Букет Плачет горлинка в кустах, словно по покойнику, Только жизнью рисковать мне не поперву. Я лазоревый цветок на былинке тоненькой, Наклонившись на скаку, бережно сорву. Вскоре будет хуторок, не проеду мимо я, Там в знакомом курене девица-краса. Подарю я ей цветок и скажу – Любимая, Он такой же голубой, как твои глаза. Вот ещё один цветок, солнышком отмеченный. Подберу-ка и его, не сходя с коня. Вместе с синим подарю любушке при встрече я, Чтоб подолее она помнила меня. Я скажу ей – На, возьми эту искру Божию, В золотистую косу ловко заплети. Видишь, волос и цветок колером похожие? Это значит – о тебе думал я в пути. Вот и третий, ярко-ал, как уста зазнобушки. Мне сорвать бы, только конь прянул круто вбок. Выстрел сзади прозвучал, порхнули воробушки, И я, раненный, в седле усидеть не смог. Ох, не зря с утра в кустах горевала горлинка… Мне густая пелена застилает свет, Помираю, братцы, я под ногами коника, Рядом красною рудой залитый букет. Атаман
Что печалишься-кручинишься, казак? Что склонил ты буйну голову на грудь? Не огонь, а горе-олово в глазах, Хоть с войны теперь домой намечен путь. Много смерти повидал ты, атаман, Вёрсты щедро кровью политых дорог, Но на теле не сыскать рубцов и ран. Ни царапины! Знать, Бог тебя берёг. Как на солнышке «егории» блестят! Конь гнедой довольно хрупает овёс. Почему же, расскажи, не весел взгляд, На обветренных щеках следы от слёз? – Было трое в нашем хуторе друзей, Не разлей вода, как люди говорят: Я, Василий Ларионов и Евсей Комаров, да больше нет моих ребят. Всю войну прошли с начала до вчера, Били ворога втроём плечо к плечу. И ведь надо ж, два осколка от ядра… Погодите, братцы, трошки помолчу… Понимаю, что война на то дана, Что казак в бою всегда готов на смерть… Подойдёт ко мне Евсеева жана, Как в глаза её мне горькие смотреть? Как мне матери Василия сказать, Где найти для чёрной вести столько сил? – Нету сына у тебя меньшого, мать, Вслед за старшими он голову сложил. Вот поэтому невесел ноне я, И горилка чистой кажется водой. Уходили вместе верные друзья, А домой вернулся я один живой. Родня Ты плесни-ка мне сноха поскорее дымки, А свекровушке налей крепкого чайка. Закоцубли мы пока ехали с заимки. Не терпелось поглядеть внука-казака. Ух, морозец на дворе, ветер дует шибко. До сих пор ишо вон зуб клацает о зуб. Ну-ка, где жа тут у вас, покажитя, зыбка? Тихо, мать, не голоси, скину щас тулуп. Эй, Егорка, подь на баз, принеси гостинцы. Там в санях моё ружжо, энто для мальца. Для Наташки сшила мать парочку из ситца, А тебе я накоптил полмешка рыбца. Ну, наследничек, давай, покажись дедане. О, породу узнаю, тожа белобрыс Ты пошто жа, оголец, мне нафулиганил? Взял, поганец, и на грудь сделал пыс-пыс-пыс. Ладно, ладно, не кричи. Ишь ты, голосистай! Поглядикося, уснул, перестал реветь. Что ж, давай, сноха, мечи угощенья быстро. Поснидаем, да назад засветло б успеть. Утро Расшалились под стрехой бойкие воробушки. Солнце, трошечки погодь, рано не всходи. Я лазоревый платок подарю зазнобушке, Чтоб хранила обо мне память на груди. Нам сегодня на заре уходить из хутора, А вернёмся ли назад? – ведает Господь. Ой, чегой-то, братцы, мне на душе так муторно? Ты, сердечко, не щеми, да не колобродь. Голова полным-полна горестными думами, Знать, не зря в ночи кричал громко козодой. Ноне снова в бой идтить вместе с односумами, Чую, станет энтот бой нашею бядой. По лугам сейчас пройтись, по росе предутренней, Да с размахом от плеча накосить травы, Отряхнуть солёный пот смоляными кудрями… Тольки в кудрях седины на полголовы. Всё, негоже не вставать на побудку сотнику, А ить надобно ишо напоить коня. Досмолю свой самосад, поклонюсь Угоднику, А потом уже пойду прочь из куреня. Пролетела быстро ночь, виден свет в окошечко. Заиграет поверхам сотенный трубач. Моя любушка-жана спит, свернувшись кошечкой. Не прощаюсь, не люблю дюже бабий плач. Возвращение Ну, давай, Гнедок, вперёд. Знаю сам – не просто. Мы без роздыху идём уж который день. Вот минуем поворот около погоста, Там гляди, рукой подать и родной курень. Напеки, маманя, мне пирогов с картошкой, Да, как прежде, ставь на стол миску с каймаком. Я, признаться, на войне сголодался трошки, Мог бы справиться зараз с жареным быком. По крови да по воде шёл через огонь я, Сквозь малиновый закат в розовый рассвет. И не сыщется нигде уголка в Придонье, Чтобы конь мой боевой не оставил след. Постели, маманя, мне спать на сеновале, Чтобы ноздри щекотал запах чабреца. О таком спокойном сне сколько раз мечтали Мы под грохот канонад и под свист свинца. Послужили за шесть лет мы и тем, и этим. Кто там прав, а кто не прав, леший разберёт. Довелось в глаза смотреть мне казачьей смерти, А теперь хочу домой. Ну, Гнедок, вперёд! Вот, последний бугорок, торопись, дружище! Нам осталось проскакать только полверсты… Где знакомый хуторок? Всюду пепелища, Лишь белеют кое-где новые кресты. |
