В таком мечтательном раздумье бывший небесный дознаватель легко дошагал к дому Надежды Ильиничной по свежим еловым лапам, слегка втоптанным в снежный наст. Елочки вели дальше, а в доме напротив, на высоком, чисто выметенном крыльце стояла высокая узкая красная крышка гроба, перевитая черной лентой, с глянцевым квадратом черной-белой фотографии.

Он вытащил из кармана записную книжку, сверил адрес. Может, опоздал, и летчик уже того, как говорится, спел напоследок «Мир вашему дому!», и теперь можно спокойно возвращаться домой к куриным бедрышкам в шашлычном соусе?

Нет. Улица Комсомольская, дом 32. Одноэтажный приземистый коттедж серого кирпича на два хозяина. У Волковых 32 а. Железная калитка, крашенная в живой голубенький цвет, дымчатый кот сидит на деревянной скамейке под окнами, завешанными белой тюлью.

Покойник объявился в доме 33. Аккурат напротив.

Шмыга полюбопытствовал: прошел ближе, чтобы рассмотреть фотографию. Мужчина, довольно молодой, с насупленными бровями. Уже плохо. И выставлена крышечка так, что летчик ну никак не мог бы ее пропустить. А что с елочками. Ведут… о, Господи! Ведут к соседнему дому. Два покойника кряду на одной улице? А куда дальше пошли наши елочки? К дому 34 а. И судя по свежей зелени, которой отливала хвоя, хоронили на днях – вчера-позавчера.

Что ж, народ в Власове развлекается, как и везде – то рождается, то помирает.

Иван Петрович отомкнул калитку, прошел, позвонил. Под ногами что-то блеснуло, он присел. Опаньки! Крестик. Нательный. Из серебра и на разорванной серебряной цепочке.

– Это не ваш, случайно? – вместо приветствия буркнул Шмыга, протягивая находку Надежде Ильиничне.

– Ой! Мой всегда при себе, – женщина машинально тронула грудь, потом взяла крестик. – Игоря. Недавно в Карповской церкви покупала и святила.

– Как он мог потерять его? Он что, нагишом на работу пошел?

– Почему же нагишом? По утрам снежком обтирается, вот и сронил, наверное. Спасибо. Сюда проходите, пожалуйста.

– Я сначала комнату вашего сына посмотрю, если не возражаете, – несколько развязно сказал бывший прокурорский следователь, даже не взглянув в сторону кухни, куда его приглашала хозяйка.

Он передумал. Он не станет тратить драгоценное время для того, чтобы слушать ее байки о зловещей невестке. В нем проснулся охотничий азарт, что когда-то гнал его по следу, который оставляет госпожа Несчастье, тихими неслышными шагами входя в обреченный дом.

Обстановка ему понравилась. Чистенькие, светлые комнаты: мягкая мебель, стенной гарнитур, плазменный телевизор с колонками домашнего кинотеатра, полы застланы светло-серыми паласами… Надежда Ильинична не бедствовала. И вполне могла себе позволить заплатить тысячу за визит нижневолжского «провидца».

В зале на стеклянной полке в правом углу тщательно составленный иконостас из новеньких икон, выполненных ультрасовременным способом – лазером на металле. Да и пантеон божьих угодников подобран из модных, что на слуху в последнее время – святой Пантелеймон-целитель, батюшка Серафим Саровский, Матрена Московская…

А это что за икона сиротливо стоит на тумбочке возле окна? В простой деревянной рамке, раскрашенная цветным картонка под стеклом. Преподобной Богородицы Взыскание погибших. Хотя на иконостасе было свободное место, но туда не поставили. Понятно. Не смотрится, цветами не играет.

– Презент? – спросил Иван Петрович, перекрестившись, и осторожно взял икону в руки.

– Соседка неделю назад подарила, – охотно пояснила Волкова. – Ей как бы ни к чему, а мне в радость.

– И кого похоронила ваша соседка. Когда?

– Позавчера. Мужа. Пил, как собака. Цирроз печени поставили, а все никак не мог угомонится.

И Надежда Ильинична, вдохновленная расспросами любопытного гостя, с той же неугомонностью, с какой рассказывала о своих бедах, начала было тараторить о чужих, но гость вежливо перебил ее, приотворив следующую по коридору дверь.

– Игорь эту комнату занимает? И давно он к вам переехал?

– С месяц, – ответила хозяйка. – Бить не бил, но приходил от дружков на четвереньках.

– Кто, ваш сын? Вы же говорили, что он не пьет.

– Нет, пил Пашка, сосед покойный, царствие ему небесное.

Светлой полировки односпальная кровать с широкими спинками по-военному аккуратно застелена. Две гантели, килограммов, наверное, по десять; пружинный экспандер на стене. Толстая брошюра на полке торшера «Бортовое оборудование ТУ-154М», пачка ксерокопированных листков «Инструкция №117. Действия экипажа на случай возникновения нештатных ситуаций».

«Н-да, интересные книжки на ночь читает Игорь Николаевич».

В углу на кресле под полиэтиленовой накидкой парадный синий мундир. Орденские колодки, медали.

– А в доме напротив кто скончался? Судя по фотографии, человек еще молодой, ему бы жить и жить.

– Владимир Савельев. Володечка. Уголок героя ему в школе будут устраивать. За Родину, говорят, жизнь отдал по контракту. В городе ларек подломал, так в Чечню сбежал через военкомат, чтобы, значит, суда не было. Там на мине его и хлопнуло.

«Да, странные у тебя, Родина, герои, – мельком подумал бывший детектив. – Что с автоматом. что с фомкой в руках – без разницы. Плохо».

Последнее слово уже относилось к летчику, для которого похороны погибшего контрактника являлись несомненно печальным знаком.

Следующей была спальня самой Надежды Ильиничны. Дуспальная кровать, бережно застланная розовой накидкой, на тумбе толстая книжеска «Молитвы на каждый день». Герань на подоконнике увядшая. Ученик поволжской гадалки сунул палец в горшочек. Земля влажная. Ухаживает за цветком хозяюшка, но толку мало – цветочек то явно гибнет.

Когда-то на заре своей деятельности детектива по предотвращению несчастного случая осмотру будущего места происшествия Иван Петрович придавал первостепенное значение. Нет такого, чтобы шел по улице здоровый, полный сил и энергии цветущий человек и тут ба-бах! кирпич упал бы ему на голову без веских на то оснований, просто исходя из собственной кирпичной логики. Как правило, преждевременная смерть является следствием многих глубинных причин и серьезных конфликтов: человечьей души с другой человечьей душой, с Богом, Судьбой и так далее. Нужно много пережить потерь и разочарований, чтобы вконец отвернуться от этого мира и устремить взгляд домой, в Небеса. Этот длительный период, конечно же, отражается не только в душевных переживаниях, в сознании человека, но и в том мире, который он творит вокруг себя. В том числе и в предметно-вещественном. Скажи мне, кто твой друг, и я скажу, кто ты; покажи детективу по предотвращению несчастных случаев, как ты живешь, и он скажет, как близко ты подошел к опасной черте.

Однако ничего интересного бывший небесный дознаватель не нашел. Единственное, что смутила Иван Петровича, так это фотография в стеклянной рамочке на столе в комнате разведенного летчика. Очаровательная молодая женщина с самодовольным взглядом; светловолосая кроха сонно хлопает глазками, и сам Игорь Николаевич в просторной шерстяной домашней кофте обнимает двух своих девочек. Счастливый муж и отец. Та самая семья, которой он лишился. Уголок стекла треснут, видимо, случайно уронили. Скорее всего, уронили еще до того, как разбежались в разные стороны. Стандартный типичный знак развода.

Нет, не похоже, что в этом доме живет человек, который вот-вот должен умереть, пришел к выводу бывший детектив, закончив осмотр.

– Спасибо за сотрудничество, – с нескрываемой радостью сказал он, направляясь к выходу.

– А рамочкой?! – жалобно воскликнула хозяйка.

– Какая еще рамочка? – в недоумении остановился он.

– Ну, это, чтобы сглаз в кипень воду.

– Ах, да, рамочка, – вспомнил Шмыга несдержанную на язык Варвару Федоровну. Хотел было резко высказаться в том духе, что мистика – опиум для народа, однако сдержался. – Рамочка была. Дистанционно. Как вы только ушли, бабушка Варя сразу же взялась за рамочку. Весь домик ваш вычистила, каждый угол. Гарантия год. В случае претензий повторная чистка бесплатно.