– Ревнуешь… Суоко, вы ведь не очень хорошо расстались в последний раз, да? Рис… Семен не очень охотно рассказывал о молодости.

– Ну, если не считать, что "последний раз" случился лет восемьсот назад по моему субъективному времени, можно считать и так. Я не могла оправиться от бесцеремонности Джао, выдернувшего Хранителей с Малии, а Семен считал, что все правильно. Пока Игра не стала массовой, мы обитали в специально созданных виртуальностях, изнывая от безделья и бессмысленности существования, даже уходили в темный сон. Общение друг с другом оставалось единственной отдушиной. Вот мы и ругались по малейшему поводу – из-за наиболее оптимального общественного строя, экономики, методов управления людьми… в общем, из-за разнообразных и по большей части дурных теорий. Нет, нельзя сказать, что мы возненавидели друг друга, но Семен придерживался взглядов, близких к радикальному анархизму, а я не собиралась отказываться от социализма. Сама понимаешь, здесь сложно найти общие точки.

– Ох, да. Он и из Сураграша сбежал при первой же возможности. Я вам революцию устроил, тебя, Каричка, на трон посадил, вот и барахтайся, как можешь, а я терпеть не могу руководить… Может, поспособствовать вашему… ну, примирению, что ли? Я же вижу, вы на жизнь по-разному смотрите, но цели преследуете одни.

– Ох, да что ты! – засмеялась атара. – Мы же никогда не ссорились всерьез. Когда вы меня вытащили, мы с Семеном несколькими письмам обменялись. Все в норме. Мы повзрослели, остепенились, успокоились, да и опыта в общении набрались. Если соизволит явиться в гости, с удовольствием вспомню с ним на пару молодость на Малии.

– Малия… – Карина задумчиво потерла подбородок. Юно вспомнил, что атара упоминала о родном мире, но лишь мельком, никогда не вдаваясь в подробности. Вероятно, Карина знает куда больше. Непонятно, правда, зачем обсуждать тему при посторонних. Или до него хотят донести что-то важное? – Суоко, можно вопрос? Насчет Ставрии?

– Конечно.

– В исходном проекте площадки социализм не предусматривался. Восточно-славянский контекст, да, но поздний. Почему ты решила преобразовать страну? Да еще по модели из другого контекста?

– Почему именно социализм? Или почему социализм конкретно китайского типа? Ну, в общем, второе очень просто: когда в одной стране сочетаются социалистические и рыночные отношения, чиновники неизбежно в них втягиваются. Коррупция, непотизм, покровительство разного рода – великолепный можно собирать компромат, особенно когда за экономические преступления применяется смертная казнь. В классической модели для скрытного управления людьми приходится прикладывать куда больше сил. Помимо адюльтера и средств-то для давления почти нет. Ну, а почему социализм…

Атара пожала плечами.

– Вопрос в смысле существования. Позволь людям жить тихо, сытно и в довольстве, и они превратятся в дремлющих свиней. Если нет явного и недвусмысленного стимула для развития, человек быстро деградирует. А общество должно развиваться. Путь к звездам, к бессмертию, к величию во вселенских масштабах, нужное подчеркнуть… Но один человек и даже один Демиург не в состоянии подгонять каждого палкой. Рыночные модели общества позволяют постепенно повышать общий уровень жизни и наращивать уровень богатства, но по достижении определенного порога резко теряют эффективность. Люди начинают жить достаточно хорошо уже сейчас и утрачивают мотивацию к развитию в будущем. В противоположность им, жесткие авторитарные режимы наподобие социалистических позволяют аккумулировать ресурсы для решения конкретной задачи – быстрого развития отрасли промышленности или науки, военного захвата ресурсов и так далее. Рыночные модели здесь куда менее эффективны. Но и авторитаризм несет в себе собственную гибель: правящая верхушка разлагается и деградирует, а простые люди превращены в стадо и изначально не имеют стимулов к личному развитию. Для быстрого развития необходимо чередовать общественные строи, но их смена сопряжена с опасностью революций, гражданских войн и скатывания назад, к самому началу пути, не говоря уже про многочисленные жертвы. Юно!

– Да, атара?

– Каков выход? Вспоминай, чему я тебя учила.

Юно задумался. Чего угодно он ожидал от сегодняшнего визита, но только не семинара по социологии.

– Два разных государства с разными строями? – наконец полуутвердительно спросил он.

– Точно. Социалистическая псевдодемократия позволяет быстро развивать отдельные отрасли науки и техники в военных целях, а рыночная демократия адаптирует результаты к мирному применению. Кроме того, каждый видит в соседе соперника, угрожающего своему образу жизни, а потому деструктивные эмоции людей направлены не на свое государство, а вовне, что улучшает стабильность всех систем. Наконец, всегда найдутся люди, ненавидящие свой строй и обожающие соседний – они препятствуют застою и деградации у себя дома. Два строя – два полюса одной батареи, создающей необходимое напряжение для двигателя прогресса.

– Но всегда остается риск войн по идеологическим и экономическим мотивам, – заметила Карина. – А их последствия могут оказаться катастрофическими, вплоть до провоцирования внутренних революций.

– Ну, мы же на игровой площадке, – Нихокара-атара развела руками. – Во-первых, континенты разделены обширными океанами, а социологические точки принуждения поддерживают более-менее гомогенное состояние общества на каждом материке. В конечном итоге формируются континентальные государства и государственные блоки, обычная война внутри которых практически невозможна. Кроме того, планета бедна металлами, ураном и плутонием в частности, атомное оружие в больших количествах создать проблематично, так что риск глобального армагеддона отсутствует. Палла изначально сконструирована так, что соперничество великих держав сосредоточено на Фисте с ее залежами полезных ископаемых и аморфным обществом, самые скверные последствия – небольшие конфликты с сотнями, максимум с тысячами жертв. Никакого сравнения с мировыми войнами из истории старой Земли.

– А во-вторых?

– А во-вторых – ручной режим управления. Чонда, местный Игрок-Стратег, благосклонно принял мои идеи, и мы душевно договорились о разделе сфер влияния. У меня вообще сложилось впечатление, что он не очень-то стремился к победе и остался весьма недоволен, когда Игра завершилась по формальному признаку – достигнутому порогу населения Кайтара. Чонда занимался своим материком, я своим, и никаких трений.

– Да, не то что на нашей Текире, – улыбнулась Карина. – Семен до сих пор Камилла на дух не переносит, они чуть ли не всерьез воевали. Под конец Семен даже возглавил партию Тактика, в смысле, замаскированного Джао, которая Камилла и снесла.

– Нет, у нас все сложилось мирно. Кстати, куда делся Чонда? Я ожидала, что он явится одним из первых.

– К сожалению, ушел в длительный рекреационный сон, – вздохнула ректор. – Старшие не посчитали ситуацию достаточно критичной для экстренного пробуждения. Жаль, его опыт в Кайтаре нам бы очень пригодился. Однако, Суоко, ты ведь что-то хотела сообщить господину Юнару, и непременно в моем присутствии…

– Извини, – атара вдруг закаменела. – Карина, я понимаю, что у тебя и без того времени в обрез, но…

Нихокара-атара резко выдохнула – жест, бессмысленный для паладарского дрона, но выдающий эмоциональное состояние.

– Столько времени набиралась духу, а сейчас вот не могу себя заставить. Но ты права, хватит оттягивать. Юно, я… я должна рассказать о вещах, за которые ты захочешь меня убить.

Атара стиснула перед собой руки.

– Последние восемь лет я видела в тебе приемного сына. Настоящего я не могла родить в искусственном теле, и когда увидела подростка, раздавленного и готового умереть, я… В общем, хочу сразу извиниться, пока ты со мной еще общаешься.

Юно рывком поднялся.

– Атара! – резко сказал он, вытягиваясь в струнку. – В мире не существует вещей, из-за которых я вас возненавижу.

– Думаешь? – горько спросила Нихокара-атара. – Даже тот факт, что именно я передала Левому Министру Хёнкона два атомных устройства незадолго до Удара?