– Она обещала верить в меня, – произнесла она надрывно. – Почему? Почему? Кто это сделал? Кому это нужно?

– Я понятия не имею. Но я убил бы их! – признался горячо Сережа. Он впервые за все то время, что стоял здесь, оживился.

– Но как она не разглядела, что это не я?

– Она и правда на фото очень похожа. У нее даже платье такое же, как у тебя. Вот, – он достал телефон из кармана и показал Маше. – Сохранил, как улику.

Маша не верила своим глазам. Девушка, целующая Сережу, обхватившая его руками за шею, и правда выглядела вылитой Машей.

– У нее и сумка как у меня.

– Качество фото оставляет желать лучшего, так что разобраться непросто, ты это или не ты.

– Но кто? Ты считаешь… – Маша запнулась, сложив руки у рта, – это один и тот же подставляет меня?

– Я не знаю, но учитывая такой же случай с Денисом, очень вероятно. Манера одна и та же.

Маше хотелось извиниться за то, что его подставили вместе с ней, но это показалось глупостью. Ведь не она же его подставила! Разве она виновата хоть в чем-то?!

Они почти одновременно заметили Полину, выходящую с Егором из торгового центра, и оба замерли.

Полина же, завидев их вместе, в отвращении отвернулась, обратившись к Егору, который, оглядев парочку, оглядев холодно, словно и не было у него с Машей никакой дружбы, и вечеров, и дней, и чтения книг, и клубов, и признаний, повел Полину прочь, приобняв.

– Да кто он такой? Черт! – Сережа злился на Егора, и на себя, и на Машу, потому что он не встречался с ней никогда, а теперь, когда его обвинили в таком, вдруг сразу же попался с поличным. – Она не так все поняла! – кричал он, будто это могло теперь помочь.

– Поздно, – отозвалась Маша.

Он недовольно, почти с ненавистью, к ней обернулся и резко дернулся с места, не сказав более ни слова.

Маша смотрела, как он удаляется, и новая порция неприятного, тревожного осадка появилась в ней.

Но почему Егор так себя повел? Он поддерживает Полину, это понятно. Но почему он поддерживает ее так, будто Маша и правда виновата? Она все-таки решилась позвонить ему перед встречей с Сережей, ей тоже нужна была поддержка, помощь, одобрение. Егор сказал, что это хорошая идея, когда Маша рассказала свой план, но что-то в его голосе, в его словах, было иное, отчужденное. Или Маше уже просто все кажется? Но они договорились встретиться вечером, и это успокаивало ее. Они поговорят, и все встанет на свои места.

Маша открыла дверь. Егор ей улыбнулся и прошел внутрь.

Он оглядел ее: несмотря ни на что она выглядела не так уж плохо. Грусть и слабость бросались в глаза, но это ей даже шло. Убранные в хвост волосы; ненавязчиво, освежающе подкрашенные глаза и губы; серая футболка и серые джинсовые шорты, соблазнительно открывающие ее стройные ножки; на тонких запястьях множество серебряных и кожаных браслетов с вставками из белых и цветных камней, и парфюм, такой же ненавязчивый, как и все в ней, такой же легкий, как и она сама, такой же свежий. Эта ее свежесть притягивала его, но и раздражала.

– Ты рано. Посидишь в гостиной, или в моей комнате? – она с милой улыбкой глядела на него снизу вверх ввиду ее невысокого роста и высокого роста Егора.

– Я посижу в гостиной.

Маша проводила его, он присел на мягкий, оббитый шоколадного цвета приятной на ощупь материей, диван и взял в руки журнал, лежавший на стеклянном столике.

Когда она ушла, то Егор огляделся. Тяжелые темно-синие портьеры, огромный телевизор, плеер с мощными колонками, причудливые вазы в стенном шкафу, пушистый телесного цвета ковер, два кресла помимо дивана, такие же коричневые и мягкие, на потолке, белом, нарядном, висела не менее нарядная люстра. В комнате пахло чистящим средством.

Егор углубился в чтение журнала, довольно скучного, посвященного бизнесу. Его отец тоже любил такие журналы, но Егор их терпеть не мог. Наконец, в комнату вошли: Маша и мощный грозный мужчина.

– Папа, это Егор, мой друг, Егор – это мой папа, Юрий Алексеевич.

Егор вскочил и протянул руку.

– Очень приятно, Юрий Алексеевич, – он вежливо улыбнулся.

– Что ж, приятно, приятно, – пробурчал тот и, оглядев юношу, вышел.

– Не обращай внимания на него, – предупредила Маша. – Я скоро. Нам с мамой осталось нарезать салат.

– Да конечно, не торопись, – успокоил Егор, вновь усевшись.

Он кинул взгляд на портфель, который оставил в кресле папа Маши, тонкий, блестящий, аккуратный.

Вскоре папа вернулся, открыв этот самый портфель, достав бумаги, чтобы изучить их, пока девочки готовят. Он уселся рядом с Егором, разложив их на стеклянном столике.

– Так значит, ты друг Маши? – вдруг спросил он, не отрываясь от бумаг.

– Так точно, – охотно отозвался Егор.

– И ты один из тех, кто подталкивает ее на неправильные поступки? – он сердито оглянулся на паренька.

– Напротив. Знаете, Маша очень милая девушка, и я очень хорошо к ней отношусь, но… – Егор понизил голос, – иногда ее поведение просто поражает меня. Я стараюсь ей объяснять, что так делать нельзя, но она редко кого слушает, – покачал он головой.

Юрий Алексеевич заинтересованно на него уставился, забыв про бумаги.

– Значит, она частенько грешит?

– Да, бывает, – неохотно признался Егор, опустив голову. – Но я слежу за ней. Стараюсь, по крайней мере.

Юрий Алексеевич хотел что-то сказать, но зазвонил его телефон, так что он встал, крякнув от усилий, и поковылял к выходу, чтобы мальчишка не подслушивал его разговоры.

Егор вновь оглядел его портфель – теперь он был открыт и валялся, обнажая внутренности: документы и деньги.

«Вот олух», – подумал Егор про себя и потянулся к пачке, достав из нее несколько пятитысячных бумажек, свернув и засунув в карман.

Как раз вовремя. Маша уже появилась в дверях, улыбаясь ему.

– Я совсем скоро.

– Слушай, а можно я все-таки посижу в твоей комнате? Я никогда в ней не был.

– Ладно, – кивнула Маша.

Егор встал и последовал за ней, оказавшись в уютной, маленькой, темной, ароматной комнатке.

– Неплохо, – протянул он и бухнулся на кровать, покрытую черным, с красными геометрическими узорами, пледом.

Маша включила музыку и вышла, заверив, что вернется через минутку.

Егор дергал головой под песню, когда Маша вернулась, закрыв за собой дверь.

– Меня одарили очередным уничижительным взглядом, – сообщила Маша, садясь у зеркала. – Может, это и к лучшему, что он решил отправить меня к бабуле. Вряд ли она умеет раскидываться такими взглядами.

– Уверен, что все будет не так уж плохо у бабушки, – решил поддержать Егор, хватая игрушечного рыжего кота, сидевшего на кровати, и сжимая его в своих сильных руках.

Он наблюдал, как Маша прихорашивается, как подкрашивает глаза, как водит блеском по губам, отчего губы становятся ярче, и не сразу осознал, что ему нравится вот так сидеть в ее комнате и наблюдать за нею.

«Что за бред?! – отчитал он сам себя. – Я просто смотрю на нее, ничего такого. Не любуюсь же!» – заверил он сам себя и сам себе не поверил, отчего вышвырнул плюшевого кота в кресло.

«Да, в ней что-то есть, и это что-то меня раздражает! Вот и все», – заключил он и уселся на краешек кровати, готовый к выходу.

– Пошли, – позвала она, поднявшись со стула и подойдя к двери. Егор встал, и они направились вниз по лестнице.

– Постой, я, кажется, забыл телефон, – он похлопал по карманам. – Я сейчас, быстро.

Егор действительно быстро пролетел по лестнице обратно, закрыв за собой дверь в комнате Маши. Он достал из кармана деньги, которые стащил у ее отца, и положил их в ее шкафчик под зеркалом.

Они медленно шли по набережной, наслаждаясь тишиной и прохладным ветром. Уже темнело, и луна все отчетливее проявлялась на сереющем небе. В воде игриво отражались фонари, близкие и далекие, и Маша засмотрелась на эту красоту, такую яркую, такую вдохновляющую.