И на этом спокойном, чересчур спокойном фоне ему еще раз пришлось услышать фамилию подружки наглого водителя иномарки. Сотрудница по профайлингу, тестировавшая Анну Михайловну Шмыгу, выдала предупреждение о возможном неадекватном ее поведении. В этих случаях проводится дополнительная проверка пассажира на наличие взрывчатых веществ, холодного оружия, наркотиков и так далее. Однако тщательный просмотр ее багажа не вызвал подозрений, в розыске молодая женщина не числилась, и Красин принял решение пропустить ее на рейс, не подозревая, что тем самым подписал себе смертный приговор. Хотя если быть совсем точным, то окончательно подписал несколькими минутами позже, когда позвонил куратор и попросил, по-дружески попросил, сопроводить этот рейс до Москвы.

Море темно-синее, с замершими на нем словно игрушечными корабликами, узкой сизой каймой гравийных пляжей заняло полнеба, потом качнулось и ушло вниз, под крыло самолета. Аня отвернулась от голубоватого стекла иллюминатора, откинулась на спинку кресла и смежила веки.

Осень в этом году выдалась на удивление холодной, с ранними заморозками. Центральную Россию засыпало снегом. А в Сочи было тепло, до плюс двадцати, солнце нежной бархатной кисточкой прикасалось к обнаженным телам, любовно раскрашивая их в бронзовые и золотистые цвета. В море Аня купаться не рисковала, ей больше нравилось засыпать на пляже в шезлонге под шлепанье мелких волн, накатывающих на берег. Нравилось заплывать далеко на водном велосипеде. Славка крутил педали, как бешеный, она кричала: «Быстрее, еще быстрее!» С проплывающих мимо прогулочных катеров на них смотрели люди, смеялись и крутили пальцем у виска. А им было наплевать! Под металлическими поплавками велосипеда колыхалась толща жидкого прозрачно-зеленого стекла; длинные покатые волны, словно спины морских чудовищ ныряли под них, и вниз они летели, словно с крутой горки…

Да, эти дни она словно летела. Только куда? Отпустила себя на все четыре стороны.

Аня хмыкнула, иронически поджав губки. Долеталась птичка. Куда бы женщина ни летела, она всякий раз, кувыркнувшись, оказывается в постели. Не сказать, чтобы этого она не хотела. Почему бы нет? Но когда они заперлись в номере мотеля, честно говоря, на нее напал легкий мандраж. Сидела, по-турецки скрестив ноги, на водяном упругом матраце, застланном блестящим, холодным и скользким покрывалом и ела виноград, который казался ей совершенно безвкусным. Он тоже, мальчишка, вел себя с напускной храбростью, точно бывалый любовник, хотя его руки, когда он прикасался к ее телу, заметно дрожали.

Она по-другому представляла себе их первую ночь. Больше огня, страсти, больше забвения… и глубже тот омут, в который хотелось кинуться с головой. Однако, несмотря на то, что выпила два полных бокала игристого вина, да еще накануне поездки рюмку коньяка, была почти трезвой. Славка волновался, но она не могла ему помочь преодолеть первое стеснение (или не хотела?), и поэтому он вел себя чуточку грубовато, чем следовало. Или она привыкла к другим рукам, другим поцелуям и объятиям…

К черту то, другое. Ушло. Не вернуть, не простить. Выкинуть, вымарать, как строчки из девичьего дневника.

Славка – хороший мальчик, старательный. Во всем. Каждые пять минут останавливался, целовал ее щекотно в ухо и спрашивал прерывистым шепотом: «Тебе нравится?» Это очень раздражало Аню, но она послушно кивала головой и успокаивала, поглаживая его по спине: «Да, очень. Продолжай, пожалуйста». Ей и в самом деле было приятно, она не обманывала, но все же хотела, чтобы это побыстрее закончилось. Она тогда поняла, что не секса хотелось с ним, и не будущий интим интриговал в их отношениях. Нет. Просто она ощущала себя рядом с ним женщиной. Желанной, любимой. То драгоценное ощущение, которого ей так не хватало с вечно занятым мужем, который выходя из одной переделки, немедленно попадал в другую.

Слава Богу, Слава ничего не понял, и потом, до того вечера, когда она приняла твердое решение прервать отпуск и улететь, вел себя, точно ручная, безумно влюбленная в хозяина собака. Большая, добрая, лохматая собака. Он хотел потратить на нее, наверное, все деньги, что давал ему отец на год. Пытался дарить дорогие безделушки, которые видел в гостиничных киосках и сочинских бутиках. Такой забавный! Строил улетные планы на совместное будущее, обещал коттедж на берегу Атлантического океана и зимний домик на Аляске. «Представляешь, – говорил он, сжимая ее так крепко, что у нее перехватывало дыхание. – Жара, зной… и через два час полета чистый снег, столетние ели, тишина…»

В этот момент она чувствовала себя бессовестной лгуньей.

А потом… она безобразно напилась. В хлам. Ни с того, ни с сего потребовала в номер бутылку игристого шампанского и напилась. То плакала, то смеялась. Слава пытался ей помочь, но она убежала от него и заперлась в роскошной ванной комнате. Перепуганный, он барабанил в дверь, а она сидела на кафельном полу и ее выворачивало наизнанку… В какой-то момент оказалась одна и почему-то в гостиничном коридоре. Где был Слава, она не знала: то ли побежал в аптеку, то ли уже спал и это случилось под утро. Неизвестно. Она стояла босая, только в трусиках и лифчике, странный неумолчный гул шел откуда-то снизу и навстречу ей шла, не касаясь ногами коврового покрытия…

– Девушка, вам плохо? – услышала над собой Аня приятный женский голос.

Она непонимающе, точно со сна, вскинула голову. Рядом стояла стюардесса в синей униформе и участливо смотрела нее.

– Нет. Все в порядке, – испуганно пробормотала она.

– Гигиенические пакеты в сумке. Могу предложить минеральной воды, таблетки…

– Спасибо. Я задумалась. Извините. Со мной все хорошо.

Если бы!

С чего Иван Петрович взял, что Власово находится у черта на куличках? Приличный чистенький поселок в двадцати минутах езды от Нижневолжска по Казанскому шоссе. Ходят маршрутные автобусы, асфальт, желтые трубы газового снабжения, пара приличных магазинов, в которых цены чуть завышены по сравнению с магазинами в областном центре. Тот же любимый им бренди в двухсот пятидесятиграммовой плоской бутылочке стоит всего сто два рубля, лишь на три дороже… Да и продавец, молоденькая смазливая женщина с пухлыми губками с интересом глянула на него, выбивая чек. Было бы чуточку больше времени, кто знает, Иван Петрович, может быть, и задержался возле прилавка… Кокетливый, интригующий взгляд, обручальное колечко на безымянном пальце левой руки, как трогательный призыв к свободным и одиноким мужчинам – я здесь, я одинока, и ты можешь попробовать…

– Куды прешь! – рявкнул широкоплечий мужик в телогрейке, взбегая ему навстречу по ступенькам. – Трактор, что ли?

– Извините, – опомнился замечтавшийся провидец, едва увернувшись от столкновения с бугаем.

Народ, правда, здесь грубоватый, но где сейчас в России интеллигентов найдешь после массового отстрела в тридцатых годах? Давеча хотел отдохнуть с телеканалом «Культура». Так там один деятель как рявкнет на оппонента: «Ну ты, Вадик, меня подрезал! Вообще за базаром не следишь!» Пришлось ведущему напоминать «реальным пацанам», на каком канале они дискуссию ведут. А тут глубинка, российская, чисто по-нашему, дружелюбно и тактично напомнили, что расслабляться еще рановато.

Иван Петрович спустился со ступенек магазина, и хотел направиться вниз по улице к дому Волковых, замедлил шаг и свернул в переулочек, где заметил скамейку у запущенного бревенчатого домика. Смел снег, белый, точно пена стирального порошка. Присел, свинтил крышку с горлышка коньячной бутылки и сделал несколько глотков.

Хорошо пошло. Сидел бы здесь и сидел, наслаждаясь чистым морозным воздухом, тишиной… но работать надо, отрабатывать свою тысячу…

Поднялся. Спрятал бутылочку, и в растерянности охлопал карманы. Надо же, забыл купить даже дешевую жевательную резинку! Теперь придется при разговоре смотреть в сторону, чтобы не дышать сладким перегаром. Плевать! Набраться терпения, зайти, час два, максимум три с огромной выдержкой выслушать рассказ о семейных передрягах неудачливо женатого летчика и домой. А дома он оторвется за перенесенные страдания. Возьмет в мясном магазине куриные бедрышки, пакетик с приправой для шашлыка, обжарит с рафинированным растительным маслом на тифлоновой сковороде – м-мм, пальчики оближешь! Отварит картофель, откроет бутылочку портюшка… Он недавно заметил, что портвейн хорошо ложится на бренди. Выпьешь граммов этак четыреста-пятьдесят, пятьсот и поплывешь. Так сладко, словно на легком невесомом облаке. Не чувствуя ни души, ни тела, одно блаженное забытье. Ни горьких мыслей, ни горьких дум. Да, зелени надо на рынке взять, хотя бы петрушки и круглый ржаной хлеб, у него корочка не так черна, как у буханки.