— Ты на правильном пути,— ответил Гуинхей,— и я помогу тебе в этом. Только тот из нас сможет обрести покой души, кто следует вечным истинам и тому ходу событий, которое определяет Мать-Земля. Здесь ты не только становишься умелым и ловким воином, но и обретаешь силу души, очищаешься от скверны и грязи того мира, который окружал тебя раньше. Я еще застал алтари и золоченые купола храмов, где служители лживых богов собирали громадное количество обманутых и слабых духом людей. Вся скверна шла из Аквилонии…— Старик задумался, прикрыв глаза. Затем пристально посмотрел на Соню и продолжал: — Они погрязли в развлечениях и роскоши, поработили почти весь мир для удовлетворения своих скотских желаний, их образ жизни нездоров, и поэтому впереди у них — страшный конец. Бессмертие им не грозит…— усмехнулся Гуинхей.

— Бессмертие? — переспросила Соня.— Разве такое возможно для людей?

— Надо следовать естественному ходу событий, слиться с природой, раствориться в каждой травинке и капле дождя — и тогда Мать-Земля примет твой бессмертный дух…

— Что нужно сделать для этого? — спросила девушка, ощущая какой-то внутренний озноб. Ей казалось, что кто-то непонятный проник в ее тело, голову и вместе с ней внимает словам старца.

— Надо закалять свое тело и дух, гнать от себя непотребные помыслы и желания, нести людям истинную веру, быть ближе к растениям и животным. Вот этот напиток,— Гуинхей указал на стоящую перед ними чашу,— настоян на двадцати травах, которые для меня собирали в степи и горах, в лесу и даже здесь, в зарослях неподалеку от нашего монастыря,— Он сделал плавный жест рукой.— Ты чувствуешь прилив сил, когда пьешь его?

— Да,— кивнула Соня.

— Это не просто настой,— Гуинхей медленно отпил глоток из пиалы,— с ним в тебя вселяются силы тех, кто касался этих стеблей и дал им свое дыхание. Ты можешь обрести частицу их качеств: зоркость и быстроту Рыси, мощь Львицы, спокойствие Буревестника, хитрость Кобры, выносливость Кобылицы и многое-многое из того, чем обладают боги, помощники Матери-Земли, и что передается только достойным ее последователям.

— Ты хочешь сказать?..— Девушка запнулась, не в силах осознать полностью слова старика.

— Да,— кивнул тот головой,— если ты будешь следовать заповедям истинной веры, то боги наградят тебя, и твой путь не прекратится вечно…

От таких слов у Сони перехватывало дыхание, и, ложась ночью в постель, она теперь часто, невзирая на усталость, не сразу погружалась в сон: мысль о вечной жизни кружила голову девушке и захватывала ее так, что становилось жутко и страшно, и дыхание перехватывало, как при погружении в ледяную воду. Она вспоминала картинки из старинной книги, которую видела у своей сестры Варны, и девушке казалось, что боги-звери обступают ее и молчаливо смотрят на нее проницательными и неподвижными глазами.

После таких бесед с Гуинхеем она с удвоенным рвением выполняла задания учителя и больше ничего в этом мире не было ей более желанно, как поскорее научиться всему, что передавал своим воспитанникам старик. Она с усмешкой вспоминала те времена, когда гордилась своей красотой и с улыбкой превосходства принимала комплименты мужчин и замечала их восхищенные взгляды. Пустое! Она не для этого появилась на свет, чтобы позволять низменным страстям повелевать ею. Все это суета! Соня теперь совсем по-другому смотрела на мир, все прежнее слетело с нее, словно шелуха, и единственное, на что стоит тратить усилия,— это служение истинному и справедливому делу. Девушка заметила, что остальные ученики Гуинхея тоже изменились, и если в первые дни она еще ловила временами направленные на нее восхищенные взгляды, то теперь ее сотоварищи даже не поворачивали головы, когда она, сбросив с себя одежду, спускалась по каменным ступеням в пруд купаться. Гуинхей был прав — у всех не осталось ничего, кроме номеров, которыми они называли друг друга: первый, седьмой, девятый…

Она поделилась этими своими наблюдениями с Гуинхеем, и старик, подумав, ответил:

— Я знаю о твоем отношении к мужчинам. Ты совершенно лишена присущего большинству женщин желания нравиться и потакать мужским похотям. Но…— Он сделал паузу, обдумывая слова, и продолжил: — Без сомнения, настанет время, когда тебе самой захочется быть рядом с мужчиной. Не противься этому, может быть, он тоже будет выбран высшими силами и ты предназначена для него…

— Но как я узнаю? — удивилась Соня.

— Боги подскажут тебе…— усмехнулся Гуинхей.

Так продолжалось длительное время, Соня уже потеряла счет дням, проведенным в монастыре. Она многому научилась от Гуинхея и, наверняка, могла бы так же, как он, неуловимым движением меча только слегка разрезать кожу на теле противника, не причинив тому сильного вреда,— это считалось проявлением высшего класса мастерства.

— Молодец! Я не ошибся в тебе,— все чаще слышала девушка слова одобрения скупого на похвалы наставника.— Скоро ты уже будешь готова к тому, чтобы следовать своему предназначению…

Многие из тех, с кем девушка начинала обучение, уже покинули монастырь. Соня как-то спросила Гуинхея, почему он не отпускает ее, но старик, усмехнувшись, ответил:

— Кроме желания служить истинной вере надо иметь еще способности к этому. Те люди, которых я отпустил, достигли вершины своих возможностей. Ты же можешь больше. Потерпи.

Однако все произошло совсем не так, как рассудил Гуинхей и как думала Соня. Однажды утром она вышла на площадку, готовая к упражнениям под руководством учителя, но вместо него ее встретил номер седьмой, который был правой рукой учителя и следил за распорядком дня в монастыре.

— Пойдем со мной! — хмуро кивнул он девушке вместо приветствия и, повернувшись, зашагал к дому Гуинхея.

Они вошли в полутемное помещение, где на невысоком ложе в углу Соня увидела своего наставника. Старик дышал с трудом, его глаза глядели печально и строго.

— Вот что, Соня — Девушка вздрогнула от неожиданности, потому что он впервые за время ее пребывания здесь обратился к ней по имени.— Похоже, я не доживу до своего трехсотлетия… если ты не сумеешь помочь мне.

Трехсотлетия?! Соня непроизвольно вздрогнула. Сколько же тогда лет Текмессе, если Гуинхей — ее племянник? Значит, эти люди на пути к Бессмертию?

— Я готова, учитель,— склонила она голову.— Скажи, что я должна сделать?

— Я могу надеяться только на тебя,— тихо проговорил Гуинхей.— Есть одно снадобье, которое может вылечить меня. Но находится оно очень далеко отсюда, в Боссонии.

— У аквилонцев? — подняла брови девушка.

— Почти,— выдохнул старик.— Ты поедешь к Текмессе, а она уж переправит тебя туда, куда надо. Там ты найдешь человека по имени Кантенфлас. Он будет знать о тебе и поможет найти лекарство. Торопись. Если ты не вернешься через три луны, я умру.

— Разве человек может знать день своей смерти? — не удержалась от вопроса Соня.— Ты же сам учил…

— Простой, конечно, не может,— не стал спорить Гуинхей.— Но мне было послание с Моря Грез. Я надеюсь на тебя…— Он посмотрел на девушку долгим взглядом и ободряюще кивнул: — Ступай…

— Подожди,— на пороге Соня обернулась,— ты не сказал, как это зелье называется.

— Мне неведомо,— ответил старик,— ты должна узнать сама…

Теперь Соня проделала обратный путь из монастыря в Хауран, но попутчиков на этот раз не подвернулось, и девушка путешествовала в одиночестве.

В общем, все прошло благополучно, если не считать одной стычки в маленьком городке, притулившемся у подножия Кезанкийских гор. Соня, как всегда, выбрала самый крупный постоялый двор, сняла себе небольшую комнату на ночлег и спустилась вниз, в харчевню, чтобы поужинать. Она была одета в обычную для степных путников одежду: кожаные штаны и такую же безрукавку, поверх которых наброшен просторный плащ с капюшоном. Это одеяние позволяло ей скрывать, что она девушка, и, кроме того, не так бросался в глаза висящий на левом боку длинный меч, который дал ей Гуинхей. Она обычно занимала место где-нибудь в углу зала и, не вступая ни с кем в разговоры, ужинала и сразу же отправлялась к себе спать, а рано утром покидала постоялый двор.