Он шевельнул «мышь» компьютера, чтобы включился экран, перешедший в режим ожидания. Экран мигнул и зажегся.

Щеточка антивирусной программы остановилась, а сама программа сообщала нам, что «о'кей», работа успешно завершена.

Мы открыли окошко статистики антивирусной программы.

— Охренеть можно! — сказал Ванька. — Сколько файлов было заражено!

— Да, — согласился я, — вирус успел здорово расползтись. Ну-ка, проверим, действительно все выправилось или нет.

Мы проверили все игры — и «Тетрис», и «Лайнс», и «Вишенки», и другие и все они работали нормально. Обрывки данных из офиса Степанова исчезли напрочь. Под конец я открыл файл с началом моей истории про «Тайну костяного гребня». Значки исчезли, но, к сожалению, все они превратились в вопросительные знаки, вот так:

??????????????????????????????????????????????????????????????????????????????????????????????????????????????????????????????????????????????????????????????????

Обратного превращения в буквы не произошло: видно, слишком сильно вирус повредил структуру файла. Но превращение значков в вопросительные знаки я воспринял как знак того, что и здесь вирус истреблен и уничтожен. Жаль, перед этим вирус успел мой текст «убить». Ладно, подумал я, пятьдесят строк — это пустяки, я спокойно настучу их заново.

На том мы с легким сердцем выключили наконец компьютер и отправились спать. От борьбы с компьютером я устал так, как, наверно, не устал бы, пройдя двадцать километров по лесу. Сделанные мной распечатки я взял с собой, и чтобы лишний раз поизучать их перед сном, и чтобы отец или мама их случайно не выкинули, найдя рядом с компьютером и приняв за ненужные бумажки.

Но поизучать их у меня не получилось. Едва я забрался в постель, как голова сама упала на подушку, и я крепко уснул.

Утром я проснулся рано, ещё солнце толком не взошло. Тьма уже развеялась, но свет в комнате был тусклым, размытым и сероватым, такой подводный, я бы сказал, свет, состоящий из прозрачных теней, густеющих по углам. Ванька мирно посапывал, а я некоторое время лежал с пустой головой, лишь маячило смутное воспоминание о сновидении, которое заставило меня проснуться. В этом сновидении Степанов с компьютером в руках гонялся за двумя мужиками, потому что они этот компьютер заразили вирусом. Или они сами и были компьютерными вирусами, я уж точно не помню. В общем, абсолютно шальной сон снился, и сквозь эту чушь медленно и нехотя возвращались воспоминания о том, что было вчера.

Я припомнил и безумства компьютера, и рассказы про арест Степанова… Протянув руку, я нащупал на шкафчике возле моей кровати распечатки странных «брызг» степановской документации. Тихо, чтобы не разбудить Ваньку, я встал, оделся, вышел на кухню. Был тот редкий случай, когда я встал прежде всех, даже родители ещё спали. Видно, решили устроить себе небольшой отдых. Я поставил чайник, вытащил из холодильника миску творога (творог был наш, местный, от островной молочницы), положил, сколько надо, себе на тарелку, сдобрил клубничным вареньем, как я люблю, и этим творогом позавтракал. Тут как раз чайник поспел, и я, пользуясь свободой, сделал себе растворимый кофе с молоком. Вообще-то, нам с Ванькой кофе пить не позволяли, говоря, что это не детский напиток и что мы слишком от него «заведемся». Иногда нам разрешалось взять себе совсем по чуть-чуть, буквально четверть чайной ложки на чашку, при условии, что мы только разбавим его кипятком, а дальше дольем молоком. Я сперва хотел и две ложки бухнуть — когда ещё представится случай вдоволь попить кофе, наверстывая упущенное, да и чашка у меня была большая — но наглеть не стал, положил одну. А вот молока налил не три четверти чашки, как нас обычно заставляли, а где-то на четверть, может даже — на пятую, а остальное — кипятком, чтобы вкус кофе лучше чувствовался. Прибравшись после завтрака и помыв за собой посуду, я отправился в «компьютерную», прихватив чашку кофе с собой. Мне хотелось поскорей убедиться, что с компьютером все в порядке и больше он не психует.

Я включил компьютер, проверил все игры, даже немного в них поиграл. Все было просто тип-топ. Я просмотрел другие программы — там тоже все нормально.

Потом я задумался, медленно попивая свой кофе.

Компьютер заболел совсем недавно, факт. Если бы он от Степанова приехал с воспалением мозгов — или с белой горячкой, как хотите — то это бы проявилось давным-давно. Выходит, мы сами его заразили. А заразить его мы могли, поставив в него зараженную дискету. Такое вполне могло произойти, ведь дискеты попадали к нам уже пользованные, невесть откуда. На всякий случай, я проглядел и компакт-диски. Нет, компакт-диски с играми мы покупали новенькие, в магазине. Брали, конечно, те, что подешевле, но, все равно, они ни с каким компьютером не соприкасались, кроме нашего, поэтому не могли стать источниками заразы.

Я вытащил всю стопочку наших дискет и, включив антивирусную программу, стал проверять дискеты одну за другой.

Я вставлял дискеты в компьютер, включал проверку, компьютер сигналил, что все чисто. Так я «прощелкал» почти всю стопочку, и вот, наконец…

Вирус оказался на дискете, на которой Ванька записал «Лайнс» — и перебросил эту игру с дискеты в компьютер. Программа засигналила мне, что ждет моего решения: выну я дискету из компьютера или отдам приказ её лечить. А я задумался, что лучше делать. С одной стороны, хорошо иметь нормальную дискету, которой можно пользоваться, не опасаясь. А с другой не стоит ли сохранить «образчик вируса», чтобы всегда можно было установить, с чем мы столкнулись, да и происхождение этого вируса выяснить.

В конце концов, я выбрал второе. Вынув дискету из компьютера, я написал на ней красным фломастером: «ВИРУС!!!» — и убрал её в отдельный ящик стола.

Убирая её, я услышал позади тихий скрип отворяемой двери и шорох. Оглянулся — все точно, это мой братец встал и притопал, взъерошенный, в трусах и в тапочках.

— Привет! — сказал он. В его глазах я увидел огонь, означавший, что моего братца обуяла какая-то мысль, которая кажется ему потрясающей, и теперь он сделается опасным для окружающих, потому что он бросится осуществлять эту мысль с такой энергией, которая похуже атомной войны. — Я сообразил, какая идея во мне вчера скреблась и стучалась, которую я никак не мог ухватить!

— Ну? — осторожно спросил я.

— Знаешь, почему компьютер устроил такую бучу и подсунул нам эти документы как раз в день ареста Степанова? — огонь в глазах Ваньки сделался ещё ярче — и ещё зловещей, я бы сказал.

— Почему, по-твоему?

— Потому что эти документы — доказательство, что Степанов не виновен, и компьютер требует, чтобы мы их предъявили и выручили его бывшего хозяина! — с торжеством сообщил мой братец.

— Ну, знаешь… — у меня прямо челюсть отвисла. — Во-первых, компьютер — машина, а не живое существо, и всякие там чувства, предчувствия, привязанности и прочее испытывать не может… а то, что с ним было — вирус, просто вирус! Компьютерный вирус, понимаешь, который тоже не живой, а… ну, сбой в электронике, понимаешь, который распространяется от одного чипа к другому. И когда этот сбой записывается на дискету, то компьютер перенимает его вместе со всем содержимым дискеты, так? И, во-вторых, как можно доказывать невиновность Степанова, если его на месте преступления взяли, во время крутого наезда, а потом и дополнительные доказательства нашлись. Не знаю, насчет Коня там или не насчет Коня, но то, что при обыске в его офисе нашлись улики, что он причастен к ещё каким-то преступлениям и ещё в чем-то виноват — это наверняка. Степанов крепко влип, и ему не поможешь. Пусть его адвокаты отдуваются. Да и откупится он в крайнем случае, вот увидишь. А нам соваться… это все равно, что зайцы полезли бы медведя защищать. Нам в это дело влезать никак нельзя!

— Не скажи! — яростно заспорил Ванька. — Тут многое можно придумать. Смотри, если это была подстава, вся история с мужиками на рынке, и если там запись разговора велась, то мужики сами могли вести разговор так, чтобы любая фраза Степанова выглядела угрозой. Ну, например, Степанов им говорит: «Вы что, спятили, мужики? Хотите всех других торговцев разорить? Я такого не позволю! Нравится вам торговать задешево — торгуйте не на рынке, в другом месте!» Нормальная ведь фраза, да?