Та поддавалась с трудом. Покрытые ржавчиной колеса почти не катились по прогнившим доскам сарая. Смирнову пришлось согласиться с девушкой. Они подхватили коляску с двух сторон и вынесли на улицу.

– Давай оставим все здесь. Потом изучим содержимое этих тетрадей. Сейчас нужно сходить на озеро, все осмотреть при дневном свете, – предложил Данил.

– Да, конечно, идем, – ответила Марина и пошла вперед.

Уже знакомая тропинка привела их к водоему.

– Нет, он определенно читает наши мысли, – произнес Смирнов.

На берегу их ждал все тот же кот. Он сидел на своем, похоже любимом, месте – почти у самой воды.

– Не знаю, как насчет чтения мыслей, но то, что он чего-то хочет от нас, это точно, – Марина ускорила шаг и направилась прямо к животному.

Стоило ей подойти вплотную, как кот поднялся, мяукнул, первый раз за все время их странного знакомства, и пошел вдоль берега. Данил с девушкой молча отправились за ним. Пробираясь сквозь густые заросли прибрежной травы, ориентируясь на мелькающий кошачий хвост, они прошли метров сто. Ни Смирнов, ни Марина не успели понять, куда в очередной раз исчезло животное. Но им было уже не до этого. Представшая перед ними картина заставила обоих резко остановиться. В воде, недалеко от берега, запутавшись в водорослях, лицом вниз лежал Далаев. Его рубашку Марина узнала сразу. Это был он. Смирнов первый вышел из ступора и бросился в воду. Схватив Алексея за штанину, он стал подтягивать Далаева к берегу. Девушка осталась стоять на месте. Она смотрела на человека, вытащенного из воды и шептала себе под нос.

– Это не он. Господи, это не может быть он. Это не он, Господи.

Но тело еще не успело разбухнуть от пребывания в воде, и не узнать Алексея было невозможно. Он как будто только что сам вышел на берег и просто лежал с закрытыми глазами. С трудом переставляя ватные ноги, Марина подошла к нему. Рухнув на колени, она пыталась растормошить давно остывшее тело. Зачем-то делала искусственное дыхание, била по щекам. Поняв бесполезность своих действий, девушка схватила Далаева за плечи и стала трясти.

– Лешка! Очнись! Лешка! Так же нельзя! Ну очнись, слышишь! – кричала она. – Ты не можешь вот так вот… ты не можешь, так нельзя, слышишь!

Ее истерика была невыносимой. Данил не выдержал и оторвал девушку от тела.

– Тише. Тише, – повторял он. – Успокойся. Тише, – Смирнов крепко сжал Марину, пытающуюся вырваться из рук.

Скорее всего, она не слышала ни одного его слова. Но интонация, с которой мужчина обращался к ней и та сила, с которой ее сдерживали его руки, остановили этот безумный шквал эмоций, состоящих из страха перед увиденным и категорическим несогласием с осознанием случившегося. Марина вдруг как-то обмякла. Данил, почувствовав, что она не стоит на ногах, подхватил ее на руки и отнес подальше от трупа Далаева. Он усадил девушку на землю и сам рухнул рядом. Какое-то время они так и сидели молча.

– Давай, я отведу тебя в дом. Ты вся дрожишь, так нельзя. Нужно в полицию позвонить, родителям тоже. Нельзя вот так сидеть, надо что-то делать. Надо увезти его отсюда. Надо… – Смирнов перечислял, что еще нужно сделать. Повторял и повторял одни и те же незаконченные, короткие и отрывистые фразы. Мужчина еле сдерживал себя, чтобы не закричать: «Как же так, Леха! Как же так! Этого не должно было быть». Но вслух, как будто успокаивая самого себя, он продолжал:

– Надо вернуться в дом. Надо сообщить в полицию.

Когда шок прошел, Данил и Марина одновременно поднялись и молча пошли в сторону деревни.

– Ты останься здесь, если хочешь, – сказал мужчина на подходе к дому. – Я все сделаю сам.

– Нет, я с тобой, – девушка остановилась у его машины. – Я с тобой. Я не смогу сейчас находиться здесь одна. Поехали, нужно позвонить.

Смирнов полез в карман за ключами. Нащупав мобильник, он достал его, посмотрел на экран и тут же сунул телефон обратно. Связи не было. Единственная возможность позвонить была в магазине. Данил взглянул на часы. Нужно было успеть до закрытия. Не тратя времени на обсуждения, мужчина сел за руль.

Остаток этого страшного дня будет казаться Марине вечностью, за которой кроме боли, страха и душевной пустоты ничего нет. Она смутно помнит, как они нашли телефон, как вызвали полицию и ждали ее приезда. Даже появление родителей Далаева останется в памяти отдельными отрывками, похожими на кадры из какого-то жуткого фильма с ее участием.

Лена Илюшкина все свое детство провела в Глушихе. Эту, забытую Богом деревню, она не любила никогда. С ранних лет девочка мечтала поскорее вырасти и уехать из этой дыры. Здесь не было даже школы. Ей приходилось пешком одной или с соседскими ребятишками ходить за пять километров в ближайший поселок. Жили они вдвоем с матерью на жалкое пособие и на то, что вместе смогли заработать летом, продавая на трассе грибы, ягоды, сдавая на реализацию выращенные в огороде овощи.

Было ли у нее детство? Она этого не помнит. Школа, огород, вылазки за лесным урожаем, долгие часы на трассе, – сначала с матерью, а потом в одиночестве. Была ли обида на мать? Скорее, нет. Та выживала, как могла, и старалась всеми силами поднять на ноги ее, Лену. Не было обиды на нее даже тогда, когда Мария Федоровна сказала ей правду.

Девочка заканчивала одиннадцатый класс. Встал вопрос: что дальше? Выбор, в общем-то, был не велик. О получении высшего образования не было и речи. Особых успехов в учебе Лена не добилась – высоких оценок в ее аттестате почти не было. Возможно, потому, что времени на освоение школьной программы оказалось недостаточно. Большая его часть уходила на помощь матери по хозяйству и торговлю. Возможно, отсутствовало само желание учиться, а чрезмерная занятость была лишь веской причиной для самооправдания.

Как бы там ни было, после окончания школы Лена решила стать медсестрой. Мария Федоровна одобрила ее выбор. Правда, у них возник спор, где именно продолжать учебу: в Екатеринбурге или в Челябинске. Почему-то, мать была категорически против Екатеринбурга. В процессе их перебранки у Марии Федоровны и вырвалось: «Я не хочу, чтобы ты повторила судьбу своей матери!»

– Что значит – матери?! – переспросила ошарашенная Лена. – Объясни, что значит – матери!

Мария Федоровна поняла, что сболтнула лишнее. Она какое-то время молчала. Успокаивая себя тем, что так даже лучше, что девочка выросла и имеет полное право знать правду, женщина продолжила разговор.

– Леночка, – начала она. – Дело в том, что твоя родная мать, – и моя дочь, – умерла при родах. Я забрала тебя из роддома и удочерила. Так получилось. Прости, что не говорила тебе об этом раньше.

– То есть, получается, что ты моя бабушка?

– Да. Но Леночка, это ничего не значит, я люблю тебя, как дочь. Это ничего не меняет.

В тот день Мария Федоровна рассказала все, что так тщательно скрывала все эти годы. Точнее, почти все. О сестре, родившейся минутами раньше или позже, она не упомянула. Как ей объяснишь, что не могла она тогда взять двоих младенцев, не потянула бы – так убеждали ее органы опеки, с которыми вести войну было бесполезно. Достаточно того, что за этот свой поступок она сама корит себя всю жизнь и до сих пор просит прощения у Бога.

Наступившая тишина стояла в их доме до вечера. Лена заговорила сама.

– Мам, все нормально. Ты не переживай. Это хорошо, что я теперь все знаю. Ты права, это ничего не меняет. Ты для меня мама и останешься ею навсегда.

– Спасибо, доченька, – произнесла Мария Федоровна с явным облегчением. – Я знала, что ты все поймешь. Я знала… – на глазах у нее появились слезы.

– Не плачь, мам. Все хорошо, – Лена подошла к матери и обняла ее. – Все же хорошо, ничего не случилось. И не бойся за меня, все будет тип-топ, вот увидишь.

Чтобы не обижать мать, учиться девушка уехала в Челябинск, но, закончив колледж, она все же перебралась в Екатеринбург, где и нашла работу в одной из городских больниц. Жизнь в столице Урала начиналась несладко. Лена долгое время не могла найти себе подходящее жилье. Ее зарплаты вместе со всеми подработками не хватало на съем приличной квартиры.