«Ее увезли! Она подумала, что я ее предал! Бог ты мой, что же мне делать?! Что они там будут делать с ней?! Что же делать мне?!»
Очень много подобных мыслей кружило в голове. Перед глазами все так и плыло, и Платон неохотно опустился на кресло, обхватив голову руками. Минута, две, три, реальность возвращалась, прежние краски наполнили мир, и вот уже сияющее лицо Соколова маячит перед глазами, машет руками, губы складываются то в грозный пучок, то сияют торжественной, но зловещей улыбкой. «Попались сопляки!» – долетало до Самсонова наряду с целым роем матерщины, но смысла он так и не разобрал. Однако голова все больше приходила в себя. Неуверенно поднявшись, он осторожно потрогал себя за голову и огляделся. Соколов уже опять сидел в своем необъемном кресле, раздавая команды направо и налево. Платон попытался незаметно выскочить за дверь, но был остановлен у самого порога.
– Куда направился, больной? – Александр уже стоял позади, хотя секунду назад еще сидел в кресле.
– Я, мне не хорошо, похоже, приболел, голова кружиться. Поеду, наверное, домой.
– А, давай-давай, это дело. Забеги сначала к Семенычу, он тебя осмотрит, поможет, чем сможет.
– Обязательно! Будь здоров!
– И тебе того же! А за машину не беспокойся, после осмотра получишь как новенькую! Кстати, за дверью тебя ждет твой новый друг, и не мешай ему в работе.
Платон кивнул и пообещал всячески содействовать новому телохранителю.
В прихожей Соколова его встретил одетый в черный костюм мужчина худощавого телосложения, с живыми, ясными как кристальная вода глазами, короткой стрижкой и загорелым лицом. Ростом он был чуть ниже Платона, стоял с невероятной выправкой, словно был первоклассным рыбацким поплавком, смотрел уверенно, говорил ровно и четко, да и вообще производил впечатление человека, у которого каждый поворот головы, каждый вздох, взгляд, прожитая секунда находились под жесточайшим контролем безупречно развитого внутреннего аппарата. От одного того, что такой человек находился рядом, Платон почувствовал безопасность и покой, даже на сердце немного полегчало, словно он мог излить незнакомцу все свои горести и тревоги. Телохранитель представился Юрой, просто Юрой, и проследовал вслед за Самсоновым, плавно ступая на почетном расстоянии.
Решив не откладывать своей поездки к Макарову, Платон направился прямо на парковку, где уже стоял вымытый до блеска белоснежный «Форд Мустанг». Юра предложил свои услуги водителя, и Платон не отказался, назвав лишь адрес.
Офис Макарова находился в переулках, и незнающему водителю можно было заплутать в маленьких арбатских улочках, но Платону почему-то показалось, что его спутник знает карту Москвы не хуже Яндекса, а может, даже и лучше. Он не ошибся. За дорогу оба не проронили ни слова. Платон боролся с гнетущими мыслями, а Юра тактично не вмешивался в эту внутреннюю борьбу.
Сергей Макаров вот уже битый час упирался рогами в непробиваемого гостя, хотя тот на вид производил впечатление совсем нетвердого и даже боязливого человека, лицо которого почему-то показалось Платону знакомым.
– Иосиф Петрович, ну сколько раз говорить, что я не занимаюсь благотворительностью, – стоял на своей Макаров, и его лицо, просиявшее на миг при виде Платона, снова окуталось тенью.
– О какой благотворительности идет речь? – наивно отвечал посетитель с характерным национальным акцентом, – я лишь стараюсь найти помощи у друга Феликса Семеновича, который направил меня к вам, сердечно заверив, что здесь я найду самый лучший прием.
– А разве не такой прием вы здесь застали? – опешил Макаров, окинув взглядом выкуренные гостем кубинские сигары и остаток дорогого коньяка, колыхавшегося в бокале.
– Ни в коем случае не хочу показаться неблагодарным, – ответил Иосиф Петрович с таким видом, словно был священником и только что выслушал обвинение в распутстве. – Ваш прием оказал мне такую честь, о которой я и мечтать не смел, но ведь в главном мы никак не можем найти общий язык.
– Конечно не можем, ведь вы хотите получить квалифицированную помощь и не хотите за нее платить?
– Но ведь это же дорого? – его железная логика так сильно отражалась в словах, что Макаров в бессилии взглянул на Платона, которого тоже заинтересовал этот спор. Казалось, что даже Юрий с любопытством ожидает, чем все это закончиться.
– Когда я приехал в Москву в начале девяностых, у меня было денег лишь на один обед в столовой и платный туалет, – сказал Иосиф Петрович, и по глазам Макарова Платон понял, что эта история звучала в этих стенах как минимум трижды. – Несколько лет мне приходилось ужимать себя во всем, что только возможно, и жизнь сама приучила меня к экономии, так уж сложилось, ничего не поделать, но друзья всегда помогали мне как только могли, – Платон, как и Макаров, и даже Юра с сомнением переглянулись, но гость этого не заметил, продолжая смотреть в окно, словно находился на сцене большого театра и не замечал зрителей. – И вот сейчас, когда ситуация изменилась и судьба наконец-то смилостивилась над моей скромной особой, я навсегда понял, что был и останусь все тем же бедным (Макаров хотел добавить жмотом, но тактично промолчал), но всегда отзывчивым для друзей человеком. А как говорил Иисус – относись к людям так, как ты хотел бы, чтобы они относились к тебе.
И Иосиф Петрович посмотрел на Макарова таким взглядом, словно увидел в его лице настоящее провидение.
Сергей отвернулся, прошел до стойки небольшого бара, налил себе виски, быстро выпил.
– Я же говорю, что хотел бы получить помощь бесплатно, – продолжил гость, снова уставившись в окно, – просто я хотел бы заплатить немного меньше.
– Ага, раз в пять, – буркнул Сергей в сторону и обернулся к гостю. – Хорошо, я помогу вам, Иосиф Владимирович, сегодня с вами свяжется мой агент, Рябков Максим, и вы договоритесь о встрече. Оговоренную сумму отдадите ему.
– Ну разумеется, как скажете! – просиял гость, быстро вскочил и энергично стал пожимать руки не только Макарову, но и Платону с Юрой. – Благословит вас Господь, друзья мои! Пусть мир и доброта прибудет в ваших семьях, и гармония в душе!
И понимая, что задерживаться далее нет смысла, скрылся за дверью.
– Ты отдал своего лучшего агента этому семиту, почему? – спросил Платон, после того, как они с Макаровым сердечно обнялись. – Кстати, это Юра, мой телохранитель.
– Очень приятно. А ты растешь, уже и не скажешь, мол, какие люди и без охраны. А по поводу этого, я просто устал, слишком тяжелый выдался денек, да и ты вот, приехал, так бы и не поговорили бы вовсе. Сам выдел, присосался как пиявка.
– Да уж, крепкая хватка. Как сам? Как дома дела?
– Все хорошо, спасибо. Женушка к родителям погостить уехала, соскучилась очень, так что одичал совсем за неделю-то. В пятницу Быстров обещал заскочить, освободил все выходные, так что будем пить, отдыхать, и добро вспоминать. Кстати, я не успел тебе еще позвонить по этому поводу. Ты как, подскочишь? Найдешь малюсенькое окошечко в графике? Можешь и Юру с собой прихватить.
Телохранитель улыбнулся, выразив кивком головы, что он весьма не прочь. Вообще Юра не походил на стандартный стереотип телохранителя, который почему-то сложился у Платона в голове. В нем не было той серьезности, замкнутости, каменного выражения лица. Напротив, он был весьма открыт, порою даже весел, и, казалось, беззаботен, словно это его охраняют, а не наоборот. Понимая, что Соколов не стал бы доверять его жизнь дилетанту, Платон расслабился и не думал о своих опасениях больше. Но он даже в самых смелых фантазиях и предположить не мог, насколько Юра контролирует ситуацию, насколько видит окружающую обстановку, сканируя ее не хуже своих электронных аналогов.
– В пятницу, говоришь? А что, я, думаю, смогу подскочить. Точнее – мы подскочим.
– Ну вот и ладушки! – просиял Сергей. – Как в старые добрые времена! Кстати, пока не забыл. Мне вчера отец звонил, спрашивал, в городе ли ты. Как я понял, он пытался тебе дозвониться, но безуспешно.