне, Он, короче говоря, мне во всём обратен, И поэтому слегка неприятен мне. Язва, грыжа, убитая муза, Пять детей — о шестом и не знал, Да пивное объёмное пузо — Вот и весь негустой арсенал. Покидая земное логово, И прижавшись душой к небесам, Соглашусь, что добился немногого, Но добился действительно сам. Иду по жизни без труда, Но часто хочется туда, Куда не возвратиться мне, Туда, где горе — не беда, Где окружён я был всегда Приветливыми лицами. Где я, похмельный муравей, Держал компресс поверх бровей, Лечился минералочкой, Где сыпал трелью соловей, И я пугал окрестных фей Своей волшебной палочкой. Где ты, без ханжества следа, Мне тихо ночью шепчешь «да», И в пах целуешь истово, Пустых бутылок — в два ряда, И я лечу через года До прошлого лучистого… Время настало бездушное, кислое, В моде одежда до пола отвислая, Бледные скулы и тощие ноги, Вкусную пищу сменили хот-доги. Света больницы лишаются первыми, Физик на рынке торгует консервами, Церковь валютная, девушки-готы, Свадьба — до драки, пикник — до блевоты. Чаты фривольные, фильмы дебильные, В школьных дворах испражненья обильные, Книги — для форса, картины — для пыли, В опере не были, в Турции — были. Я не брюзга, и не враг демократии, Но представитель от пишущей братии Просто не вправе считаться поэтом, Если хоть раз не напишет об этом. Что ж вам, милые, неймётся — Отовсюду шум да вой… Сделал небо, сделал солнце, Крышу дал над головой. Создал воду, атмосферу, Плодородный чернозём, Обратить пытался в веру — Всё равно во тьму ползём! Намекал войной, торнадо, Напускал на землю дрожь, Дескать, хватит там, не надо, Побесились и хорош… Сколько лет я вами правил, А итог — бардак везде! Закрывай программу, Павел, Мы летим к другой звезде. Уютный зал, банкет персон на двести, Жених притих — волнуется чуть-чуть, И свадебное платье на невесте Подчёркивает талию и грудь. Родня сидит, из тундры уссурийской Зачем-то приглашённая сюда, С набитым ртом, склонясь над общей миской, Тупые шутки травит тамада. «Подбрось яйцо», «Пятнашки», «Кегли», «Фанты», Цыганский танец, водка из туфлѝ, Обрюзгшие уродцы-музыканты Лабают свой «гоп-стоп» и «ай-лю-ли». С небесным звоном стукаются стопки, Свекровь по залу скачет как блоха, Свидетель пьяный, запершись в подсобке, Активно дружит с тётей жениха. А молодые счастливы настолько, Что по волнам любви своей плывут, Охотно реагируют на «горько», И друг от друга глаз не оторвут… И, как бы не участвуя в процессе, Сплетают нежно губки в узелок… . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . Вот эпилог из сказки о принцессе, И фильма «Тварь» классический пролог. |
