Обо всем этом доносили царю, и он решил сделать в Сибири ревизию, а поручил ее Сперанскому, облеченному для этого полномочиями генерал-губернатора. Два года пробыл в Сибири этот выдающийся деятель. Как отмечается в Энциклопедическом словаре Брокгауза и Ефрона, «некоторые историки говорят, что только с назначением Сперанского начинается сибирская история».
Он разработал «Учреждения для управления Сибирских губерний», которые после него фактически не менялись. Некоторых губернаторов и еще 48 чиновников он предал суду, 681 были замечены в злоупотреблениях и многие из них заменены. По предложению Сперанского была проведена административная реформа Сибири: учреждены два генерал-губернаторства (западное и восточное), образован ряд новых губерний, областей, управлений. Было упорядочено взимание податей; введено «Положение о разборе исков», которым защищались от произвола низшие сословия и инородцы; принят «Устав о сибирских городовых казаках», которым определялось комплектование казачьих полков и регламентировалось обеспечение их землей.
Сперанский не был кабинетным работником. Много ездил, во все вникал сам, был доступным для просителей и заявителей. «Труды Сперанского для Сибири отмечаются деловитостью и большим политическим умом. Недаром Аракчеев говорил, что если бы у него была одна треть ума Сперанского, он был бы великим человеком».
Царская опала, ссылка, руководство Пензенской губернией и Сибирью оказали глубочайшее влияние на мировоззрение и реформаторские представления и позиции Сперанского.
Иллюстрацией произошедших метаморфоз может служить его письмо из Сибири князю Кочубею: «Все чувствуют трудности управления, как в средоточии, так и в краях его. К сему присовокупляется недостаток людей. Тут корень зла; о сем прежде всего должно бы было помыслить тем юным законодателям, которые, мечтая о конституциях, думают, что это новоизобретенная какая-то машина, которая может идти сама собою везде, где ее пустят».
Это слова уже не реформатора-романтика, начитавшегося Вольтера и Монтескье и которому все нипочем, а умозаключения зрелого мужа, хватившего жизненного лиха и предупреждающего «юных законодателей» о необходимости осмотрительности.
Казалось бы, Сперанский должен был ожесточиться на аристократию, отвергнувшую его реформаторские устремления, добившуюся отстранения от управления государством. Следовало ожидать в его взглядах на будущее устройство России ограничения роли носителей наследственных привилегий в пользу низших сословий, шагов в сторону демократизации общественной жизни. А случилось все наоборот. Он стал пропагандистом особой роли аристократии в Российском государстве, видел в ней охранителя законов, гаранта стабильности. Примером трансформации его взглядов может служить отношение к наследственным правам и привилегиям. В 1809 г. он о законе Петра I о первородстве писал: «По разуму того времени не было еще точного понятия о политической свободе. Сие доказывается учреждением Петра Великого (1714) о праве первородства. Сие установление совершенно феодальное, могло бы уклонить Россию на несколько веков от настоящего пути».
После ссылки Сперанский смотрит на это уже по-другому и считает, что охранителем законов должна быть аристократия по образу и подобию английской с ее наследственным правом (правом первородства). Историк Корнилов так оценивал изменения, произошедшие в Сперанском: «Он совершенно перестал быть идеологом политического либерализма и прочно вступил на путь политического практицизма и оппортунизма, посвятив все свое трудолюбие на второстепенные технические усовершенствования существующего государственного строя вместо радикального его изменения».
Карамзин, выступавший яростным оппонентом Сперанского в связи с конституционными намерениями последнего, в начале 1820-х годов — уже его единомышленник. Эти два человека готовили манифест по поводу вступления на престол Николая I. Но царю не понравился текст, подготовленный Карамзиным, и он отдал его на доработку Сперанскому. Сделанное им подписал с минимальными поправками.
Николай принял активное участие в судьбе Сперанского. В том числе отвел от него обвинения в причастности к восстанию декабристов. Дело в том, что в документах Северного тайного общества был найден проект состава временного правительства на случай свержения царя. Возглавить правительство должны были Сперанский, генерал Ермолов и адмирал Мордвинов. Но поскольку сами «кандидаты» об этом ничего не знали, царь их не преследовал.
Простил император Николай Сперанскому и его ранний радикализм. В письме к генералу Дибичу царь писал, что Сперанский «принес покаяние» ему за прошлое.
Сколь удивительными бывают повороты исторических событий, человеческих судеб. Сперанский на раннем этапе реформаторской деятельности своими идеями подтолкнул власти к признанию необходимости коренных либеральных преобразований в российском обществе. Гонимый аристократией, он был популярным среди революционно настроенной части общества. Не случайно декабристы видели его среди членов будущего республиканского временного правительства. И вот произошло выступление тайного общества. А Сперанский, теперь уже член Государственного совета, приближенный к императору человек, в числе активных судей декабристов.
Для расследования дела декабристов Николаем был учрежден верховный уголовный суд из членов Государственного совета, министров, сенаторов, других сановников. По словам Бенкендорфа, «никогда в России не бывало судилища, внушавшего большее к себе уважение и вместе пользовавшегося большею независимостью». Сперанский был включен не только в состав этого суда, но и в комиссию, которая распределяла по разрядам всех обвиняемых, исходя из степени их участия в декабрьском выступлении. Шильдер писал: «Положение его было тем ужаснее, что некоторые из подсудимых были лично ему знакомы и посещали его дом. Дочь Сперанского отмечала в своих записках, что в это мучительное время она нередко видела отца в терзаниях и со слезами на глазах, и что он даже покушался совсем оставить службу».
Но мало этого, троим членам суда (Сперанскому — от Государственного совета, сенатору Козодоеву и генерал-адъютанту Бороздину) было поручено составить итоговый доклад императору с предложениями по приговору обвиняемым. Что и было сделано. Суд приговорил пятерых к смертной казни четвертованием, 31 человека — к отсечению головы, остальных к другим мерам наказания — каторге, отдаче в солдаты, ссылке на поселение. Царь смягчил этот приговор, согласившись с казнью только пятерых главных обвиняемых.
Поведение Сперанского при разборе дела декабристов и их осуждении рассеяло какие-либо подозрения по поводу нелояльности его к царской власти вообще и в том числе — к императору Николаю I. После смерти Сперанского (1839 г.) царь сказал: «Михаила Михайловича не все понимали, и не все довольно умели ценить; сперва и я сам, может быть, больше всех был виноват против него в этом отношении. Мне столько было наговорено о его либеральных идеях; клевета коснулась его даже и по случаю 14-го декабря, но все эти обвинения рассыпались, как пыль».
Каждый новый правитель России, становясь таковым, начинал с ревизии того, что делал предшественник, с намерением осуществить реформы во благо страны, своих подданных. Не был исключением и Николай I. Хотя, в отличие от Александра, имевшего при восшествии на престол либерально-конституционные намерения, у Николая не было четких представлений — что и как нужно менять.
В конце 1826 г. он создает тайный комитет, перед которым ставит задачу тщательно разобрать бумаги Александра, содержащие мысли и подсказки о направлениях преобразований; изучить все сделанное и недоделанное при предшественнике, выявить современные потребности в улучшении государственного устройства и разработать основные направления реформирования. Возглавить комитет было поручено Кочубею, членом его являлись именитые сановники — Сперанский, князь Голицын и генералы Толстой, Дибич, Васильчиков. Работа комитета, постепенно теряя интенсивность, к 1832 г. заглохла совсем, что можно объяснить, с одной стороны, исчерпанием реформаторского настроя у императора, с другой — отсутствием его у членов комитета, поскольку он состоял, по словам Корнилова, из «людей старого поколения, искусившихся и разочаровавшихся в жизни».
