Во всем процессе расформирования Азовского Войска ощущался стиль бездушной казенщины. Не было прощального всеобщего построения, теплых напутственных слов благодарности за 32 года тяжелой и кровавой службы. Боевые знамена, покрытые славой морских сражений, сдавались чужакам, как какой-то штатный хлам в кладовку. Во многом это была вина последнего Наказного Атамана Войска. Им был генерал-майор, бывший командир армейского гусарского полка — Решетов. Природному кавалеристу морские заслуги азовцев казались, видимо, какой-то необъяснимой странностью. Что это за парадокс такой — казаки на море?

Надо заметить, что после отставки атамана Гладкого азовцам с вожаками не везло хронически и сильно. Его прямым преемником был полковник Черноморского казачьего Войска Бирахович. Он повел их в бой против турок и англичан в Крымскую войну. Но вскоре после наступления мира его сняли с должности и отдали под суд за какие-то старые прегрешения во время службы на Кавказе. Нового атамана — полковника Черноморского Войска Косалапа — постигла та же участь. Дослужился до генерала и тут же был отдан под суд. То ли он украл, то ли у него украли… Старый вояка до суда не дожил, скончавшись от стресса. Его сменил гусарский генерал.

Нет сомнений, что, окажись к 1862 году на посту Наказного атамана Азовского Войска сильная личность, Войско если бы даже не удалось спасти, то, по крайней мере, процесс расформирования не приобрел бы такие драматические формы. Можно даже сказать — оскорбительные по отношению к воинской чести азовских казаков. А так, сам Наказной Атаман, похоже, был заинтересован в скорейшей ликвидации своей должности. Поэтому единственными, кто заставил уважительно относиться к Азовскому Войску, были сами казаки.

11 октября 1865 года император утвердил уже четвертый документ, касающийся процесса «географических похорон» азовских казаков, — «Положение о совершенном (то есть окончательном) упразднении Азовского Войска». Процесс явно затянулся, и причины тому — крепость казачьего духа и верность традициям. Часть азовцев даже обрадовалась, когда им разрешено было больше не служить… (Например, отец историка Войска — Гаденко охотно променял саблю на чернильницу судебного следователя и отказался от казачества. Зато родной дядя был предан военному ремеслу и, даже переехав на Кавказ, продолжил военную службу до дня гибели в бою.) Многие семьи азовских казаков «кололись» на тех, кто хотел лишь ловить рыбу и выращивать виноград, и тех, кому легче было умереть, чем отречься от казачьего имени. Таковых больше всего оставалось в станице Покровской. Были еще 23 семьи — прямые потомки тех запорожцев, что пришли за Гладким в Россию. Они на Кавказ ехать отказывались наотрез. Умрем — но казаками!

Уже шла весна 1866 года, прошел год, как царь подписал указ об их «совершенном упразднении», а они все не хотели покидать места, к которым прикипели душой. В конце концов, царские чиновники пошли на компромисс. Бог с вами, оставайтесь в составе Кубанского Войска отдельной станицей! И остались. К лету 1866 года в местах, где еще недавно трепетали на ветру паруса барказов Азовского Войска, не стало ни одного казака. Да и самого Войска тоже. Последнего морского казачьего Войска Российской империи.

Даже неглубокий анализ тридцатидвухлетней военно-морской истории Азовского казачьего Войска позволяет дать ему высокую оценку. Моряки-казаки в 1828 году провели успешную десантную операцию на Дунае и разгромили турецкий флот у Браи-лова в Мачинском рукаве. В период с середины 1830-х годов до середины 1840-х полностью контролировали прибрежные районы в восточной части Черного моря, проведя по меньшей мере три успешных боя с группами турецких и черкесских судов. За эти победы на море казаки заслужили четыре наградных знамени и несколько десятков Георгиевских крестов.

В Крымскую (Восточную) кампанию 1853–1855 гг. они увеличили свой боевой счет минимум на 8 крупных транспортных турецких судов, серьезно осложнив действия неприятельского флота на коммуникациях по снабжению своей кавказской армии. Казачья Рионская гребная флотилия (имея всего 7 гребных, слабовооруженных барказов) фактически выполняла задачу, свойственную регулярному крейсерскому, а в XX веке — подводному флоту. Увы, но действия казачьих адмиралов и офицеров (потопивших больше вражеских кораблей, чем имели в своем подчинении сами) не нашли положительного освещения в истории отечественного военно-морского искусства.

Нет сомнений, что Адмиралтейство Российской империи, отказавшись в XIX веке от иррегулярных морских сил береговой охраны и обороны в Черном и Азовском морях, совершило стратегический просчет. Закрытость и сравнительная мелководность их акваторий существенно снижали возможность использования крупных эскадр глубокосидящих кораблей. Кроме того, содержание регулярного ЧФ, в сравнении с казачьим, обходилось стране большими тратами из бюджета. И главное, после 1853 года, вплоть до 1916-го — русский Черноморский флот никогда не добивался господства на море, не говоря уже об успешных попытках прорыва в Средиземноморье. Казаки — запорожские и донские, в XVI–XVII и в начале XVIII века считали это трудным, но часто выполнимым делом.

Морское казачество, назовем его так, представляло собой уникальный и многовариантный вид ВМС, включавших в себя: морскую пехоту — способную к осуществлению морских десантов в глубоком тылу противника, флотилию для крейсерства на морских коммуникациях врага, морского дозора, охраны собственного водного района, береговой артиллерии и сил по уничтожению чужих морских десантов. Способности ко всем этим видам военно-морской службы морские казаки не раз доказывали на протяжении XVII–XVIII веков.

Азовское Войско было последним в истории России военно-морским формированием казачества. «Лебединой песней» его как морского сословия.

И еще один штрих, выявленный в процессе изучения истории Черноморского и Азовского казачьих Войск. Подмечено, что и сейчас между казаками Донского и Кубанского Войск существует плохо скрытая враждебность. Хотя в период, предшествующий образованию Российской империи, донцы и запорожцы (предки кубанцев) были братьями по оружию в южных морях. Российские императрицы и императоры, предоставив переселенным запорожцам земли на Тамани и вдоль берегов Азовского моря, фактически отняли их у донцов, чей «морской дух» выбил раз и навсегда еще Петр I.

Запорожцы-кубанцы, дольше сохранившие свою «мореходность», считали донцов покорными холопами Московии (забыв 20 тысяч казненных казаков-«булавинцев»), которым не хватило мужества покинуть родимый край ради спасения казачьей воли (что они сами сделали в XVIII веке).

Донские казаки не простили запорожцам их службы турецкому султану — общему ранее врагу и использования их бывших берегов (стоит только вспомнить, что Войсковое правление Азовского Войска находилось в старой прибрежной крепости донских казаков). Это противостояние, въевшееся в кровь на уровне генетической памяти, не изжило себя и до начала XXI века.

Морское сословие — это объединение людей, использующих морские ширь и глубину для самых обыденных, житейских целей. Море для них в самую последнюю очередь место подвига в морских сражениях.

Это глава о тех казаках, которые не брали на абордаж турецкие корабли и черкесские галеры, кто не носил погоны и кортик офицера или адмирала регулярного русского флота. Но если говорить о казаках как о морском сословии, то невозможно не упомянуть о станичниках: морских путешественниках, капитанах торгового и промыслового флотов дореволюционной России, об океанологах и деятелях искусств и наук, посвятивших себя морю. Можно сказать, что герои этой главы и являются самыми важными свидетелями в подтверждение того, что казаки — это именно морское сословие. Люди, для которых плавание по морским волнам так же обыденно, как для мужика-хлебороба поездка на телеге.