– По всей видимости, не я один так думаю, – ситуация развеселила и успокоила Николая, и он первым сел на кровать, жестом предлагая друзьям последовать своему примеру.

Ещё раз переглянувшись, Андрей с Иваном расселись по своим койкам.

– Начнём по-порядку? – воодушевлённо предложил Николка и посмотрел на Андрея. – Извини, но мне почему-то кажется, что из нас троих именно ты в курсе, с чего всё началось. Кто из нас должен рассказывать первым?

– Ваня, – не ожидавший подобного вопроса, чисто автоматически ответил Андрей.

– Хорошо, – согласился Никола, предупреждающе посмотрев на почему-то побледневшего друга. – Какие конкретно ответы ты хотел бы от него услышать?

– У меня только один вопрос: что за секреты у него с наставником? – Князев отодвинулся к стене, скрестив на груди руки и выжидательно посмотрев на друга.

Иван поёжился под этим холодным взглядом. На мгновение закралась мысль просто уйти, но он понимал, что тогда это действительно будет конец их дружбы.

– Пётр Анатольевич просто помог мне в оформлении пособий, – решившись, сказал Ваня. – Мне нужны были деньги, и я попросил его о помощи.

– И это всё? – не поверил Андрей. – Ты скрывал от нас только это?!

Ваня кивнул, почему-то его трясла мелкая дрожь, с которой он никак не мог справиться. Андрей, смутившись, отвёл взгляд. А Ваня, как в трансе, безучастно продолжил, изучая лежащий на полу ковёр:

– Я не успел оформить их в августе, да и не был уверен, что мне что-то положено. Ведь мне уже 16. А Пётр Анатольевич лично всё уладил, и даже выбил для меня дополнительную стипендию.

– Прости, я не знал, что у вас в семье так плохо с деньгами, – не глядя на него, негромко произнёс Андрей.

– У меня нет семьи.

– Как это нет? – нахмурился Николай.

– Отец ушёл от нас, а мама… Она так волновалась из-за развода… В общем, у неё не выдержало сердце.

– Она… умерла? – отчего-то пересохшими губами спросил молодой Муравьёв.

– В июле. Этим летом, – кивнул Иван.

Стало тихо. Так тихо, что Ваня отчётливо слышал своё стучащее, словно после сдачи стометровки, сердце. Неожиданно Никола встал и пересел к нему на кровать.

– Знаешь, моя мама тоже умерла. Мне тогда было одиннадцать. Но я её не очень хорошо помню. Меня воспитывала няня, бабушка Агафья, а с семи лет отец отдал меня на обучение Сиверсу. Я видел родителей только за ужином или когда мы ездили в гости. Мама помогала отцу с бизнесом, и они часто уезжали из дома. Она умерла зимой, от воспаления лёгких. Отец тогда привёз из города каких-то врачей, но даже они не смогли ей помочь.

– Соболезную, – искренне произнёс Ваня, посмотрев в полные сочувствием карие глаза друга.

– Поверь, со временем ты сможешь говорить об этом спокойно. И ты всегда сможешь на меня рассчитывать.

– И на меня, – Андрей смотрел на него открыто, без того недоверия, что было в его взгляде последнее время. Он оценил мужество друга и тоже решил быть честным.

– Наверно, следующий я, – тепло улыбнулся ему Николай. – Так чем я провинился?

Однако ответил ему Ваня:

– Нам интересно, куда ты ходишь каждое воскресенье?

– И это всё?! – от облегчения юный граф даже рассмеялся. Он уже какие только грехи себе не приписывал. – Почему вы раньше меня не спросили?

– Мы хотели, – признался Андрей, чувствуя неловкость. – Но думали, ты нам сам всё расскажешь.

– Я просто не знал, что вас это так напрягает. Если хотите, я вас как-нибудь с ним познакомлю.

– С кем? – не поняли друзья.

– Вы не обращали внимания на избушку около леса? Она очень маленькая, да и крылечко выходит на сторону склона: там небольшой огород, но отсюда его не видно. Живёт в ней батюшка Гавриил, он служил когда-то в храме в деревне у Златовых, но лет десять назад ушёл на покой. Когда баронесса решила построить академию, он первым попросился сюда. Он редко выходит за ограду, поэтому вы его не встречали в посёлке. Мой духовник благословил меня исповедоваться у него, пока я учусь здесь.

– Что?! – в шоке уставился на него Андрей.

Никола как-то странно улыбнулся, словно находился не здесь:

– Мы с Сиверсом и бабушкой Агафьей дома каждое воскресенье ходили в церковь: молились на службе, исповедовались и причащались. Ну и, конечно, у меня есть духовник, отец Иоанн. Когда я уезжал, он благословил меня исповедоваться у батюшки Гавриила.

– И ты действительно ходишь на исповедь? – не поверил Князев.

– Ну да, – недоумённо подтвердил Никола, не понимая, что в этом такого. – А разве вы в городе не ходите в храм?

– Только по праздникам, – признался Иван. – На Рождество, Крещение, Пасху… Бабушка Марфа тоже причащается, с ней часто мама ходила. Четыре раза в год, в посты. А мы с Катей нет. Я думал, мы ещё для этого молоды.

– У тебя есть сестра?

– Ну… скорее подруга, – уклончиво ответил Ваня.

– Мою прабабушку тоже Марфой звали, – задумчиво промолвил Андрей. – Она, вроде, ходила в храм. Дедушка часто про неё рассказывал. Он тоже любил бывать в церкви: свечки ставил, за святой водой на Крещение ходил. А вообще-то, у нас в семье это не принято. Отец считает, что вера – удел стариков. Хотя меня крестили, – он усмехнулся, – «на всякий случай». Я даже крёстных своих не помню, они с нами не общаются.

– Это печально, – заметил Никола.

Иван промолчал. Он тоже не помнил своих крёстных. Тем более крёстная была только формально – коллега матери по её тогдашней работе, с которой они потом перестали общаться. Крёстным был младший брат отца. Мама говорила, что он умер, попав аварию, когда сам Ваня был ещё маленьким.

– Как понимаю, теперь моя очередь, – прекращая эту душеспасительную беседу, по-турецки уселся Андрей.

Он подробно рассказал о полученном от старшекурсников приглашении и о том, что они с Иваном от них услышали.

– Они называют себя Тайной канцелярией. Когда ты ушёл, – недовольно посмотрел он на Ваню, – Шафиров стал выспрашивать, какие направления мы выберем. Он настоятельно советовал нам выбрать политику. Они почти все у Валерия Кондратьевича, только Кирилл выбрал юриспруденцию. Наш барон уверен, что их всех после учёбы отправят сразу в Москву, по крайней мере, его – точно, а уж он в течении года перетянет и всех остальных. И уж там он обязательно убедит младшего Вяземского участвовать в выборах: у них ведь будет целых три года на подготовку! А ты, Ваня, всё-таки должен был остаться. Они уверены, что ты будешь просить принять тебя обратно, когда лучше освоишься в этом мире и поймёшь, что они правы.

– Я не хочу участвовать в смуте. И вообще, я никогда не мечтал связать свою жизнь с политикой.

– Ну, от политики ты уже не уйдёшь, – философски заметил Никола. – И, думаю, Андрей прав: тебе стоило остаться.

– И это ТЫ мне говоришь? – не поверил своим ушам юноша.

– Пойми, было бы лучше, если бы они считали тебя своим. Даже если ты, как и я, считаешь их затею безумием, знание их планов тебе не повредит, – после этого он посмотрел на Андрея. – Взрослые наверняка догадываются о чём-то подобном. Их должно было насторожить, что все повально выбирают внутреннюю политику. Шафиров не дурак, он знает, кого звать, вот только недооценил он нашей дружбы.

– Так ты знаешь, почему он не позвал Игната? – вдруг спросил Ваня.

– У Ветрова на лбу написано, что его интересует только торговля, а, значит, он нашей Тайной канцелярии бесполезен. Они ещё не придумали себе никаких опознавательных знаков или шифровок?

Ничего не говоря, Андрей достал из кармана перстень и передал Николе. Ваня наклонился, чтобы тоже разглядеть кольцо. Это была настоящая печатка. Серебряный перстень, с обратной стороны которого была выгравирована надпись «За Родину». Печать представляла собой замысловатый оттиск короны, рядом с которой были скипетр и держава – символы царской власти.

– Нас с Данилой просили не надевать их, пока мы здесь.

– Всё верно, – кивнул Никола. – Такой в магазине не купишь, он явно сделан на заказ. Даже несмотря на то, что это всего лишь кольцо, и оно не должно привлекать особого внимания, если подобную вещь будут носить добрая половина студентов, профессора явно заметят. Ты какое направление выбирать собрался?