Отчего поэту жить тяжело? А поэту тяжело оттого, Что, чего б ему на ум ни взбрело — Всё написано уже до него. В муках создан древнерусский сюжет — Вот уж критики от злости сгорят! Отправляет. Получает ответ: «Извините, не пойдёт. Плагиат. Стих неплох, но глуповат и бескрыл, И со временем, увы, не в ладу: Эту тему ещё Нестор раскрыл В однатысячастотретьем году». Но сдаваться наш поэт не привык, И опять его выводит перо Про природу, про рассвет, про родник, Про сочувствие, про мир и добро. Отсылает. Отвечают: «Ну что ж… Тут стилистика — классический Фет. И к тому же — не поймёт молодёжь. И к тому же — проблематики нет». «Проблематики хотите? Ну-ну!» — Распаляется несчастный пиит, Две поэмы выдаёт про войну, И одну — про резистентный рахит. Отвечают: «Оплошали и тут… Слог, конечно, интересный, живой, Но напомнил чем-то пушкинский труд Про полтавский замечательный бой». А поэт, похоже — крепкий орех, Ты на психику его не дави! Сочиняет, предвкушая успех, О святой и бесконечной любви. Но и с этим от ворот-поворот: «Узко смотрите, товарищ, на мир! Вам любовью не растрогать народ — Здесь прошёл уже великий Шекспир!» Проклинает, седовласый как лунь, Рифмоплёт свои унылые дни: Всё пропахано, куда ты ни плюнь, Всё изъезжено, куда ты ни ткни… Всё охвачено настолько давно, Что хоть вешайся на первом столбе, И поэту остаётся одно: Сочинять об уникальном себе. Я спорту никогда не бил поклонов — Работал как-то больше головой… Футбол, конечно — культ для миллионов, Но безразличен мне как таковой. Шестнадцать пережив чемпионатов, (Из них примерно восемь — мировых) Я так и не примкнул к толпе фанатов, Хоть и играл в командах дворовых. Не слишком разбиравшийся в вопросе В те детские, безоблачные дни Не знал я, почему штрафуют Росси, И отчего в запасе — Платини. Меня всегда вводил в недоуменье Болельщиков стотысячный табун Орущий в заспиртованном волненьи Сплошные непристойности с трибун. Я видел как у стен универсама Невинного лупили мужика: Одни — за поражение «Динамо», Другие — в честь победы ЦСКА… А время шло, менялись гимны, лица, От криков «Гол!» потрескались дома, Всеобщий бог — турнирая таблица В итоге пол-Земли свела с ума. Я верен своему нейтралитету, Весь этот вздор в расчёт и не беру: У них читать стихи желанья нету, А у меня — смотреть на их игру. Пускай периферия веселится — Мы отдыхаем тихо от трудов, Спокойно спит российская столица — Один из лучших в мире городов. На рынке поглощений и слияний, Измучены межклассовой борьбой, Столичные уснули россияне В обнимку с нефтегазовой трубой. Всё хорошо в колхозе нашем братском, И в общем, не такая уж беда, Что полночь в Петропавловске-Камчатском Не совпадёт с московской никогда. Однажды философ Сенека Убил топором человека: Не то бедуина, Не то армянина, А может и древнего грека. Стоял, наблюдая, Сенека, Как силы теряет калека: Тот ползал по скалам С предсмертным оскалом И спрашивал: «Где здесь аптека?» И тут же ответил философ На несколько важных вопросов: Что плоть некрепка, Что жизнь коротка, И всяких полна перекосов. Я обескуражен, Я опустошён… Вдумайтесь — куда это годится? Птица мне насрала Прямо в капюшон, Злая, невоспитанная птица. Я не враг пернатых, Но в конце-концов, Я же ведь не памятник какой-то, Чтоб меня говнищем Всяческих птенцов Поливали словно из брандспойта. Может кто-то скажет: «Тоже мне беда, Куртке-то цена — от силы трёха…» Дело ведь не в куртке, Дамы-господа, Чёрт с ней, с курткой. Тут не это плохо… Плохо, что не в силах Думать о другом, Что лишаюсь творческой свободы, Если в капюшоне Жидким пирогом Плещутся звериные отходы. Недавно дело было, Как иней первый лёг… Старушка уронила В трамвае кошелёк В салоне холод, тесно, Толкается народ, Старушка — то под кресло, То нà пол, то в проход… И смахивала слёзы Старушкина рука В предчувствии угрозы Потери кошелька А рядом хохотала Хмельная молодёжь: «Ну бабка, ты попала! Теперь уж хрен найдёшь!» И крикнул я: «Стыдоба! Заткните ваши рты! Вы женщину до гроба Доводите, скоты! А может, у старухи Хронический колит! И пролежни на брюхе! И внучка — инвалид!? А может, государство Крадёт её уют? А может, ей лекарства Эффекта не дают?» Притихли вмиг подонки, Ещё бы — поделом! Старушкины глазёнки Наполнились теплом… Но вот и остановка, И дом мой недалёк… Я в урну бросил ловко Потёртый кошелёк. В душе моей заныло Всё тягостней и злей: Ведь там всего и было, Что жалких пять рублей… |
