Соне вновь снился тот же самый сон: большая птица несет ее над пробегающими внизу перелесками и нитями рек к далеким скалам на горизонте, скалам. Состояние парения было удивительно приятным и успокаивающим, но вдруг девушка почувствовала, что когти птицы разжались, и она, кружась в воздухе, падает стремительно вниз, и земля приближается к ней со страшной скоростью. Перелески уже не кажутся шелковистыми стеблями на зеленой поверхности, и вершины деревьев угрожающе протянулись к ней и торчат, словно копья, готовые проткнуть ее тело, вдруг ставшее таким тяжелым. Еще один миг, и она неминуемо разобьется о твердую почву, расплющится, как улитка, брошенная на камень. Соня закричала в ужасе, но вдруг почувствовала, как снизу потянуло ветром, который становился все сильнее и сильнее, и вот уже струи воздуха стали такими плотными и густыми, что держат ее в своих объятиях и мягко опускают на поляну рядом с большим гранитным монолитом, изборожденным глубокими трещинами, в которых на зеленой подушке лишайников покачиваются на тонких стеблях головки мелких цветов с черно-желтыми лепестками. Их так много, что они расцвечивают серовато-красную поверхность, словно нарисованные полосы, и в сочетании этих полос она вдруг начинает различать голову большой кошки с изумрудно-зелеными глазами и торчащими вверх небольшими ушами. Рысь! Ее черты все явственней и резче проступают сквозь поверхность камня, и Соня не может оторвать взгляд от немигающих глаз! Откуда-то вновь возникает голос, но не такой безжизненный и размеренный, как в Хрустальной Башне, а горячий, сбивчивый и как будто взволнованный:

— Ищи, ты обязательно найдешь это. У Брогана! Запомни — Броган!

Морда рыси как будто подернулась рябью, раздулись мохнатые щеки, и кошачье шипение заглушило таинственный голос…

Соня проснулась от легкого шороха и сразу же почувствовала, что в комнате находится кто-то чужой. Она на мгновение затаила дыхание, окончательно просыпаясь, и успела мгновенно перевернуться, прежде чем человек, не видимый в темноте, бросился на нее. Тяжелое тело упало совсем рядом, и девушка даже почувствовала над своим плечом чье-то дыхание, но она уже успела схватить лежащие рядом с постелью ножны и плашмя ударила по тому месту, где только что была ее собственная голова. Раздался тихий вскрик, и все смолкло. Соня, вскочив, подбежала к стене и рукой нащупала нишу, где была лампа. Она высекла огонь, и неровный свет разгорающегося фитиля осветил ее постель и лежащую на ней ничком женщину с неловко вывернутой рукой, которая все еще продолжала сжимать длинный кофский кинжал.

— Боги! — вскрикнула Соня, ей показалось, что она узнала жену Астамира Эльбену.— Только этого мне и не хватало!

Она наклонилась над женщиной и перевернула ее на спину. Точно! Жена Астамира… Эльбена издала тихий стон, и голова ее бессильно опрокинулась в сторону.

— Неужели убила? — Соня, наклонившись над женщиной, разорвала на ней тунику и приникла ухом к груди. Ее опасения оказались излишними: сердце женщины билось.

Девушка облегченно вздохнула, осторожно расцепив пальцы Эльбены, она вынула из них кинжал и отбросила его подальше в сторону, после чего взяла чашу с водой и брызнула женщине в лицо. Та снова застонала и пошевелила рукой. Соня подобрала с пола лежащий там плащ и закуталась в него. Присев на ложе, она ждала, когда жена Астамира очнется. Прошло некоторое время, и Соня, потеряв терпение, плеснула еще раз в ее лицо водой. Эльбена хлопнула веками и внезапно села, глядя на девушку ничего не понимающими глазами. Она тоже была очень молодой, чуть постарше самой Сони, и ее тело тоже было красивым и стройным, правда чуть более полным, зато в ней не было той силы, которая чувствовалась в сидевшей напротив рыжеволосой девушке.

— Очухалась? — сурово спросила ее Соня.— Знаешь, что я могла бы сейчас с тобой сделать, и, между прочим, была бы абсолютно права!

Эльбена наконец окончательно пришла в себя, и пунцовая краска стыда залила ее лицо. Она покраснела так, что даже в слабом свете лампы было видно, как пылают ее щеки и даже шея и плечи. Посмотрев на себя, Эльбена сообразила, что разорванная туника совсем не прикрывает ее тела, и зарделась еще пуще, будто бы сидела голой не перед девушкой, а по крайней мере посреди толпы на главной площади селения. Видимо, мысль, что ее соперница видит ее такой, заставила Эльбену вновь почувствовать жгучий стыд, смешаный с яростной досадой на себя, на Астамира и вообще на весь мир.

— Жаль, что мне не удалось убить тебя… Ненавижу! — бросила она Соне, сжимая кулаки.

— За что же это? — усмехнулась Соня.— В чем я перед тобой провинилась?

Она поправила свой пятнистый плащ, так напоминавший рысью шкуру.

— А в том,— горячо продолжала Эльбена,— что Астамир просто бредит тобой…

— Мной? — перебила ее Соня.— Ты так в этом уверена?

— Его мысли постоянно заняты какой-то рысью, которая должна прийти за ним, иногда даже во сне он говорит о ней…

— О рыси? — переспросила девушка.— Но я-то — вовсе не рысь. Меня зовут Соня, и я приехала сюда из Турана. При чем тут какая-то рысь?

— А твой плащ? — протянула руку женщина.

— Этот? Хочешь, я тебе его подарю, и тогда ты сама будешь этой рысью. Тоже мне вопрос! И если кто-то имеет глупость бредить разными там рысями, это вовсе не доказательство, что он должен вызывать у меня хоть какой-то интерес!

— В самом деле? — На глаза Эльбены помимо ее воли навернулись слезы.— Я просто обезумела… Ты простишь меня, Соня?

— Только ради Астамира,— жестко ответила девушка, небрежным движением скидывая плащ.— А это можешь взять, тряпка теперь твоя!

Теперь она тоже сидела перед женщиной совершенно обнаженной, но, в отличие от нее, не чувствовала хотя бы малейшей неловкости.

— Ах, вот как?! — брови Эльбены снова сошлись в одну линию.— Значит, ради него? — Было видно, что в женщине вновь начинает закипать злость.

— Ты не так меня поняла…— махнула рукой Соня.— Он мне совсем не нужен, как, впрочем, и любой другой.

— Не нужен? — усмехнулась теперь Эльбена.— Тогда Астамир прав…— начала было она, но осеклась, понимая, что, пожалуй, сейчас была готова сказать лишнее.

— В чем это он прав? — насторожилась девушка,— Говори! — потребовала она, видя нерешительность своей собеседницы.

— Он сказал…

— Ну же!

— Он сказал, что тебя больше интересуют…— Жена Астамира никак не решалась продолжать.

— Говори! — Соня поднялась и, сделав два шага к Эльбене, отвесила ей оплеуху, не сильную, но вполне чувствительную.— Пожалуй, я сейчас вспомню, как ты хотела со мной поступить…

— Он сказал, что тебя интересуют женщины! — почти крикнула Эльбена, испуганная резкими действиями этой стремительной, как змея, девушки.

— Астамир так сказал? — Соня едва не расхохоталась.— Меня не интересует никто — ни женщины, ни мужчины. В этом только грязь и похоть. Какое удовольствие уподобляться зверям…— добавила она.

— Ты не права,— настороженно ожидая очередного шквала чувств своей собеседницы, проговорила Эльбена.— Это оттого, что ты, наверное, никогда не была с мужчиной… Я угадала?

— Да,— подтвердила девушка,— не была и не буду. Мне это совершенно не нужно. Насмотрелась я в своей жизни на этих самцов… Всем им нужно одно и то же. Как свиньи…

— Бывает и так,— снисходительно согласилась с ней Эльбена, вдруг почувствовавшая определенное превосходство перед Соней.— Но, знаешь ли, часто бывает и совсем по-другому, и ты многое теряешь, если незнакома с этим. Тебе сколько лет?

— Семнадцать,— резко ответила Соня.— Будет…— поправилась она и спросила в свою очередь: — Не понимаю, какая разница?

— А мне двадцать,— усмехнулась женщина.— Когда тебе будет столько, сколько мне, ты, если повезет, конечно, узнаешь эту разницу…

Астамир, проснувшись и не обнаружив рядом с собой жены, вышел во двор и, не найдя ее там, предпринял дальнейшие поиски. Услышав женские голоса в комнате гостей, он растворил дверь и остолбенел: две женщины мирно беседовали между собой, сидя на меховом ложе, причем на плечи Эльбены был накинут Сонин роскошный плащ, и она что-то втолковывала внимательно слушавшей ее совершенно обнаженной девушке. Заметив Астамира, Эльбена улыбнулась и тоже сбросила одежду.