Живёт в моём доме парень, Не лодырь, не жмот, не гад, И внешне вполне нормален, И внутренне вроде богат. Но только вот грустно парню, И часто мне стал пенять, Что он-де попал на псарню, Где парня не могут понять. Везде он со мною вместе, Он брызжет в меня слюной, Нальёт перед сном по двести И в спальню плетётся за мной. А утром пьёт чай неспешно, Весь мир, говорит — бардак… А парень тот — я, конечно… А ты что подумал, мудак? Когда май траблс симд соу фар эуэй, Я жить старался лайк зэ уэй ай ду — В ладу с собой, энд дид ит май уэй, Стэйруэй ту хэвэн строя на ходу. Ты лайт май файр смогла внутри меня, А я эназер брик был ин зэ уолл, Стрэйт фром зэ харт любовь к тебе храня, «Ай лав ю» говорил когда джаст колл. Но сэтисфэкшен получив сполна, Теперь вступил я в лоунли хартс клаб бэнд, Не стрэйнджерс ин зэ найт мы ни хрена, Энд зис из, моя милая, зэ энд… Протянуло солнце нити, К размышлениям склоня… Подскажите, объясните, Что моё вокруг меня? Не свои сгибая ноги, Я, аванс пропив не мой, По не собственной дороге Не к себе иду домой. Не по мне распахлась роза В ботаническом саду, Не со мной поёт Глюкоза В наркотическом бреду. Не мои у моря дачки, И яхтклуб, увы, не мой, Не моей скупой подачки Ждёт в метро глухонемой. Я кричу на всю планету — Крик взорвался и затих… Моего тут вовсе нету, Только я да этот стих… 2006 Большая жизнь проходит стороной, Легко, с задором, в радостном кульбите Летит бесшумный спутник по орбите Со скоростью ужасно неземной. За премией бежит лауреат, У кульмана столпились инженеры, В театрах ставят громкие премьеры — Премьер берёт билеты в первый ряд. Банкиры покупают корабли, Студенты путешествуют по миру, А мой Орфей наяривает Лиру, Невольно отрываясь от земли. Он голоден, он зол, он без штанов, Но истина проста и непреложна, И со стены вздыхают безнадёжно Иртеньев, Губерман и Иванов. «Откуда темы Вы берёте?» — Спросил один меня в письме, «Сдаётся мне, вы просто врёте, Купая мир в сплошном дерьме. Я — токарь высшего разряда, Ни дать, ни взять — рабочий класс, И заливать мне тут не надо, Я знаю жизнь не хуже Вас. И я вот этими руками Побольше пользы приношу, Чем идиотскими стишками, Которых сроду не пишу!» Я написал: «В вопросе Вашем Уже содержится ответ! Да, мы не сеем, и не пашем, Но ведь на то я и поэт. Чтоб подмечать пытливым оком И освещать житейский срам, Что не под силу хлебопёкам, И недоступно малярам. Там, где завхоз, гремя ключами, Спокойно морду отвернёт — Поэт бессонными ночами Вдыхает душу в свой блокнот. Когда солдат белее мела Обходит вражеский блиндаж — Поэт туда заходит смело И всё берёт на карандаш. И уж тем более занятно, Что без снобизма и гримас Мы часто трудимся бесплатно, (Чего нельзя сказать о Вас). Я, соблюдая осторожность, К Вам не полез бы под фрезу — Так уж оставьте мне возможность Смотреть на сор в чужом глазу!» В августе 1980 г. в Исследовательской лаборатории ВМС США пластиковый диск был разогнан до скорости 150 км/с. Это максимальная скорость, с которой когда-либо двигался твёрдый видимый объект. Служить науке — безусловно, благо, Но часто ли оправдан этот риск? В чём виноват, скажите, был бедняга, Тот беззащитный пластиковый диск? Лежал себе тихонечко на полке, В душе царили нега и покой, Но чернокожий лаборант в бейсболке Его сграбастал жирною рукой. И ну гонять по зонам и отсекам, Да вслед бежать во всю дурную прыть, Для этого не то что человеком, А сволочью последней нужно быть. В СССР шумит Олимпиада, Войска в Кабул готовы вылетать, А им, видать, всего-то лишь и надо Несчастный диск до ручки укатать. «Сто пятьдесят!» — кричит, «отлично, парни!» И пялится на свой секундомер… Уж лучше б ты муку грузил в пекарне, Или в такси работал, например. Всего делов — летит кусок пластмассы, А расписали так — на все лады, И грант, небось, из президентской кассы На новые «полезные» труды. Не верю я ни в мнимую удачу, Ни в прочие рекорды-чудеса, Поскольку до сих пор ко мне на дачу Автобус едет ровно два часа… |
